Макрон беспокойно поерзал, но ничего не сказал.

- Прошу добровольцев. Я знаю, что вы все с нетерпением ждали удовольствий, предлагаемых столицей, и я пойму, если таковые имеются, может быть, даже все вы решите не ехать со мной. Я не буду обижаться на любого, кто решит остаться в Риме. Боги знают, что вам нечего кому-либо доказывать. Вы снискали себе лавры на восточной границе, но я боюсь, что Нерон может быть не в настроении раздавать награды и премиальные выплаты. Вот так обстоят дела, братья...

Катон намеревался сказать больше, играя на необходимости жертвовать во имя Рима, на узах лояльности, которые существовали между ними, и на возможности вести настоящую военную службу, а не действовать как простой реквизит для любого зрелища, которое Нерон решит устроить, чтобы произвести впечатление на своих подданных. Однако теперь, когда он столкнулся с офицерами когорты в лицо, он почувствовал, что было бы унизительно использовать любую подобную риторику в попытке убедить их пойти с ним.

-      Это все, что я хотел сказать, - заключил он. - Мне не нужен ваш ответ сейчас. Подумайте хорошенько и позвольте центуриону... трибуну Макрону узнать о вашем решении до конца дня. Я буду ждать вашего ответа у себя дома на Виминале. Желаю вам доброго дня, офицеры.

Прежде чем он успел двинуться к двери, Макрон рявкнул приказ.

- Командир в помещении!

Сразу же центурионы и опционы встали по стойке смирно лицом к Катону, расправив плечи, расправив грудь и глядя вперед. Он почувствовал, как его горло сжалось, когда он изо всех сил пытался сдержать свою гордость за их солдатские узы и свою благодарность за уважение, оказанное ему его бывшими подчиненными.

- Для меня это было большой честью, братья. Я надеюсь снова увидеть вас всех когда-нибудь. Я выражаю благодарность тем, кто присоединится ко мне на Сардинии. Тем, кто останется в Риме, я желаю удачи на всю оставшуюся карьеру. Прощайте.

Он отсалютовал и прошел между ними к двери. Войдя в коридор, он закрыл дверь за собой и услышал приказ Макрона: - Разойтись!

Он отвернулся и вышел из барака. По мере того как он продолжал движение к главным воротам и проходил через них, он остро осознал, что никогда больше не сможет ступить за стены преторианского лагеря.

Когда Макрон вернулся в дом в тот вечер, Катон и Аполлоний ждали его на кушетках в саду. Макрон расстегнул пряжку своего сагума, когда подошел, и бросил его на запасную кушетку, а затем тяжело сел и вытер лоб. Катон заметил намек на веселое выражение на лице своего друга и ничего не сказал, отказываясь проглотить приманку. Театрально вздохнув, Макрон вскинул калиги и откинулся на большую подушку в конце ложи.

- Так ты меня не спросишь?

- Хорошо, ты выиграл. Кто-нибудь вызвался добровольцем?

- Было бы более уместно спросить, был ли кто не ответил мне, - усмехнулся Макрон. - После того, как ты ушел, в комнате было ощущение, что с тобой заключили дурно пахнущую сделку. Было сказано несколько резких слов о Бурре и императоре.

- Как неосторожно, - сказал Аполлоний. - Такие слова могут укусить в ответ, когда они станут достоянием гласности.

Макрон повернулся к нему с кислым выражением лица. - В то время в комнате были только солдаты, а не грязные информаторы или шпионы.

- Может наступить время, когда один из первых станет одним из вторых... Говорю на собственном опыте.

- Мы и раньше знали предателей, это правда. Но парни-преторианцы – хорошие люди, - возразил Макрон. - Как бы то ни было, они все вызвались добровольцами. И центурионы, и опционы одинаково.

Катон удивленно покачал головой. - Ты верно шутишь...

- Никогда в таком деле. Признайся, парень, ребята будут следовать за тобой почти куда угодно. Твои битвы – это их битвы, как здесь, в Риме, так и там, против варваров или повстанцев.

Перспектива вызвать такую ​​лояльность была непривычно волнующей, но затем внутри Катона раздался внутренний голос, предупреждающий его не доверять этому чувству. Только дурак мог слепо следовать за вождем, как бы ни был он образован. Офицеры отреагировали эмоционально и вскоре передумают.

- Конечно, - продолжил Макрон, - я напомнил им, что только пятеро из них могут уйти. Игнаций – лучший человек, который заменит меня как старшего центуриона когорты. Парням понадобится кто-то, кого они знают и уважают, поэтому я сказал ему, что он останется. То же самое и с Николисом. Он еще не может полностью пользоваться рукой, которая была ранена под Тапсисом. Ему будет лучше выполнять церемониальные обязанности, пока он не выздоровеет полностью. Он был недоволен этим, но он не был бы максимально хорош в погоне за бунтовщиками по холмам и лесам с одной рукой. Из остальных я выбрал тех, кто, по моему мнению, был бы лучшим кандидатом для этой работы. - Он залез под тунику, вынул вощеную табличку и наклонился, чтобы передать ее Катону. - Вот список.

Катон взял табличку и открыл его. «Мы, нижеподписавшиеся, уведомляем о нашем намерении добровольно пойти на службу под началом Квинта Лициния Катона в провинции Сардиния. Мы делаем это свободно и с разрешения сенатора Луция Аннея Сенеки. Центурионы: Плацин, Порцин, Метелл. Опционы: Пелий, Корнелий.

Он знал их всех – хороших солдат и лучших товарищей, каких он мог только надеяться взять с собой на Сардинию. Он почувствовал, как у него сжалось горло от сильного волнения, когда он закрыл вощеную табличку и отложил ее. - Я не знаю, что и сказать, мой друг.

- Тогда позволь мне помочь тебе. Скажи, Макрон, хочешь ли ты хорошего кувшина винца?

Они одновременно разошлись смехом, даже Аполлоний присоединился к ним, прежде чем кивнул и поднялся, чтобы зашагать к кухне.

Катон на мгновение задумался и прищелкнул языком. - Бурр не обрадуется тому, что его лишили некоторых из лучших офицеров когорты.

- Это проблема Сенеки. Он согласился, что ты можешь взять пятерых парней. Если он не указал звание, то это его вина.

- Может быть, но я думаю, что лучше не говорить обоим до последнего момента.

- Ты прав. - Макрон вдруг засмеялся и хлопнул себя по бедру. - Клянусь богами, надеюсь, я увижу их лица, когда они узнают!

*************

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Через пять дней был назначен новый командир Второй когорты, сын ростовщика, который, как оказалось, держал руку на долгах префекта Бурра. Молодой офицер только что закончил год службы в качестве младшего трибуна, а затем хотел перейти на должность младшего магистрата или получить место в преторианской гвардии.

- Ну что ж, - вздохнул Катон, когда Макрон сообщил ему новость. - Удача благоволит тем, у кого большое состояние. Так было, есть и так будет всегда. Когда он примет командование?

- Он уже принял его, - ответил Макрон, присев на край фонтана, развязал шнурки на калигах и спустил ноги в воду, шевеля пальцами. - Бурр привел его к присяге сегодня утром. Мое временное звание подошло к концу, и я отказался от своей должности сразу же. Я не собираюсь выполнять приказы какого-то безбородого юнца, который едва отличает задницу от локтя. Я уволился там же и тогда же забрал из штаба свой увольнительный лист, а также все, что мне причиталось по жалованью, и оставил все это позади, ни разу не обернувшись.

В его тоне прозвучало сожаление, и Катон прочистил горло, присев на противоположную сторону фонтана. - Мне жаль, что все так закончилось, мой друг.

- Это должно было закончиться, так или иначе. Меня это больше не беспокоит.

- Если ты так утверждаешь.

Макрон был неподвижен, глядя на своего друга. - Я серьезно. У меня было свое время, оно подошло к концу, и я начинаю новую жизнь с моей женщиной. Я смотрю вперед, а не через плечо с оглядкой назад.

- Это звучит как отличный план. Я верю, что ты будешь его придерживаться.

Макрон огляделся.

- А где Петронелла?

- Она взяла собаку и пошла на Форум, чтобы купить новую одежду для поездки в Британию. Я сказал ей, что она должна подготовиться к холоду и сырости.