Семья была в сборе, ожидая его, как казалось, с нетерпением. Расцеловавшись с родителями и младшей сестрёнкой, Павка с торжествующим видом отстегнул ремешок внешнего кармана рюкзака и достал завёрнутую в носки колотушку с наконечником в виде черепа. Затем он развязал шнур, затягивавший горловину рюкзака, и извлек оттуда, раскидывая по прихожей свои тёплые вещи, бубен.

– Ох ты! – Воскликнул папа, зачёсывая пятернёй свои вихрастые волосы назад и радостно блестя своими прямоугольными толстых линз очками. – Сын, ты где добыл такую прелесть?

– В лесу у пионерлагеря нашёл. – Попытавшись придать голосу как можно более обыденный тон, но, понимая, что ничего у него не получается, залившись радостным смехом, ответил Павка.

Мама с дочкой только удивлённо переводили глаза на говоривших – им, по чести говоря, была неведома причина бурной радости отца с сыном.

– Это ж потрясная, совершенно невероятная находка, Пашка! – Воскликнул папа, аккуратно вынимая из рук сына трофеи. – Семья, все в гостиную! – Скомандовал он. – Сейчас я вам буду показывать камлание шамана.

Пашка с интересом, а мама и дочка, скорее, обреченно, последовали в гостиную – посмотреть, как же что-то там делает такой не известный им сорт людей как шаманы.

Папа встал в раскоряку посередине комнаты и, убедившись, что все наблюдают за ним с наивысшей степенью внимательности, взял, подражая шаманам, бубен с колотушкой в руки и…

Продолжение следует».

***

А-а. Ну и что? – Спросил Вадим. Иришка уже давно прикорнула, лишённая радости общения со смартфоном.

Павел Васильевич озадаченно перелистнул страницу, ожидая, что продолжение ожидает его именно там.

– Так, какой это номер журнала? – Спросил он сам у себя. – Девятый. Значит, в десятом должно быть продолжение.

Поковырявшись в стопке пожелтевшей бумаги, он извлёк оттуда десятый номер, однако никакого продолжения там найдено не было, как не было его ни в одиннадцатом, ни в последующих номерах «Пионера».

– Странно. – Подумал Павел Васильевич. – Чрезвычайно странно – в девятом номере было недвусмысленно написано, что продолжение следует, значит, по логике вещей… Что по логике вещей? Вещи показывают, что никакого продолжения не следует, хотя такие шутки в таком серьёзном журнале, вроде как, маловероятны.

– Ага, пап, ну и чего дальше было? – Настаивал отпрыск.

– Не видишь, что ли, нет продолжения! – В раздражении на самого себя воскликнул Павел Васильевич. – Идите-ка вы лучше спать.

Захлопав глазами и не понимая причины странной реакции на простой, казалось бы, вопрос, Вадим слез со стула и неохотно пошёл в ванную мыться и чистить зубы.

Павел Васильевич аккуратно поднял Иру с кресла, в котором она заснула, и отнёс её в детскую, где положил на кровать.

Когда в доме всё утихло, наш герой, дочитав последние страницы сборника текстов «Палийского канона», закрыл книжку и выключил свет. После этого, он чмокнул в щёчку давно уже спавшую жену и, раздражённо хмыкнув в адрес одолевавших его мыслей, накрылся одеялом и повернулся по бессознательной привычке на правый бок. Однако, вопреки обычаю, он не заснул в течение ближайших пяти минут богатырским сном, а ворочался с боку на бок по меньшей мере час, а может, и все полтора.

– Нет, что за чёрт? – Думал он. – Вообще не характерный для пионерского издания рассказ. Какой-то Ктулху-Оол. Что за псевдоним идиотский?

Продолжение следует, но никакого продолжения нет. Это что значит? Автор намекает, что с этим Павлом случилось то же самое, о чём он рассказал своим друзьям? Но почему тогда продолжение следует?

Или автор и был Павлом и его записки были найдены кем-то в опустевшей квартире? Да нет, бред какой-то. Чертовщина, иначе и не назовёшь.

Ладно, утро вечера мудреней. Надо постараться заснуть. Один бубен, тьфу ты, баран. Два барана…три…пять…

***

Во сне многое видится. Многое, следуя своей логике, несовместной с логикой человеческой, встаёт на свои места. Из памяти, своей ли, чужой, всплывают детали, неразличимые нашему мозгу, которые объясняют то, что произошло или произойдёт с нами, а может, и не с нами…

Скрытый за стеной бодрствующего сознания, ужас произошедшего с героем нашего повествования явился ему во всей шири.

Когда отец его, чрезмерно увлекавшийся явлением шаманизма, суть которого ему до конца открыта не была, звонко ударил в бубен, в физическом мире произошло мгновенное исчезновение человеческих сущностей, находившихся в тот миг в гостиной новой квартиры панельного дома на окраине гигантского города.

То, что вспомнилось Павлу Васильевичу в краткий миг, предшествовавший мгновенному прыжку в реальность из-за непереносимости лицезрения, напоминало мгновенный и, в то же время, казавшийся бесконечным, кружащий голову до тошноты полёт-падение над бескрайним морем зелени, покрытой белым, полёт-падение над безграничной и вечно безмолвной белизной, а потом – муки, сопровождаемые жутким душераздирающим криком на пределе человеческих возможностей.

Мучительное сознание того, что крик этот – от той боли, что причиняешь ты какому-то родному и бесконечно близкому существу, и удесятеряющееся страдание от того, что ты не хотел бы эту боль причинять, но бессилен изменить хоть что-то.

Затем – вновь ослепляющий белый свет и холод, адский холод, в котором ты оказываешься нагой и ничем не защищённый, чтобы пройти сквозь череду ужасов и страданий, обусловленных самим фактом твоего существования.

В этот промозглый осенний вечер Коля решил пройтись подышать холодным освежающим воздухом. Выпито было немало, иначе б ему и не пришла в голову мысль гулять под мерзким ледяным аэрозолем, сыплющим с небес.

Идя вдоль четырёхполосной трассы, он, чувствуя, что не прикрытые плащом части джинсов промокли насквозь, уже собрался было разворачиваться к дому («ну максимум ещё метров сто-двести пройду и всё»), когда внезапно почувствовал лёгкий толчок сзади в область коленок и бёдер, а затем – пихание в затылок.

Он обернулся посмотреть на того хама, который так непозволительно ведёт себя в общественном месте, чтобы объяснить человеку, а, может, и втемяшить кулаками простую мысль о необходимости вести себя более подобающе в дальнейшем.

Однако ж, обернувшись, Николай не обнаружил за собой пешеходов. Лишь метрах в тридцати, мелькая аварийкой, стояла почти поперёк тротуара иномарка с мятым передком и лобовым стеклом, полезшим паутиной от удара.

Из машины, покачиваясь, вылезала густо накрашенная девица. Подходить к девице и спрашивать, что случилось, совершенно не хотелось – Коле было предельно ясно, что случилось.

– Вот дрянь. Наверняка сшибла пешехода где-то и только сейчас поняла, что натворила, или испугалась просто и уехала подальше с места, где человека сбила. – Пришла мысль в голову. – Надо бы полисменам позвонить.

Коля начал лихорадочно искать мобильник в карманах плаща, но не найдя, подумал:

– Дьявол! Видимо дома, по пьяни, оставил.

В раздражении выругавшись на свою забывчивость, он направил свои стопы далее под серой стеной мóроси.

– Надо же, только что этой машины не было на тротуаре, вообще не было ничего. Или это я, задумавшись, её не заметил? О чём я думал-то? Вообще не помню. Дааа, надо меньше пить.

Такой поток сознания сопровождал неспешные Колины шаги, забывшего уже, что он совсем недавно собирался разворачиваться и идти домой.

Постепенно разбежались с неба низкие тяжёлые тучи. Из-под неровных их краёв на западе замелькало начинавшее краснеть вечернее солнце.

Внезапно Коля остановился, поняв, что не узнаёт местность, в которой очутился. Вдалеке он заметил стекающуюся с разных сторон толпу, образовывавшую очередь. Поскольку очередь уходила направо от дорожки, по которой шёл Коля, он мог видеть хвост и середину очереди, однако начало её было скрыто от глаз.

Любопытство, разумеется, превыше доводов рассудка и герой нашего повествования, ускорив шаг, решил выяснить, что заставляет толпу двигаться в заданном направлении – может, концерт какой намечается ?