Во дворе священника возле избы – горницы стояли ещё клети – такая же изба, но без печи. Там его семейство обитало в тёплое время года. Отец Иоанн сидел на скамеечке, врытой в землю возле клетей, и ожидал, когда жена накроет стол для трапезы. Младшие братья и сёстры Алёши, уселись в клетях на лавках за столом, и поглядывали в сторону избы: когда же матушка принесёт горнец?[16] Матушка Купава варила борщ. Название этого блюда произошло от растения бощевик, его клали в суп. В XIII веке капуста ещё была мало известна на Руси, и вместо неё использовался борщевик.[17] Ох, и вкусный запах распространялся из избы – горницы! У всего семейства текли слюнки, ждали с нетерпением, когда матушка Купава поставит на стол горнец с борщом. Алёша вошёл во двор в тот момент, когда она несла горнец из избы в клеть.

– Пришел, стало быть, орясина[18] дубовая, – усмехнулся священник, глянув на старшего сына. Он поднялся со скамейки: – Опять с Яшкой да Ефимкой друг дружку дубинами охаживали?!

– Есть хочется, – Алёша проводил взглядом мать, скрывшуюся в клетях.

– Трапезу заслужить надобно, – усмехнувшись, кивнул отец Иоанн. Он подошёл к сыну: – Ну-ка прочти псалом Давиду.

Задумался Алёша, но ненадолго, а потом начал читать наизусть:

– Вскую шаташся языцы и люди поучищся тщатным.

Призадумался Алёша, вспоминая.

– Ну что замолк?! – нахмурился отец.

– Не тако нечестиве, не тако, но яко прах, – продолжил Алёша.

– Какое не тако, яко прах?! – взревел отец Иоанн. Он схватил толстую палку, которую использовал в качестве посоха: – Изгоем хочешь стать?!

Гоить – на славянском языке означает «жить». Изгой, это человек изгнанный «из жизни», ему запрещалось заниматься тем, что испокон веков кормило его семью. Сын священника получал приход отца, и таким образом имел возможность кормить свою семью. Но закон гласит: «Если поповский сын грамоте не выучился – он изгой».

– Я грамоту знаю, – ответил Алёша, глядя на дубину в руках отца.

– А для попа Псалтырь, та же грамота! – орал отец Иоанн. Он размахнулся палкой, что бы от души приложиться по спине сына.

Эх, не зря Горыня обучал Алёшу борьбе свиля! Едва поднял отец руку с палкой, перехватил её Алёша, нырнув под родителя своего, приподнял его и швырнул на землю. Даже подумать не успел: «Хорошо ли поднимать руку на батюшку своего?!» Всё произошло само – собой. Только когда посох отца оказался в руке Алёши, а родитель валялся в пыли и охал, понял он что натворил. Отшвырнул Алёша посох в сторону и выскочил со двора. Отец Иоанн охая, встал, хромая подошёл к забору, увидев убегающего сына, заорал:

– Изгой! Прокляну!

Услыхав за спиной страшный рык отца, припустился бежать Алёша Попович ещё быстрее, только у крепостных ворот оглянулся, узнать, не гонится ли за ним батюшка. Того рядом не было, и отдышавшись, подумал Алёша, что остался он без трапезы, а голод, он как известно не тётка. Стоило позаботиться о пропитании, и направился Алёша к Яше Износкову.

Изба Степана Износка, отца Яши, была беднее усадьбы московского попа. Сруб из еловых брёвен наполовину врыт в землю. Такие избы на Руси звались «позёмка», подклета у них не было, только погреб. Пол в избе земляной, а печь глиняная, и светёлки нет.

В тот день в семействе Степана трапезничали кашей гречневой, а в честь праздника Рождества Иоанна Предтечи жена Износка подала блинов со сметаною. Хлебнув сладкой, хмельной медовухи, вышел Степан из избы и сел на лавочку, а с ним сынок его старшенький – Яков. Тут до них и донёсся рык отца Иоанна:

– Изгой! Прокляну!

– Не на твоего ли приятеля анафему поп насылает?! – рассмеялся Степан. Потом стал серьёзным и печальным, повторив задумчиво: – Изгой.

Посмотрев на сына, грустно усмехнулся:

– Отец Алёшу Поповича изгоем назвал, а ведь сынок ты тоже изгой.

Степан обвёл рукой избы соседские:

– Всё здесь вокруг должно принадлежать нашему семейству, и жить мы должны в тереме, а не в этой халупе.

– Да слышал я эту историю много раз, – махнул рукой Яков. Он глянул на отца: – Чего уж теперь старину ворошить?!

История, которую не хотел ворошить Яков, произошла давно: Юрий, сын князя Владимира Мономаха, получил от отца на княжения стол в Ростове. Не сиделось князю Юрию спокойно в городе своём, хотелось ему больше землицы прицепить к уделу своему, добра копьём в чужой стороне взять. Ходил князь Юрий войной на волжских булгар и мордву, да и русских князей «пощипывал», оттого и прозвище себе заработал: «Долгорукий».

В 1132 году перенёс Юрий Долгорукий столицу своего княжества из Ростова в Суздаль, а спустя четырнадцать лет, объезжая владения, посетил городок Кучково, который принадлежал боярину Степану Кучке. Ох, и понравились князю те места! Да и как не залюбоваться ими?! Напротив Кремлёвой горы, на которой стоял городок Кучково, большой луг с травой сочной и наливной. На лугу паслись табуны боярина Кучки. Рядом поля, на которых колосится рожь и пшеница. Все эти луга и пашни пересекаются бесчисленными ручьями. Чудные здесь места для землепашества и садоводства. Вокруг на взгорках раскинулись деревеньки, а кругом леса дремучие и непроходимые, обитали там племена мордвы. Городишко Кучково был пограничной крепостью Суздальского княжества. Раньше в нём проживало племя меря, и Степан Кучка корни имел из этого племени, ибо «кучка» на языке меря, обозначает «орёл». Меря в этих местах жили с незапамятных времён, платили дань князьям киевским. Ну а как же без этого?! Киев – мать городов русских. Когда на Руси стало распространяться христианство, те из людей племени меря, которые не хотели бросать своих идолов и поклоняться новому богу Иисусу Христу, ушли к мордве, которые были язычниками. В Кучково на месте языческого капища возвели церковь Иоанна Предтечи.

Боярин Степан Кучка с мордвой жил дружно, не враждовал, а торговал. Всё здесь располагало к торговле – городок стоял на Москве – реке, а по ней можно добраться до речки Клязьма, а там и до Волги. По этой большой реке купцы плыли в Булгарию, а то и дальше, до моря Каспийского. В низовьях Волги, там, где начинается Дикое поле,[19] можно волоком протащить суда до реки Дон. В устье этой реки стоит торговый генуэзский город Танаид.[20] По Дону, можно приплыть в Сурожское море,[21] из него выбраться в Русское море,[22] а там, в земле Таврида,[23] стоят города византийские: Херсонес – Таврический[24] и Кафа. Если плыть дальше по Русскому морю, то можно добраться до Царьграда.[25]

Именно через Кучково шли купцы в Суздаль, Новгород и Ростов – летом по речной воде, зимой по льду, ибо кругом лес дремучий, непроходимый. За проезд по своей территории с купцов можно брать пошлины. Всё это Юрию Долгорукому нашептал его покладник[26] Дубыня, пока князь гостил у Степана Кучки. Зависть жабой скользкою, забралась в душу Юрию Долгорукому: золото и серебро монетой звонкой идёт по реке в руки боярину Степану. Да ещё жена у него красавица писаная! Всё этому Кучке! Видя, как потемнел взгляд княжеский, продолжал нашёптывать ему в ухо Дубыня:

– Дружит Кучка с мордвой, а эти нехристи в лесах пенькам молятся, и ждут случая, когда в спину тебе князь, нож сподручнее воткнуть.

Разговор шёл в опочивальне, собирался князь отдыхать после пира хмельного. Сняв сапоги с княжеских ног, продолжал нашёптывать Дубыня: