– Я устал. Давай потом,– кривлюсь я в усмешке. Хотя. Вот совсем мне сейчас не смешно. Если так пойдет дальше, то искры, в обозримом будущем, мне не светят.

Я шагаю по коридору клиники, больше похожему на картинную галерею, за хорошенькой медсестрой. Стены увешаны картинами, вперемешку с фотографиями щекастых младенцев, и глупо улыбающихся взрослых, ставших родителями. Интересно, на лице «Искрометного»тоже поселится такое дебиловато – счастливое выражение, когда я подарю ему малыша. Ему и его поганке – невесте, при мысли о которой сводит челюсть.

– Это ваша палата,– улыбаясь говорит медсестра, распахивая тяжелую дверь,– через час придет лаборантка, а потом подадут обед. У вас есть какие-нибудь особые пожелания к меню?

– Нет,– смущаюсь я. Ну не привыкла моя персона к такому обращению.– Хотя, я бы съела рисовой каши.

Мне кажется девчонка едва сдерживает смех, но держит лицо. Только кивает хорошенькой головкой и молниеносно исчезает. Я осматриваю свои владения. Красота. Комната цвета «тиффани», больше похожа не на казенную больничную богадельню, а на дорогой гостиничный номер. Опускаюсь на удобную кровать, и сама не замечаю, как проваливаюсь в сон.

Господи, за что? Если за мои грехи, то ты ошибся где – то. Я двадцать три года вела жизнь праведницы, и не помышляла даже о том. за что ты меня караешь. Жука убить не могу, выкидываю на улицу, подсадив на газету. Но это же не провинность.

Целый день проходит как в замедленной киносъемке. У меня берут кровь, мочу. Апофеозом – осмотр гинеколога. Женщина врач деловито рассматривает мои… хм… внутренности при помощи «зеркала». Впервые в жизни, меня осматривают подобным образом, и от этого невероятно стыдно. И хочется свести ноги, вскочить с дурацкого «вертолета» и спрятаться от всех. Особенно от Глеба Золотова, который вдруг стал для меня спасителем. Да, и так бывает. Он мне платит. И платит очень хорошо. Но почему так странно неприятно от того, что я буду носить его ребенка. Его и «Снежной королевы».

– все в порядке. Но перед процедурой, я все же советую вам воздержаться от половых контактов, – голос женщины врача звучит ровно, но мне, все равно кажется, что она меня осуждает, и считает человеком низшего сорта. Хотя, я наверное просто преувеличиваю.

– Я последую вашему совету. Обязательно,– шепчу, пряча глаза.

– Через пять дней мы сможем провести процедуру. Настя, вы готовы? Еще есть возможность изменить решение

Глупая врачиха не читала кабального договора, в котором написана такая неустойка, что я не смогу ее выплатить, даже распродав себя на органы. Этот мерзавец Золотов решил разрушить мою жизнь до самого основания.

– Я готова,– говорю твердо, но голос все равно дрожит. И от воспоминаний о Золотове становится только хуже. Он, странным образом, заполонил собою всю ту пустоту, которая образовалась в моей чертовой жизни, с болезнью Сонечки. А теперь я думать ни о чем не могу, кроме его тела и гребаной улыбки, от которой тяжелеет между ног, и голова идет кругом. – Я могу идти домой?

И чего я дура интересуюсь. На время беременности у меня и дома то нет, кроме прописанной в контракте квартиры, принадлежащей заказчику. То есть – Золотову, а там мне уж точно делать нечего.

– Вы можете остаться в клинике, сколько пожелаете, – улыбается врачиха. Терпеть не могу феминитивов. Но тетка мне не нравится. Слишком приторная.– Лера вас проводит.

– Не надо, я помню дорогу.– говорю гордо. Но, если честно, мне хочется еще раз посетить кабинет адвоката, без надзирателя, и прочесть договор. Желательно без присутствия хитрого дельца – юриста. Прокрасться, и попробовать найти лазейку.

Мне не везет. В кабинете горит свет, и я слышу голоса. Один адвоката, а вот другой – могу ошибаться, наполненный капризными нотками, подобающими королеве.

– Борис Ефимович, вы не поняли. Это не предложение. Ребенок не должен появиться на свет.

– Далеко собралась? – спрашиваю Ольгу, вертящуюся перед зеркалом. Говоря откровенно, мне абсолютно по хрену, куда намылилась моя невестушка, но правила приличия соблюсти все же стоит.

– Я же тебя не спрашиваю, где ты шлялся всю ночь? – криво ухмыляется эта мерзавка. – И почему ты приперся на деловую встречу с чужими трусами в кармане, тоже не задаю вопросов. Хотя мне безумно интересно, где ты нашел шлюху, носящую такие дешевые панталоны? Хотя, ты всегда любил жрать с земли.

– Ты шарила по моим карманам,– удивленно приподнимаю бровь. Ничего себе, эта ледяная глыба, оказывается, переживает мои отсутствия. Вот уж не думал. Даже помыслить не мог.

– Нет, просто Клавдия спросила, можно ли выкинуть тряпку,– кривится моя будущая, очень удобная жена. Черт, прислуга. Ну конечно, она же не могла выкинуть что – либо, принадлежащее хозяину. Даже рваную тряпку, пахнущую рыжухой. Чертова, исполнительная дура – Я разрешила, кстати.

Вот сейчас я хочу ее убить. Перегрызть длинную, белоснежную шею. И она это чувствует. Обнажает в оскале мелкие белые зубки. Сука. Это она будет растить ребенка, которого родит мне Настя. Кого может воспитать сука? Только подобного ей щенка: балованного и наглого.

Сейчас мне хочется одного – вызвать такси и просто ломануться в клинику. Страх, что девка сбежит, не отпускает. Что я тогда буду делать? Меня останавливает только одно – пункт, который я сам же и добавил в договор, руководствуясь хрен знает чем. По – моему, Ольга настояла, зная мой неуемный нрав. А я был пьян и на все согласен. По нему суррогатная мать не может иметь никаких отношений со мной. Не может предпринимать попыток к сближению. И главное – никаких физических контактов. Проживать исполняющий субъект договора в нашем доме, и любом ином жилище, законно принадлежащим нашей семье. Тоже не может. Только специальная квартира, снятая в аренду на время беременности.  В противном случае я должен заплатить такую сумму, от которой даже у меня кружится голова. Но, даже не деньги меня останавливают, я просто боюсь, что рыжуха просто исчезнет. Растает, как утренний туман, узнав, что очень легко может от меня избавиться по закону.

И что теперь делать, не приложу ума. Может напиться? Лучшее лекарство от хандры, для такого, как я.

Наливаю первый бокал односолодового, и прикрыв глаза смакую напиток. Только вот, перед моим затуманенным мозгом, тут же встает бледное лицо Насти, в огромных глазах которой я читаю грех. Грех в глазах невинной овечки. Это возбуждает до одури. Через час комната качается, как палуба старинного корабля. Штормит сегодня, по десятибалльной шкале, на твердую девятку. Цветы. Наверное я должен заказать огромный букет. Миллион роз, только не пошло – алых, а белых, с розовой каемкой по краю лепестка. И конфет. С начинкой из ириски – такой же рыжей, как зеленоглазая ведьма. Сладких, сладких, пчелино – медовых.

Цветы заказываю с трудом. Ни у кого нет в таком количестве того, что мне надо. Переругавшись с кучей флористических барыг, все же нахожу желаемое – розовые розы, символ вечной любви и невинности, которой я не далее, как вчера лишил эту глупую мушку, попавшую в паутину к злобному пауку, не имея за своей спиной маленького комарика с фонариком. Только вот мысли мои далеки от целомудрия. Я до одури хочу иметь эту куколку в своей коллекции. Набираю номер клиники, слушаю долгие гудки, кажущиеся мне нескончаемыми. Наконец, какая – то незнакомка, явно сжалившись надо мной, отвечает ангельским голосом

– Алло. Клиника репродуктивной медицины. Я вас слушаю.

– Пригласите к телефону Анастасию Романову, – почему – то смутившись хриплю я как мальчишка – телефонный хулиган.

– А ее нет. Она уехала,– буднично отвечает незнакомка на том конце провода. Мне кажется, что меркнет свет, от того, что земля сначала замедляет свой бег, а потом наоборот, начинает вертеться, как сумасшедшая. Как чертова девка вчера в моих руках.