В тот день, когда мистер Контрерас помог мне сесть, чтобы я мог съесть свой рис и посмотреть на Кабс, вошла Лотти. Сэмми Соса только что сделал сорок шестой хоумран, но мистер Контрерас выключил телевизор и с редкостью такт оставил нас в покое.

  Когда Лотти увидела меня в постели и в кресле, она расплакалась и опустилась на колени, обняв меня. "Виктория. Я думал, что потеряю тебя. О, моя дорогая, я так благодарен, что ты вернулся ».

  Ближе к ней я мог видеть, сколько седины было в ее волосах; почему-то меня это тоже заставило плакать. «Я думал, ты меня пережешь».

  Она сморгнула слезы. "Позже. Когда ты достаточно силен, чтобы сопротивляться ».

  «Она не должна сильно волноваться, доктор Гершель, - сказала медсестра.

  Лотти поднялась на ноги. Несмотря на седые волосы, она все еще двигалась легко. Я глупо ей улыбнулся. Она пробыла недолго, но на следующий вечер вернулась с Морреллом. Эти двое вместе рассказали мне мою историю.

  Штатный солдат нашел меня на выезде из Бельмона в отель «Кеннеди» около трех часов утра в воскресенье. Ящики, которые вывалились из кузова грузовика, когда CO Polsen уехал, спасли мне жизнь: автомобилист, уклоняясь от них, заметил, что я лежу на дороге, и вызвал полицию. Военные срочно доставили меня в Бет Исраэль, где доктор Шимчик - тот же хирург, который был на вызове в ночь, когда я нашел Николу Агинальдо, - залатал меня.

  По нескольким причинам мне повезло больше, чем Никола. Когда Хартиган ударил меня ногой, мне удалось увернуться так, что мои ребра приняли на себя основную силу его удара. Он сильно повредил мне кишечник, и у меня развилась тяжелая инфекция, от которой у меня поднялась температура, но когда меня нашла военнослужащая, рана только-только начала пробивать брюшину. Когда я пришел к Николе, у нее уже был настолько запущенный перитонит, что у нее не было особых шансов на выживание.

  К тому же, в отличие от Никола, я был в хорошей физической форме и привык защищаться, так что, несмотря на толчок электрошокера, которым меня стрелял Хартиган, я смог защитить себя от самых сильных его ударов. . Мне, по-видимому, удалось накрыть голову руками, так что удар, который меня выбил, сломал пальцы моей правой руки, но не причинил серьезного вреда моему черепу.

  «Тебе повезло, Вик, - сказала Лотти. «Но у вас также нет привычки жертвовать».

  «Но как я оказался здесь, а не в больнице? Институт Грете Берман предназначен для жертв пыток, не так ли? На самом деле это не я.

  «Я не думал, что тебя следует переезжать из Бет Исраэль, пока ты не станешь более стабильным, но Моррелл убедил меня, что человек, Баладин, сможет получить к тебе доступ в больнице, если он будет искать тебя. Я хотел привезти вас к себе домой, но институт Бермана безопасен и полностью укомплектован персоналом, поэтому я, наконец, согласился позволить вам переехать сюда, как только вы закончите операцию. Но помимо этого, ты… - ее голос дрожал, и она выровняла его. «Вы оказались в беспомощном положении, во власти закона, вас выстрелили из электрического оружия, избили, а затем приковали цепью к кровати. Я думаю, тебя пытали, Виктория.

  «Теперь ей нужно отдохнуть, доктор Гершель», - вмешалась медсестра.

  В течение следующих нескольких дней, когда я снова встал на ноги и начал заниматься спортом в садах Института Бермана, Моррелл собрал для меня остальную историю. Он позвонил Фримену Картеру, когда вернулся в Чикаго из Кулиса в прошлый четверг, и попросил его попытаться добиться от меня слушания по делу об освобождении под залог в Чикаго в пятницу; Моррелл сказал Фримену, что обеспокоен тем, что Баладин не позволит мне пережить выходные. Сначала Фримен был настроен скептически, но Морреллу удалось его убедить.

  Фриман провел весь день пятницы, встряхивая судебную систему, пытаясь найти меня. Было три дня пятницы, прежде чем глава окружного суда разрешил Фримену внести меня под залог в зале суда Чикаго и освободить меня в тот же день, вместо того, чтобы заставлять нас ждать, пока окружной судья приедет в Кулис в понедельник.

  В тот момент, хотя никто за пределами тюрьмы этого не знал, я уже был прикован цепью к кровати в изоляторе, у меня поднималась температура. Freeman не мог кто - нибудь в Coolis признаться моем местонахождении и , наконец , сказали , что им не хватает административного персонала для обработки моего освобождения после 5:00 вечера в пятницу, что Фримен должен вернуться в понедельник.

  Фримен обратился в апелляционный суд штата и получил приказ о моем немедленном освобождении. Затем в тюрьме сказали ему, что я инсценировал травму на рабочем месте, и они поместили меня в больницу. В субботу, когда у меня поднялась температура, они сыграли с Фрименом в шутку, пропуская его из тюрьмы в больницу, и каждый говорил, что мое тело завладело другим.

  Конечно, ни Фримен, ни Моррелл не знали, какие обсуждения происходили в тюрьме, но, скорее всего, предполагалось, что персонал запаниковал. Возможно, они думали, что я умру, и Фриман давал понять, что они столкнутся с пристальным вниманием, если они не приведут меня в хорошую форму. Они, вероятно, полагали, что могут повторить то, что вроде как сработало для них с Никола Агинальдо: бросить меня в Чикаго - где я либо попаду под машину, либо умру от ран - и объявить, что мне удалось сбежать. Моррелл показал мне отчет Herald-Star .