– Колбаса – хорошая штука! – ответил Кирилл, улыбнувшись во все тридцать два белоснежных зуба. – Что бы мы без нее делали, а?

Горе-прозектор трагически всплеснул руками и огляделся по сторонам в поисках союзников, но потенциальные союзники проходили мимо, не выказывая желания присоединиться к дискуссии. Собрание устроили в конце рабочего дня и сейчас все торопились на волю.

– Нахальство – второе счастье, – грустно констатировал горе-прозектор. – Надеюсь, вы понимаете, что здесь вам не дадут закончить аспирантуру…

Когда Кирилл поделился этим опасением с родителями, отец молча сложил пальцы в кукиш, а мама обстоятельно объяснила расклады.

– Да ну?! – картинно удивился Кирилл. – Целевому аспиранту? Не смешите, мы не в цирке! Меня можно отчислить только за прогулы, но я никому такой возможности не предоставлю!

– Еще и защититься нужно будет, – горе-прозектор многозначительно посмотрел на Кирилла. – А это, знаете ли…

– А это, знаете ли, итог моей подготовки, – подхватил Кирилл. – И если меня попытаются завалить, то получится некрасиво – три года получали за меня плату, а результат нулевой? А какой может выйти скандал…

Кирилл предвкушающе зажмурился, покачал головой и поцокал языком. Когда открыл глаза, то собеседника перед собой не увидел.

– Так громче музыка, играй победу! – промурлыкал себе под нос Кирилл. – Мы победили, и враг бежит-бежит-бежит…

К победительному настроению примешивалась гордость. Молодец! «Наш Кирилл всех умыл!», сказал бы сейчас отец. Ничего – скажет чуть попозже, вечером, когда услышит подробный отчет о собрании.

Будущее виделось напряженным, поскольку теперь нужно будет держать ухо востро и вести себя идеально, чтобы не давать врагам (да – именно врагам, иначе их и не назвать) поводов для сведения счетов. Ничего – выдержим! Такая закалка и в будущем пригодится, потому что во врачебной работе самое главное – не подставляться.

Разумеется, творческому сотрудничеству с заведующим кафедрой пришел конец. Академик Белянчиков принес качество «своих» научных работ в жертву амбициям. Отныне единственным соавтором Кирилла стал его научный руководитель профессор Аминов, тихий, спокойный, неконфликтный человек, давно потерявший вкус к жизни. Необходимое количество публикаций Кирилл набрал уже к концу второго года, а на третьем выкинул фокус – написал статью по своей теме, отдал на рецензирование дяде Сереже и через одну фирмочку протолкнул ее в «Вестник хирургии». А когда Белянчиков на кафедральном собрании высказал недовольство таким «самоуправством», Кирилл попросил показать ему закон, предписывающий аспирантам проводить все публикации через ту кафедру, на которой они проходят аспирантуру. Или, может, у кафедры есть монопольное право на исследование специфики хирургического лечения осложненных язв двенадцатиперстной кишки? И что значат слова «неприлично играть на чужом поле»? Лично мне ярославский мед не чужой! Белянчиков пыхтел-хмурился, но возразить ему было нечего, потому что аспирант Барканский был кругом прав.

Защитился Кирилл гладко. Каверзных вопросов ему не задавали, топить не пытались, а «против» проголосовало только двое. Конечно же, всем хотелось его завалить, но благоразумие одержало победу над ненавистью. Вместо банкета, на который все равно никто бы не пришел, Кирилл устроил двухдневный праздник в Ярославле – сначала обмыл свое кандидатство с родителями и друзьями семьи, а на следующий день устроил барные посиделки с однокашниками.

– Какие ощущения, товарищ кандидат? – поинтересовался отец, открыв дверь блудному сыну, явившемуся домой под утро.

– Самые замечательные! – заверил сын, опираясь рукой на косяк. – Жизнь вошла в колею.

Как известно, в каждой бочке меда непременно должна быть ложка дегтя. Свежеиспеченного кандидата медицинских наук немного огорчал «технический регресс» – некоторая утрата хирургических навыков. После того случая он оперировал мало и всегда в качестве ассистента. Академик Белянчиков перестал бы уважать себя, если бы хоть чем-то не напаскудил строптивому аспиранту. Но на самом деле он не напаскудил, а помог. Кириллу и самому не хотелось самостоятельно оперировать в Центре, потому что любая операция – это лотерея. Вроде бы сделаешь все правильно, а что-то, тем не менее, пойдет не так. А подставляться снова ему было нельзя – сожрали бы с потрохами. Нет, лучше уж пусть других жрут…

Навыки – дело наживное. В благоприятной обстановке Кирилл рассчитывал восстановить их за месяц, максимум – за два. А затем нужно будет сделать какую-нибудь особо сложную операцию, чтобы себя показать и злопыхателям нос утереть. Жизнь покажет, кто из нас колбасник, а кто – корифей!

Выполнив программу-минимум, ассистент кафедры госпитальной хирургии Барканский сразу же начал работу над докторской диссертацией, посвященной лечению язвенных кровотечений.

– Что же ты за три года никого в Москве не присмотрел? – подкалывал отец.

– Я туда не за этим ездил, – серьезным тоном отвечал Кирилл.

Все московские связи, кроме вялотекущего, то разгоравшегося, то затухающего романа с Инной, были мимолетными и носили чисто развлекательный характер. Впрочем, и с Инной, которая больше ничем не «награждала», ничего серьезного быть не могло. К женитьбе Кирилл относился очень ответственно. Люди ошибаются, когда говорят, что женитьба не должна мешать карьере. Женитьба должна способствовать карьере, а не просто «не мешать»! И если ты намерен жить в Ярославле, то и жену надо подыскивать здесь же. Из нужных кругов.

Большинство аспирантов из регионов, в том числе и «целевики» всячески старались остаться в Москве, не мытьем, так катаньем, правдами и неправдами. У Кирилла и в мыслях ничего подобного не было. В Ярославле у него все было схвачено, да и уважения там больше. Доцент – уже фигура. Чтобы в Москве такого уважения добиться, нужно академиком стать.

Ассистента Барканского студенты полюбили сразу же – молодой, веселый и занятия у него нескучные. При каждом удобном случае Кирилл Мартынович старался вывести своих учеников «в поле», то есть – к пациентам. Такой подход был полезен как для студентов, которые лучше усваивали материал, так и для самого преподавателя – если пациенты видят, что ты учишь других, твой престиж сильно возрастает. Заведующий оперблоком как-то раз пожаловался на то, что группы Барканского «вечно путаются под ногами», но тут же получил по ушам от зама по хирургии – терпите, люди не на экскурсии к вам приходят, а по делу!

Студенты однажды тоже нажаловались заведующему кафедрой – мол Барканский нас нарочно запутывает, чтобы выставить дураками. Сказал, что покажет пациента с опухолью печени, а привел к пациенту с хроническим панкреатитом. Что за цирк с конями? Кирилл объяснил, что никакой это не цирк с конями, а выработка умения мыслить самостоятельно, полагаясь только на собственные глаза, уши и пальцы. Ну и, конечно же, на собственный ум, если таковой имеется. Мало ли кто вам что скажет? Мало ли кто ошибется в диагнозе? Академики тоже ошибаются, непогрешимых нет. А отвечать за пациента вам. Так что учитесь-ка думать! Заведующий такой подход одобрил и прорекламировал на очередном собрании.

Больше всего Кирилл любил водить студентов не в операционные и не в палаты, а в приемное отделение, где жизнь била ключом (случалось, что и по голове). В «приемнике» его визиты приветствовались – студенты пациента расспросят, осмотрят, опишут, а дежурному врачу остается только подпись в истории болезни поставить. Разве плохо? А если случай какой-то мутный или стремный, то можно записать в истории совместный осмотр с ассистентом кафедры Барканским К. М., разделить, так сказать, ответственность.

– Врачи всегда спотыкаются на ровном месте, – учил отец. – Проблемы возникают там, где их не ждут. «Всегда начеку» – девиз не только чекистов, но и врачей.

Кирилл эти слова запомнил и был начеку. А как иначе? Ведь на нем лежала двойная ответственность. Налажаешь – опозоришь не только себя, но и славную врачебную династию. Как потом родителям в глаза смотреть?