Погода вышла на редкость паршивой. Ветер с силой рвал деревья, а всё небо затянуло свинцовыми тучами. Пикник точно будет на славу. Так что я рвал когти, чтобы не попасть под дождь.

— Мария Говорова лежит у вас? — спросил я дрожащим голосом на регистратуре.

— Девушка, которая попала в аварию? Да, она у нас. А что? — спросила с каменным лицом женщина.

— Мне бы попасть к ней.

— Вы кем ей приходитесь?

— Ну, — сказал я и сглотнул слюну, — бывший друг.

— Бывший друг? Тогда нет. Пускаем только родственников.

— Пожалуйста, — взмолился я.

— Не могу. Девушка в тяжёлом состоянии. Если мы будем пускать всех бывших друзей, то что здесь будет?

— А я могу хотя бы узнать, как она?

— Я Вам что, её лечащий врач?

— Да, извините, — сказал я, и опустив голову поковылял на выход.

Сильный ветер разогнал тучи, и из-за облаков показалось солнце. Боже, Господи, если ты есть, сделай так, чтобы у неё всё было хорошо! Чтобы травмы оказались несерьёзными. Она же ехала на японской машине, а они вроде надёжные. Да и пассажирское место вроде безопасное. А если она… Нет! Нет-нет-нет, замолчи! Она не умерла, это точно. И не умрёт! Не она. Она выживет. Обязательно выживет. Ради своей мамы. Ради своего парня, если он сейчас у неё есть. Если она его ещё не предала. Чёрт, мне точно нужно будет вновь наведаться к психологу. Я только забыл её… Стачивая всё это время ногти, у меня образовалась заусеница. С силой оторвав её, из-под ногтя посочилась кровь. Жадно припав губами к ране, я вспомнил наш первый поцелуй с Машей. Казалось, будто у моей крови одинаковый вкус с её губами. Я закрыл глаза и полностью отдался чувству блаженства. Почему? Почему я не могу забыть её? После всего того, что она со мной сделала. После предательства. Почему? Ответ по типу «первой любви» не принимается. Так почему? Может быть за всю жизнь меня так, как Маша любила только мама? Или из-за нашей разницы в возрасте, которая подарила нам ряд незабываемых жизненных ситуаций? Или из-за того, что тот год с Машей был для меня самым счастливым в жизни? А может быть это следствие вышеуказанных причин? Не знаю. Но что я знаю, так это то, что её предательство стало отправной точкой в моём падении. Она убила её… Нет, о чём я думаю?! Никто не виноват. Чёрт, жизнь ведь только наладилась. А я снова как будто откатываюсь назад. Ненавижу. Как же я тебя ненавижу. Ты кормила меня надеждами. Ты с ложечки угощала меня счастьем лишь для того, чтобы я прикрыл глаза и доверился тебе. А потом, когда я оказался в твоей власти, ты угостила меня не счастьем, а ложью и предательством. Не было никакой любви. Во всяком случае с её стороны. Я должен был об этом догадаться сразу, ведь изначально эта игра с доведением до смущения мне показалась странной. «Красные ведут… Синие ведут…» Она играла со мной. А я купился. Я поверил в то, что все эти игры — детские и невинные забавы. Но они готовили почву для будущих коварных планов. Я был нужен ей только для одного: для того, чтобы покрасоваться перед подругами, что она встречается со студентом. Ну и ещё может для того, чтобы переспать со мной. Тоже ведь будет о чём сплетничать. Мда уж, вот оно, стремление к просветлению и мудрости. Казалось бы, я прозрел, стал проще относиться к жизни. Я думал, что я невозмутимый стоик! Но где там. Стоит только столкнуться с по-настоящему большой проблемой как всё, снова возвращается тремор, загоны и состояние на грани нервного срыва. Моя большая проблема — призрак прошлого. Далёкого и больного прошлого.

Ладно, взгляну ещё раз на больницу, да пойду. Я развернулся и обомлел. Под крышей больницы стояла Наталья Игоревна и закряхтела. Не то от сигареты, не то от того, что увидела меня. Её глаза стали сразу размером с блюдце, так что я сразу понял, что она меня узнала.

— В-Ваня? Это ты? — спросила Наталья Игоревна.

— З-здравствуйте, — сказал я. Мы стояли и смотрели друг на друга в течение долгого времени, пока я не разрушил тишину. Нужно было что-то сказать, но я чувствовал, как почва уходит из-под ног, — она…

— Жива. И с ней всё хорошо, — сказала Наталья Игоревна, а я почувствовал невиданное доселе облегчение. Камень упал с плеч? Может быть, но теперь меня не скручивало от внутренней боли в животе. Страх.

— Меня не пустили, так что я вот и стою здесь, — промямлил я.

— Сколько лет уж прошло?

— Почти четыре года, — холодно подытожил я.

— Да, время конечно летит…, — сказала женщина и погрузилась в размышления. — Подожди меня немного, я сейчас вернусь.

— Да не, — моё предложение оказалось неуслышанным, так как мама Маши развернулась и нырнула внутрь больницы. Зачем она пошла? Может мне слинять? Нет, не стоит. Хватит. Хватит убегать от своих страхов. И от своего прошлого. Стоило мне закончить эту заурядную фразу, как Наталья вновь вышла на улицу.

— Всё, готово, — победоносно сказала женщина.

— Что готово?

— Вань, послушай меня внимательно. Пожалуйста.

— Эм, ладно, хорошо.

— Вань, я здесь сижу уже полтора дня и толком не спала. Думаю, по моему внешнему виду заметно. Маша не в коме, она в сознании, просто много спит. Она просыпалась и видела меня. И знаешь, мне бы не хотелось, чтобы она проснулась, и никого не оказалось рядом. Так что я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Есть же врачи, — сказал я шёпотом, процеживая слова через зубы. Я знал к чему она клонит. Знал и то, как мне будет тяжело вновь увидеть её. И увидеть какой?

— Вань, пожалуйста. Посиди с ней. Бабушки и дедушки у неё ведь нет, как нет теперь и отца. Так что из близких людей…

— Из каких людей? Близких?! — грубо и резко оборвал я Наталью на полуслове. — Может, тогда позовёте её парня?

— Его нет, — тихо сказала женщина, — пока нет. Или уже нет.

— А тот, как его, Дима вроде?

— Они плохо расстались.

— А мы как будто хорошо?! — спросил я, изрядно повысив голос.

— Но, тем не менее, ты здесь.

— Да, здесь, — смиренно сказал я.

— Вань, пожалуйста. Я с персоналом только что договорилась обо всём.

— Она не захочет меня видеть.

— Если будет так, то ты уйдёшь, а я извинюсь перед тобой. Звучит глупо, знаю. Но этого не будет, — сказала Наталья и посмотрела на меня вопрошающим, и вместе с тем умоляющим взглядом.

— Хорошо. Я согласен, — сказал я, потупив взгляд.

— Спасибо тебе большое.

— У меня есть вопрос: она знает?

— О чём? — спросила Наталь, сглотнув слюну.

— Об отце.

— А, да, знает, — облегчённо ответила женщина.

Ага, значит она подумала о чём-то другом. О чём могла подумать мама единственной дочери, которая потеряла только что отца и получила серьёзные травмы? О чём Маша не знает?

— Вань, я тогда пойду домой. Ну всё, до скорого, — сказала Наталья и пошла прочь от больницы.

Я её понимаю, тоже бы пошёл куда подальше. Но Наталья Игоревна всегда была добра ко мне. Она не виновата в том, как поступила её дочь. Так что я лишь помогаю Наталье, а не Маше. Я взглянул на выкинутый Натальей чинарик, и зашёл внутрь больницы. Пора встретиться с тем, что мучило меня последние года. Чтобы ни произошло, доку понравится мой рассказ.

— И снова здравствуйте, — обратился в регистратуре, — в какой палате находится Маша Говорова? О моём пропуске должна была договориться женщина одна.

— А, да, она подходила. Что же Вы сразу не сказали, что являетесь братом? Примите мои соболезнования об отце.

— Что? — на мгновение выдал я себя. — А, да, я брат. Да, спасибо за соболезнования. Так где моя сестра?

— В палате 137.

Я поблагодарил женщину и отправился куда-то, где должна была находиться палата 137. Числа проносились с чрезвычайной медлительностью. 131…132…133. Я шёл, а тошнота и чувство страха всё ближе подбирались к моему горлу. Мда, вот же будет конечно забавно, захожу к Маше, и меня тошнит на неё. Да, очень забавно. Обхохочешься. 137 палата. Здесь нужно ждать, чтобы загорелась лампочка над кабинетом, чтобы зайти? Или здесь живая очередь? Кто тогда последний? Мне только ответы забрать, честно. Остряк. А нужно ли стучать? Без понятия. А вдруг она спит и своим стуком я её разбужу? А вдруг она в непристойном виде и без стука нельзя? Ладно, подойду спрошу.