– Я была у подруги. Я приболела и осталась у неё.

– Но я звонила твоей подруге, – с претензией произнесла мать Лены, полная добродушная женщина сорока пяти лет. Она была дочерью дедушки Лены.

– Я ночевала у Оли, потом съезжала от неё, потом снова у неё была… – отбрехалась Лена и прошла в свою комнату.

Лена, быстро переодевшись в удобную одежду и накинув сверху серый комбинезон, спешно собрала вещи первой необходимости в рюкзак: зубную пасту и щётку, запасное нижнее бельё, нож канцелярский, скотч, огниво и прочее. Всё это она приготовила для побега с дедушкой. Кроме того она сунула в рюкзак свою рабочий белый халат и бэйджик.

Изредка Лена выглядывала в окно, что бы вовремя увидеть патрульную машину и скрыться, если она появится. Но внизу никого не было. В комнату Лены зашёл отец – худой высокий мужчина очень интеллигентного вида.

– А почему ты даже не поздоровалась?

– Ах, простите, что не сделала вам поклон!

Родители Лены были равнодушны к её проблемам, вырастив её до поступления на работу, и посчитав таким образом свой долг перед ней выполненным. Хоть жили они и хорошо и не знали ни в чём нужды, но Лене не нравилась такая жизнь – она знала, что такая жизнь – просто существование. Лена не любила родителей за их позицию. За их молчание и потакание режиму. В небольшой квартире им было тесно и физически и морально. Лена давно искала повода уйти и вот он появился. Лена любила своего дедушку больше чем своих отца и мать.

– Меня кто-то искал?

– Нет, а должны были?

– Вас то точно не тронут, случись что…

– Что ты себе позволяешь, дочь?! О чём ты говоришь?

– Деда арестовали! Вы знали?

– За что, что произошло? – вошла в комнату Лены и спросила встревожено мать.

– А разве важно? Они хватают кого захотят!

– Деда выпустят, не переживай, готовься к Балу лучше, – проговорил спокойно отец.

– Вы малодушные негодяи! – истерично выпалила Лена.

Лена накинула на плечо небольшой чёрный рюкзак и вышла из комнаты в зал.

– Ты куда?! – бросил в след Лене отец.

Мать озабоченно перебирала книги, слыша переговоры дочери и мужа за стеной.

Лена вышла из комнаты и направилась к матери.

– Ты куда собралась?

– Прочь отсюда, от вас, к повстанцам. Спасать Россию.

– Но они же враги…

– Враги это вы! – в сердце Лены что-то ёкнула, она не хотела обижать родителей, она их любила, но раньше, до того как они стали предателями и стали работать на новый режим. Она ненавидела их поведение, их выбор, но не их самих. Но не могла объяснить себе этих чувств и повиновалась только собственным порывам, а не рассудку.

Лена забирала из рук матери свежую газету и ключи от автомобиля с журнального столика, подошла к серванту, нырнула рукой в тайник, где родители держали деньги и вытащила оттуда все купюры – целую пачку. Она знала про этот тайник давно, но никогда не брала оттуда денег. Теперь же она решилась.

– Лена. Немедленно объяснись! – потребовал отец и подошёл к Лене на расстояние вытянутой руки.

Лицо Лены выражало все эмоции по отношению к родителям, что накопилось в ней за годы после вторжения оккупантов.

– Вы подлецы! Вас не терзает совесть быть рабами, жить унижаемыми, в положении ничтожеств?

Родители стояли опешившие от такого поведения их дочери.

– Мы не… Подожди-ка.

Лена вышла из квартиры и хлопнула дверью, выкрикнув напоследок:

– Россия будет свободна!

Лена выскочила из подъезда на улицу и, села в отцовскую ладу и сорвалась с места.

Через несколько месяцев, к новому году, оккупантами планировалась чипизация российского общества, вместе с переписью. Лена вовремя решила уехать и ещё не знала чего она на самом деле избегала – действительного и полного рабства. Каждому человеку планировалось в виде прививки от вируса POD-FaG внедрить нейромедиаторные чипы (подобные естественным трансмиттерам), которые бы управлялись простыми высокочастотными импульсами и при определённой настройке приводили к нужной реакции человека – страху, эйфории, небольшой тревоге или симпатией к определённому событию или предмету. Круг вырабатываемых условных реакций был широк и зависел от целеполагания владельца ключа передатчика, но был не долгим. Над этой проблемой работали нанотехнологи в США и, к положенному сроку, результат равновесного надёжного эффекта должен был быть достигнут.

2.3. Настоящее время. 29.08.2039 г.

Посреди сырой комнаты подвала старого детского садика, в полумраке, весь в крови и побоях, привязанным к стулу, сидел молодой русский парень. Детский садик «Синички» переоборудовали в тюрьму временного содержания для захваченных контрразведкой на пограничных с городом территориях нарушителей.

Лицо Артура, так звали этого парня, было трудно узнать – оно было изуродовано гематомами от побоев. В обычном же состоянии он был довольно симпатичен: брови домиком, грустные глаза, приятный овал лица, лёгкая лопоухость. Теперь его лицо было избито и под светом одинокой тусклой лампочки выглядел он ужасающе. Его поймали при попытке перенести за границу города продовольствие для повстанцев.

Офицер-истязатель – нервно курил. Он устал выбивать показания сегодня. Это был среднестатистической американской внешности, среднего возраста и среднего роста, допрашивал несколько сидящих рядом с Артуром повстанцев. Среди них был Клык. Он ни чем не выделялся из других повстанцев. Все были избиты и порезаны, но голова Клыка выглядела как огромный арбуз. Она налилась кровью от побоев – правый глаз заплыл, на лбу был продольный порез, под ногтями была запёкшаяся кровь.

Офицеру НАТО помогал русский по имени Сергей Шведов – коллаборант, высокий плотный, с кривым глупым лицом и родинкой на щеке. До вторжения он работал в полиции, обычным лейтенантом ППС, затем опером, в звании майора.

В этом же помещении находилась Диана – медсестра и по совместительству переводчик. Диана была красивая черноволосая но с голубыми глазами и смуглой кожей американка с мексиканскими кровями. Она стояла около решётчатой металлической двери, неподалёку с пытаемыми, чтобы вовремя оказать им помощь и не дать им умереть. Но повстанцы, не смотря на муки причиняемые им, молчали и не признавали свою подпольную диверсионную деятельность. Они были повстанцами все до одного.

– Кто из вас является офицером или командиром повстанцев? Участником подполья городских партизан? – спросил на русском языке с американским акцентом офицер контрразведки.

Никто не ответил на провокационный прямой вопрос. Клык не выдавал себя и остальных. Его, вместе со стулом, подняла и поставила Диана. Клык был очень исхудавшим. Он попал сюда пол года назад и молчал, ни смотря ни на какие применяемые к нему средства. Другие повстанцы также не думали признаваться в своей статусе и вине и тем более сдавать друзей по борьбе. Они все представлялись простыми работникам ферм на окраинах города, случайно забредшими в лес.

Артур был в целом мягким парнем, но он не был подготовлен противостоять пыткам и был близок к тому чтобы сдаться.

– Говорите! – рявкнул коллаборант Шведов и посмотрел на Артура. – С вами никто цацкаться не будет. Раз и готово.

Даже если бы Артур что-то и захотел сказать, он всё равно не знал имён с кем из повстанцев или партизан он сотрудничал. Всё происходило анонимно. Артур хотел подзаработать денег и до поры ему это удавалось безнаказанно делать.

Офицер перешёл на английский язык:

– Давайте уже поговорим! Мне этого очень не хочется, но мне придётся вас всех убить, если я не смогу добиться от вас какой либо информации. Прошу отнестись к этому с пониманием. Чтобы поверить вам, что вы простые, заблудившиеся местные жители, просто нашедшие на своём пути оружие, – с иронией в голосе произнёс офицер.

Диана перевела всё на русский язык без запинки.

Заключённые ни промолвили ни слова за всё время их присутствия. Их собирали раз в неделю вместе, чтобы казнить за отказ от сотрудничества на глазах товарищей одно их повстанцев. В обычное же время они содержались в одиночных комнатах-камерах сделанных из детсадовских помещений, только с прикрученными за место обычных металлическими дверями.