Но и то, что было правдивой частью подобных историй, на деле продержалось лишь до середины Эпохи Эдо, когда в 1680 году к власти пришёл пятый сёгун рода Токугава – 36-летний Цунаёси. Он убрал из своего окружения прежних помощников и советников, пригласил в правительство Бакуфу учёных, а сам отличался образованностью и уважением буддийских ценностей.

Однажды его семью постигла трагедия. В пятилетнем возрасте скончался от болезни любимый сын. Сёгун похоронил его как молодого самурая, а отеческое чувство к сыну словно перешло на окружавших Цунаёси домочадцев и любимого пса. Буквально через месяц после смерти сына он издаёт указы, из-за которых в народе его прозвали «собачьим сёгуном». Всё живое должно жить, и никто не имеет право беспричинно или бессмысленно убивать и истязать домашних животных, кошек, собак, птиц, их детёнышей и щенков, а умерших своей или насильственной смертью нельзя топить в реке, бросать в канаву, относить в лес или в горы – таким стало кредо «собачьего сёгуна» «Ину Сёгун».

Указ предписывал проводить захоронения закапыванием в землю трупов и людей, и животных. Суровыми были наказания для тех, кто осмеливался нарушать указ сёгуна. Сотни человек были подвергнуты содержанию в острогах или приговорены к ссылкам только за то, что выстрелили в птицу или ударили пса, а нескольких живодёров, убивших собак, он приговорил к смертной казни.

Материал указа и список всех приговоров я нашёл в японском интернете и был поражён гуманизмом сёгуна по отношению ко всему живому и его строгостью к лицам, проявившим бессмысленную жестокость. Оправданными были только действия, обусловленные защитой от нападавшего зверя или больного бешенством животного. Указ действовал до самой смерти сёгуна, но был на 80 % отменен сразу после его кончины, так как следующий сёгун увлекался охотой и рыбной ловлей. Но часть ограничений действует и по сей день, и, в частности, тот его пункт, по которому нельзя, не захоронив и не закопав, оставлять в лесах или горах даже мёртвых людей и животных.

Это хайку я переводить не собирался, так как не видел в нём ничего философского или особо поэтически выразительного, но мне очень хотелось понять его суть – в чём смысл доставки в столицу обязательно в живом виде пойманных в заливе Камакура тунцов «хацугацуо» – более мелких, чем тунцы «магуро», которых в большом количестве уже тогда вылавливали сетями из глубин Тихого океана японские рыбаки. Я хотел понять и то, почему в хайку Басё употребил не просто название рыбы «кацуо» – тунцы-полосатики, а «хацугацуо» – первые тунцы. На самом деле смысл заключается в том, что «хацугацуо» – это голодные тунцы, приплывающие в воды тёплых заливов Японии из экваториальных районов Тихого океана ранней весной в поисках мелкой рыбы. Они следуют за тёплым течением Куросио, но как только заплывают выше залива Сагами, сталкиваются с холодными потоками и спешно возвращаются в тёплые воды. Плывущих обратно тунцов называют «модоригацуо», и ловить их намного сложнее, поскольку их не интересует еда и они стремятся как можно быстрее вернуться в тёплые воды Окинавы или южнее, чтобы не погибнуть в холодных тихоокеанских течениях. Именно поэтому период ловли «хацугацуо» довольно короткий, но сама эта рыба в Японии считается самой вкусной благодаря нежному сочному мясу.

Тунцы-полосатики

В годы, предшествовавшие написанию этого хайку, страной правил пятый сёгун рода Токугава – Цунаёси, имевший в народе прозвище «собачий сёгун». Его так прозвали за то, что он ввёл строгие наказания за издевательства над животными, и прежде всего собаками, ограничил охоту на птиц, установил правила и допустимые объёмы вылова крупной рыбы. Сёгун-гуманист был против хищнического отношения к живым существам и заботился о сохранении природной фауны и флоры. Буддист по убеждениям, он приветствовал строительство храмов и внёс большой вклад в культуру Японии того времени. Но как только он скончался, сменивший его шестой сёгун Токугава Иэнобу отменил прежние ограничения на охоту и рыболовство, и это позволило наполнить продовольственные рынки страны самой разнообразной сухопутной и морской живностью.

Тунец кацуо – не такой крупный, как магуро, но обладает более сочным и нежным мясом, поэтому ещё до того, как столица переехала в Эдо, его уже вылавливали в водах Сагами и доставляли в прежнюю столицу по специально проложенной прямой грунтовой дороге от Киото до океана. За сутки по этому тракту проезжали тысячи повозок на конной тяге, нагруженные в основном свежими морепродуктами.

Рыбный рынок Киото, как и прилавки рыбных лавок в Камакуре, ломились от мяса свежих кацуо, из которых в местных ресторанах готовили самые вкусные в Японии сасими – блюдо из нарезанных ломтиками спинок сырой рыбы.

Пятый сёгун Токугава ввёл ограничения на охоту и рыбную ловлю, однако считал, что для жителей новой столицы должны быть доступны дорогие изысканные блюда, в том числе и из тунца кацуо. Именно с этой целью он приказал организовать доставку кацуо живыми из залива Камакура.

Рыботорговцы сначала пытались перевозить тунцов на лодках и шхунах, но в конце концов решили, что по суше их можно доставлять намного быстрее, чем по морю, так как в акватории того района им приходилось преодолевать неудобный и отнимающий много времени плавания мыс, выступающий далеко в море. Да и объёмы поставок гужевым транспортом были в разы больше, чем могли обеспечить рыболовецкие суда, не оборудованные трюмами с водой.

Однако доставленная по суше рыба бы ла уже не такой свежей, как только что выловленная, поэтому, хотя торговля кацуо и шла довольно бойко, она всё же уступала объёмам продаж моллюсков, креветок и множества других морепродуктов, поступавших на рыбный рынок Эдо с судов и лодок, промышлявших в Токийском заливе.

Но для Басё это хайку стало своего рода выражением радостных эмоций. Он очень хотел, чтобы дорогой рыбой, так популярной в Киото и Камакуре, могли питаться и простые жители столичного Эдо. В связи с этим поэту даже приписали авторство очень популярного хайку с упоминанием слова «хацугацуо»:

Стих этот, созвучный с хайку Басё, на самом деле сочинил его ровесник, поэт из Камакуры Ямагути Содо, но об этом часто умалчивают, когда упоминают историю с перемещением в столицу тунцов «хацугацуо».

О попытках привезти на рыбные рынки Эдо ещё живых кацуо и безуспешных опытах разведения этого тунца в водах Токийского залива написано много книг, но уже тогда рыбопромышленники пришли к выводу, что проблему решить невозможно, так как глубина Токийского залива недостаточна для разведения кацуо, а вода не отличалась прозрачностью и чистотой, поэтому на знаменитом Токийском рыбном рынке Цукидзи эти тунцы в достаточном объёме появились значительно позже, когда рыбаки освоили технологию мгновенной вакуумной заморозки свежевыловленной рыбы. Однако если бы Басё дожил до нашего времени и увидел своими глазами, как делается шоковая заморозка этих полосатых красавцев, он наверняка не смог бы положить в рот ломтик сасими прошедшей через ужасные муки, сверкающей серебром рыбины. Вспоминаю, как у меня однажды в японском дорогом ресторане пропал аппетит, когда прямо передо мной на стальной жаровне прыгали в кипящем масле живые тигровые креветки. Их крики-писки до сих пор звучат у меня в ушах, когда я вспоминаю чудовищную картину издевательства над этими морскими существами. Японский шеф-повар объяснил мне, что кровь испытывающей боль живой креветки намного вкуснее, чем заранее умерщвлённой. Думаю, Будда бы с ним не согласился.