Я сам продолжал пытаться вернуться к работе, но чувствовал себя вялым и истощенным. Я сказал психологу из Института Бермана, что буду лучше спать, если перестану чувствовать себя таким униженным. По праву, забота о Лемуре и Баладине должна была решить мои проблемы, но меня все еще мучила бессонница. Может быть, это произошло потому, что мой месяц в Кулисе был неприятным привкусом во рту, или, может быть, это было потому, что я не мог перестать винить себя за то, что остался дома, когда я мог внести залог, как если бы я сознательно ухаживал за тем, что со мной случилось. . Было еще слишком много ночей, которые я боялся заснуть из-за снов, которые лежали на другой стороне.
В ночь после презентации для прессы я пригласил Моррелла к себе домой, но когда он начал раздеваться, я сказал ему, что он должен уйти. Он пристально посмотрел на меня и снова застегнул джинсы. На следующий день он прислал мне единственную розу с сообщением, что он будет уважать мою дистанцию до тех пор, пока я чувствую, что мне нужно ее поддерживать, но что ему нравится разговаривать со мной и он будет рад видеть меня на публике.
Осознание того, что я могу выбирать, что Моррелл, по крайней мере, не будет меня заставлять, облегчило мне сон. Когда сезон подошел к концу, я пошел с ним на пару игр Cubs - благодаря билетам от одного из моих клиентов - и увидел, как Сэмми Соса сделал свой шестьдесят четвертый хоумран, пригласил Моррелла на мою субботнюю игру в парке после обеда, поел ужинал с ним, но ночи проводил только с собаками.
Я был достаточно занят. Я давал бесконечные показания адвокатам штата, адвокатам командующих, с которыми я судился в Coolis, адвокатам Баладина, адвокатам Global. У меня даже была встреча с Алексом Фишером. Она подумала, что было бы неплохо, если бы я смягчил некоторые из своих заявлений о Global и Frenada.
«Сэнди, я называю тебя Сэнди, которую ты ненавидишь, потому что это единственное, что мне когда-либо нравилось в тебе. Ты был занозой в заднице в юридической школе. Вы хотели быть головорезом и донести идею расизма и социальной справедливости до пролетариата, и я заставил вас чувствовать себя неловко, потому что я был тем странным явлением в престижной юридической школе - настоящей дочерью рабочего рабочего. Но по крайней мере вы были тем, кем были - Сэнди Фишбейн. Вы не пытались притвориться кем-то другим. Потом вы ушли и нашли капитализм, и сделали себе нос и губы, и вырезали свое имя тоже ».
«Я пришла поговорить с вами не об этом», - сказала она, но ее голос потерял резкость.
«И еще одно. У меня есть твоя кассета. Баладин сделал это во время заплыва ».
"Как ты получил это?" - прошипела она. "Он дал это вам?"
Я мягко улыбнулся. «Он не знает, что у меня это есть. Это твое, Алекс. Это ваш день, когда я получу конкретные доказательства того, что Global уволила Венцеля, человека, который управлял магазином Coolis, и что он не работает где-либо еще в вашей организации. И день, когда Carnifice отпустит CO Polsen и CO Hartigan. Не размещая их в другом месте ».
Ее широкие губы были жесткими. «Я мало влияю на повседневную деятельность Global, и я не работаю в Carnifice».
Я продолжал улыбаться. "Конечно, нет. Во всяком случае, не похоже, что Баладин пробудет в Карнифис надолго, по крайней мере, если верить отчету, опубликованному сегодня утром в газетах. Между тем, как он отправил электронное письмо с объявлением о своей отставке, и всей широкой оглаской, которую мы создали на этой неделе, его правление вынуждает его уйти в отставку. А Жан-Клод Пуилеви, который всегда выживал, отступает так быстро, как только может. Он говорит, что Баладин без его ведома управлял коммерческим магазином в Кулисе, и он шокирован рассказами о сексуальном насилии в тюрьме. Я думаю, что Carnifice была бы рада возможности уволить пару сотрудников низшего звена. Если они отпустят Полсена и Хартигана, они смогут широко рассказать в прессе, как они убираются в доме ».
«Я, конечно, ничего не могу обещать».
"Конечно, нет. Между прочим, вы не единственная женщина, которую Баладин записал на диван. Он также воспользовался бывшей няней своих детей, которая умерла. Неприятный мужчина ».
Ее горло сжалось, когда ее поразили последствия этого. Она начала спрашивать меня, что я видел, а затем вылетела из моего офиса, ничего больше не сказав.
Я думал о том, чтобы попытаться использовать записи Агинальдо в качестве прилавка, чтобы заставить Баладин отказаться от обвинения в похищении, но я ненавидел эксплуатировать ее в смерти, как она была при жизни. И теперь я был уверен, что смогу отбить обвинения в суде. Фактически, шесть дней спустя, когда подошла дата суда, судья снял все обвинения. Он строго заявил, что не знает, почему государство вообще предъявило мне обвинение, но, поскольку родители не присутствовали, чтобы дать какие-либо объяснения, почему они вызвали полицию, он не мог начать. размышлять об их основной логике. Во всяком случае, офицер, производивший арест, был мертв, и на этом все кончилось. Настоящий хныканье после всего этого стука.
Вернувшись домой, я обнаружил доставленный вручную конверт от Алекса, в котором были копии распоряжений о расторжении брака Венцеля от Global и Polsen и Хартигана от Carnifice. Все трое были уволены за проступки при исполнении своих обязанностей и не имели права на компенсацию рабочим. Я отправил Алекс ее кассету, а остальные три хранил в банковском сейфе.
В скрытом сообщении, опубликованном на следующий день в газете, говорилось, что Баладин страдает от истощения, вызванного переутомлением, и что директора Carnifice приняли его отставку, пока ему оказывали медицинскую помощь в Хьюстоне. Его жена переезжала в Калифорнию со своими дочерьми, чтобы записать их на программу плавания премиум-класса, а она устроилась на работу тренером команды по плаванию Университета Южной Калифорнии. Старая добрая Элеонора. Она действительно ненавидела тусоваться с неудачниками.
