Шваньке Розовощёкой такие штучки нравятся. Сменяю, ещё и поторгуюсь, может, патронами разживусь? Карлуха сказал – она нынче в наваре. Вещицы что я отрыл знатные, не каждый день такое найдёшь, редкая удача, подфартило. К Шваньке схожу чуть погодя, сначала в питейную-лавку, живот с голоду к спине прирос. Для Гундосого тоже кое-что имеется. Откопал среди развалин две целёхонькие бутылки из стекла. Одна жёлтая, плоская с выпуклыми надписями, вторая синяя почти круглая. Гундосый в такую посуду лучшее пойло наливает, и ставит на полку. Цена на кислую вырастает в трое, когда и в четверо.

А вот и лестница что ведёт в лавку, и здесь никого. Куда все подевались?

***

– Бродяга! – Не успел я переступить порог, как позвал Гунька. – Ты где ходишь?! Иди к нам!

В питейной уж как-то тихо для этой поры. Заняты два

стола из дюжины. Пенчук и его семейство, они ближе к двери ужинают. У Пенчука большая семья, пятеро мальцов погодок, жена Тлинька и её брат Шурка-Косой. Кивнул я им, поприветствовал семейство. В ответ тоже закивали, мальцы помахали ручонками.

– Топчи к нам!!! – Зовёт Гунька. – Заждались!

Гунька в окружении троицы мужиков в военной форме. У каждого по кувшину с кислой. На доске, порезанный ломтями шмат мяса, две не тронутые мучные лепёшки. Большой кухонный нож торчит в столе, перед Гунькой бочонок зелёной пасты. Я эту пасту на дух не переношу. Воняет она болотом и горькая, язык жжёт. В эту дрянь мясо макают. Меня от неё воротит, а вот здешним нравится. Мясо без неё не едят.

– Присаживайся. – Указывая взглядом на лавку заговорил суровый дядька. На вид лет сорок с хвостиком. Гладко выбрит, волосы короткие с проседью. Взгляд колючий. – Ты и есть тот самый, Бродяга? – Спросил он, придирчиво осматривая меня с ног до головы. Глядит с прищуром точно на рынке к товару приценивается. Не люблю я, когда на меня так смотрят.

– Тут все бродяги. – Ответил словами охранника.

– Молодца. – Выпалил лысый с усиками, сидит рядом с суровым дядькой, зубы скалит. – А ты за словом в карман не лезешь. Уважаю.

– Это Тыква. А этот. – Гунька указал на лысого и пополз взглядом чуть в сторону от Тыквы. – Вон того, Ракло кличут. – Ракло клюёт носом, засыпает. Гунька махнул на него рукой и объявил, указывая пальцем на сурового мужика. – Знакомься – это Михалыч. У него к нам дело.

– О делах позже. Пей, кушай чем Бог послал. – Михалыч придвинул кувшин, забрал его у Ракло. Поставил напротив меня и пояснил. – Ему достаточно. – Взгляд резанул по Ракло, переполз на меня. – Устал наш товарищ. Выпил всего ничего, разморило.

– Спасибо. – Не принято в Бочке воротить нос от дармовой выпивки. Но и злоупотреблять не годится. – Следующий круг за мной. – Громко объявил я. – Угощаю.

– А вот это по-нашему. – С трудом выговаривая слова, ожил Ракло и поднял голову. – А ты кто такой? – Строгий вопрос, затуманенный взгляд зацепился на мне. – Покажи документы. Ополченец?

– Закрой пасть. – Рыкнул Михалыч и отвесил Ракло увесистый подзатыльник. Тот клюнул носом и умолк. – Не обращай внимания. – Михалыч поднялся, опираясь кулаками на стол и вымученно улыбнулся. – Придурковатый он. В детстве башкой часто ударялся.

– Бывает. – Я кивнул. Молчать негоже, да и сказать особо-то нечего. Вот так Гунька, вот так удружил компанию. Может уйти? Найти причину и свалить по-тихому?

– Да ты не робей. – Михалыч обошёл стол присел рядом. – Угощайся, мясо бери. А вон ту дрянь. – Палец ткнул в бочонок с горькой пастой, тот качнулся из стороны в сторону, но не свалился, устоял. – Не советую. Гадость редкая.

– Это точно. Гадость. – Сложно не согласиться. Выходит, не один я так считаю.

– Твой дружок. – Михалыч кивнул на Гуньку. – Присоветовал тебя в проводники. Есть желание прогуляться на болото. Знаешь дорогу?

– Знаю. – Отпираться нет смысла, да и Гунька уже растрезвонил. – Гадкое место для прогулок. Сам не пойду и тебе не советую.

– Почему? – Михалыч хлопает глазами, не ожидал он такого ответа. – Отведи, заплатим. Без обмана.

– Жизнь дороже.

– Тут ты прав. – Как-то обречённо выдохнул Михалыч и приложился к кувшину, хлебнул кислой, вытер рукавом рот. – Да ты пей, кушай. Дело-то у нас неспешное. Подождёт. Не поведёшь ты, найдём другого.

– Другого не сыщешь. – Самодовольно улыбаясь выпалил Гунька и хлебнул кислой. – Нет здесь других провожатых.

– Да ладно. – Не поверил Михалыч. Колючий взгляд царапает по Гуньке. – Так уж и нет? Один стало быть такой?

– Ага. – Гунька сунул в рот кусок мяса и заговорил полным ртом. – Один. В Бочке народ оседлый. Если кто и знал дорогу на болото, давно позабыл её.

– Если твой приятель не поведёт, тогда кто?

– Не знаю. – Гунька допил кислую, отставил кувшин на край стола. – Искатели на болота не ходят, в Тихом дел хватает. Охотники к топям да омутам не ногой ни рылом, болотников боятся. Разве что травники, эти везде шастают. Только они у нас редкие гости. Уже и не припомню, когда последний раз захаживали.

– А чего так? – Михалыч окинул взглядом серые стол, поглядел на чёрные пятна разводов под доской с мясом, ковырнул ногтём. С прищуром оглядел семейство Пенчука, тяжело вздохнул и закурил. Выдохнул тяжёлое облако табачного дыма и толкнул локтем Тыкву. – Тащи лишенца в расположение. – Прошипел Михалыч. – Как проспится, без опохмелки ко мне. Всё понял?

– Ага. – Тыква кивнул. – Я быстро.

– Не нужно быстро. – Прошипел Михалыч, глянул на Ракло и заскрипел зубами. – Забирай это чмо и не возвращайся. Проверь посты да гляди у меня. – Мясистый кулак показал серьёзность намерений. – Унюхаю, рожу раскрою.

– Ага. Прослежу, лично. – Заверил Тыква, подхватил Ракло под руки и потащил к выходу.

– Совсем пить не умеют. Сволочи. – Пожаловался Михалыч и раздавил в тарелке окурок. – Распоясались уроды, страх потеряли.

– А кто умеет? – Гунька поднял руку на зов прибежал Гундосый.

– Чего изволите? – Услужливо спросил хозяин, обращаясь к Михалычу. Улыбка до ушей, не помню я его таким улыбчивым. На толстой заплывшей роже не видно глазёнок, две часто моргающие точки. Взгляд преданный как у должника что получил отсрочку, того глядишь руки целовать начнёт.

– Ещё кислой. – Объявил Гунька. – Бродяга платит.

– Отставить. – Рявкнул Михалыч и полез в карман. – Я угощаю. – С десяток патронов легли на стол. Следом упала пачка сигарет темно-синего цвета, буквы мне незнакомые, не по-нашему написано. Михалыч отодвинул сигареты, взглянул на Гундосого с недобрым прищуром и попросил. – Будь любезен, мясо разогрей.

– Как прикажите. – Гундосый с ловкостью картёжного шулера смахнул патроны в карман грязного фартука и тут же удалился, прихватил пустой кувшин и холодное мясо.

– Послушай Бродяга. – В пол голоса заговорил Михалыч. Нет колючего взгляда, а вот грусть и печаль появились. Осунулся он, помрачнел. – Помоги, в долгу не останусь. Отведи на болото.

– Места там гиблые. – Хлебнул кислой, гляжу на Михалыча. Как-то резко он поник. От былой бравады пропал и след, взгляд затуманился как у пьяного.

– Ты только скажи, что нужно? Всё отдам. – Пообещал Михалыч. – Вытащи нас отсюда.

– Нас? – Такая новость удивила, но я не подал вида, попиваю из кувшина. Кислая высшего качества, совсем не горчит, пахнет травами. С чего вдруг Гундосый так старается? С какого перепугу ставит на стол своё лучшее пойло? Наверняка что-то задумал шельмец.

– По рукам? – Крепкая ладонь потянулась в мою сторону.

– Извини. Не пойду на болото, и ты не ходи. Гадкие там места, смрад, топи, омуты. – Без нажима, но строго пояснил

я. – На болоте и одному опасно, а толпой так и подавно, верная смерть.

– Да какая толпа? Трое нас.

– Четверо. – Вставил Гунька. – Я тоже пойду. Надоело в Бочке штаны протирать.

– Вот и уговори своего дружка. За мной не заржавеет. – Михалыч глядит на Гуньку с большой надеждой. Вернулся колючий, строгий взгляд. – Я тебе автомат подгоню. Новенький, ещё в смазке.

– Автомат? – Гунька как жевал, так и замер с открытым ртом.