Потом отлежаться, укромное место
Искала, её после своры знобило,
И там одинокая горе-невеста
С тоской вспоминала о том, как любила.
Хозяйский красавец, грудастый и смелый,
Ей, как казалось, собачьей дурнушке,
Оказывал знаки вниманья умело
И искренне нежно облизывал ушки.
И эта любовь для молоденькой суки Была восхитительным сказочным раем. Не мысля себя ни минуты в разлуке, Жила у него во дворе за сараем.
И время пришло, и она ощенилась.
И не было большего счастья на свете, Что всё это есть у неё, не приснилось, И муж, и любовь, и красивые дети.
Но коротко, коротко счастье собачье, Оближешь любимцев, покормишь, согреешь. А дальше судьба рассуждает иначе, И неодолимого не одолеешь.
«Ну что, поднялись? Порезвитесь минутку, Пора на смотрины, на встречу с бедою. И я поведу вас в отцовскую будку
К хозяйским рукам у ведёрка с водою».
Жила собачонка на улице грязной.
Не знала уюта, не знала ухода. И жизнь ей казалась пустой и напрасной, И очень жестокой казалась природа.
Хорошо ли тебе на земле, Вова?
Ты доволен своею судьбой, друже?
Захотел бы ты всё повторить снова? Или мысли о том для тебя вчуже?
Нагулялся ли ты по лесным чащам? Налетался ли ты в небесах птицей?
Насмотрелся ли ты, красоту зряще?
Не устало ли сердце твоё биться?
Напитался ли ты суетой мира?
Накачался ли ты на ветвях страсти?
Не расстроилась ли твоя лира?
Надоела ли ей пустоту ясти?
Неужели тебе на земле тесно?
Ты устал объясняться простым слогом? А чего же ты хочешь? Скажи честно.
Я хочу одного: «Быть всегда с Богом!»
* * *
Дышит природа весной.
Время пришло говорить. Знаю, что вместе со мной Хочет весна воспарить.
Мягким звучанием слов Я от тепла оживу. Вижу в дымах облаков Ласковых глаз синеву.
Как эта синь хороша За облаками ресниц.
И закружилась душа В радостном пении птиц.
Опытом прожитых лет,
Звонкими каплями с крыш,
Так появился на свет
Наш симпатичный малыш.
Наступила осень, время непогоды,
Не заманит в поле жухлая трава. Листьями с деревьев облетают годы, И плетут невзгоды жизни кружева.
На стекле оконном мокрые разводы, Тучами укрыта неба синева.
И уносит ветер листьев хороводы, И плетут невзгоды листьев кружева.
Неудачей кончились дальние походы, И надежды искра теплится едва.
И опять расходы обошли доходы, И плетут невзгоды жизни кружева.
Упразднили честность по веленью моды, И теперь пустыми кажутся слова. Чёрного бездушия прорастают всходы, И плетут невзгоды жизни кружева.
Были сыновьями матушки-природы, Пасынками стали, оттягав права. Вот и пожинаем счастья недороды, И плетут невзгоды жизни кружева.
Конец ноября, а снега всё нет,
И небо затянуто мглой. Наверное, зря приходит рассвет, Продроглой промозглой порой.
А с календаря слетают листы И тонут в дорожной пыли. Наверное, зря с тобою на ты Нечаянно мы перешли.
Желаньем горя, забыли о том,
Меняя гроши на гроши,
Который по счёту прочитанный том Пылится на полках души.
На свет фонаря летят мотыльки, Уродуя крыльев края.
На сердце начерчен осколком тоски Убористый лист бытия.
* * *
Гранитные скалы стоят величаво,
Волной, издавая тревожные ноты.
И в этой картине мы видим начала Людской суеты и никчемной заботы.
Идут в наступленье валы за валами
В каком-то отчаянном остервененьи, И бьются об острые камни телами, Великую боль открывая в паденье.
И брызги с холодного камня стекают Слезами до срока потерянной веры.
И непонимание нам предрекают, Большие ошибки, плохие примеры.
Но ветер надежды всё снова и снова
Кидает на скалы солёные воды,
И мы понимаем, что это основа
Великого таинства нашей природы.
А горы стоят тяжело и солидно
И не понимают волнения моря. «Какие-то волны, которых не видно, Нам пятки щекочут, рыдая от горя.
Всё это пустое», – подумали глыбы, И от напряжения взяв передышку, Сказали надменно:
– «Мы тоже могли бы
Помчаться за ветром надежды
вприпрыжку».
Сказали, как милость волнам оказали.
Как будто пророки стоят и пророчат.
А волны поныне своими слезами
Гранитные глыбы всё точат и точат.
* * *
Трелью весенней возрадовал душу нам птах малогрудый,
Песню любви возносящий
в просторные веси и дали,
Ласковым пеньем зовущий подругу
в гнездо на сиденье:
«О, легкокрылое счастье моё!
О, заря неземная!
Где ты, звучанья бескрайней
вселенной высокая нота? Жду тебя, жду, прилетай, оживи меня пёрышком страсти». Слушали люди, вздыхая и радуясь
жизни вседневной.
Значит от счастья чужого и нам отломилось немного.
* * *
Читаю современников твоих,
Писавших о тебе друг другу. Ты будто рог с вином пустил по кругу, Всех допьяна собою напоив.
Они сошлись за праздничным столом Из ценной абиссинской древесины. Какие женщины, какие там мужчины, И сколько их, собравшихся, числом!
Цари, вельможи, графы и князья Спешат наперебой сказать друг дружке:
«Какой же сукин сын был этот Пушкин». А вот какой ты, знаю только я.
А на столе лежат твои дела, Стихи, грехи, страдания, причуды. На сотню жизней хватит этой груды, Что одному тебе судьба дала.
Здесь дивный блеск
великолепных строк,
И славы шум, и кринолинов шорох,
И лица кредиторов, о которых
Ты даже на одре забыть не смог.
Ах, Пушкин! Как же я тебя люблю! По мне не скажут –
