– Тихо Бродяга, тихо. – В самое ухо шепчет Карлуха. – Я это, я. – Мог бы и не говорить, по запаху понятно.
– Руки отекли, развяжи.
– Ага, нож достану.
Хлопнули один за другим два винтовочных выстрела. Наверху кто-то вскрикнул, послышалась отборная брань и проклятья. С холма дали длинную очередь и бабахнуло. Пень, за которым прятался разбойник, разлетелся в щепки, поднялась пыль. Колючая волна посекла куст над головой, посыпались листья, ветки.
– Вот и всё. – Подумал я. Отстрелялся гад. Но гад успел перебраться под дальний куст, припал к винтовке целится, ждёт подходящего момента.
Карлуха улёгся на траву, прикрыл голову руками. А как бабахнуло второй раз, мелкий вскочил. Не знаю, что на него нашло, выпрямился недомерок, с ножом в руке шагнул к бандиту.
Ухватил я Карлуху за шиворот и затолкал под кусты. А сам, бросился на разбойника. Как добежал не помню. Налетел я на него, и принялся охаживать кулаками. Бил что есть силы. Долго бил, а потом ухватил за горло. Удавить не успел, схватили и оттащили. Я вырвался и обратно к бандиту, вцепился ему в горло. Дальше провал в памяти, не помню.
***
Голова раскалывается, во рту сухо, на зубах песок. Перед глазами ветки синюшки, красные листья, синие цветочки. Воняет болотом и кислым пузырником.
Приподнялся я на локтях, заболели рёбра, да и спина о себе напомнила. Пинали меня умело, спасибо что не убили. Сам виноват, чего уж тут жаловаться. Не послушал Михалыча, позарился на дармовщинку вот и получил на орехи.
Полежал ещё чуток и перевалился набок. Гунька с Карлухой лежат под деревом. Гунька на боку, спиною ко мне, Коротун в ноги к нему присоседился. А это кто? Не уж-то Михалыч? Ну, да, он. Сопит-похрапывает у пенька.
– Что, оклемался? – Спросили негромко, толкнули в плечо. – На-ка хлебни водички.
– Спасибо. – Ответил так же тихо и повернулся. Здоровенный детина, протянул мне флягу. Морда заветренная, костяшки пальцев сбиты. Глядит ухмыляется. – А ты кто? – прохрипел пересохшим горлом.
– Дед Пихто. – Ответил здоровяк. – Пей, чего уставился.
– Откуда ты взялся? – Вопрос конечно глупый, но спросить стоит.
– Оттуда. – Здоровяк указал пальцем на кусты синюшки за моей спиной. – Ты пить будешь?
– Буду. – Кивнул и взял флягу.
– Много не пей. – Предупредил здоровяк. – Рот пополощи и рожу умой. Стряхни песок.
– Ага. – Согласился, спорить не стал. Почему много не пить? Вопросов больше чем хотелось бы, но спрашивать нет желания, голова трещит.
– Сейчас, я тебя лечить буду. – Здоровяк полез в торбу, достал початую бутылку. – Горло смочил, теперь можно.
– А что это?
– Целебное зелье, лекарство от всех болезней. Водка – Столичная.
– Водка?
– Ага. – Здоровяк задорно подмигнул. – Меня Серёгой кличут. А ты стало быть Бродяга? Верно?
– Верно. – Кивнул и пожаловался. – Голова болит.
– Пей, поможет. – Присоветовал Серёга. – Водка лекарство от всех болезней.
– Лекарство? – Переспросил и сделал большой глоток, на втором поперхнулся. Рот обожгло, спёрло дыхание.
– Дай сюда. – Серёга отобрал бутылку. – Что же ты такой криворукий? Расплескал.
– Извини.
– Ага, щас. – Серёга осуждающе покачал головой и широко улыбнулся, открыто по-доброму. – Будь на твоём месте кто другой, в дыню и под зад коленом. Тебя не трону.
– Почему?
– Что почему?
– Не знаю. – Я улыбнулся, пожал плечами. В животе печёт, в голове туман, качает из стороны в сторону. Не помню, что говорил, о чём спрашивал? Хорошо стало, голова и бока совсем не болят. Не обманул Серёга, зелье действительно целебное.
– Ты на кой ляд на Кистеня набросился? – Закуривая спросил Серёга. – Жить надоело?
– На кого?
– Проехали. – Серёга отвёл взгляд и тихо поведал. – Кистень ещё та сволочь. Был. Повезло тебе парень. Несказанно повезло. На брюхо погляди.
– Куда?
– Куртку ощупай, проверь рубаху. Он тебе клифт располосовал. Если бы не пряжка. – Серёга хлопнул меня по плечу. – А вообще-то, ты молодец. Не навались на него, лежать и мне на пригорке. Этот лишенец моих корешей положил.
– А где он?
– Прижмурился.
– Это как?
–Отдыхает, спит вечным сном. Твой дружок, рыжий, больной на всю голову. Нам-то и нужно было, Кистеню пару вопросов задать. А тут такое. – Здоровяк пыхнул облаком табачного и повернулся на шум. От оврага, донеслось хлюпанье и угуканье, шумшарь-носорогий на кормёжку выполз. Зверь с виду грозный, но это только с виду. К людям близко не подходит.
– А вы? – Тяжело вздохнул и приложился к водке. Набрал полный рот, проглотил легко, даже не поморщился. Хорошее у чужаков зелье, тепло в животе, а вот во рту как-то гадко. – А вы как живёте? Откуда к нам пожаловали?
– Издалека. – С лёгкой печалью в голосе ответил здоровяк. – Слышь. Ты это. – Серёга отполз на коленях, зарылся рукой под куст. Выволок ботинки песочного цвета, положил у моих ног. – На кой они тебе?
– Кто?
– Берцаки Кистеня. Ты в них мёртвой хваткой вцепился. Орал как потерпевший, горланил, твои они. Вот я решил, если твои, владей.
– Мои? – Хлопаю глазами. Не помню, хоть убейте ничего не помню. Когда орал, кому? Взял ботинки, посмотрел на них и спросил. – А когда они моими стали?
– Забудь. – Серёга отмахнулся. – Кистеню они больше не нужны. Берцаки отличные, тёплые и воды не бояться. Я тоже прибарахлился. – Серёга похлопал себя по груди. – Бушлат отвернул, почти новый. И Михалыч поживился, шпалер у Фугаса отжал.
Что проехали, на чём, когда? Какой шпалер? Держу в руках ботинки с толстыми шнурками, те самые, что приглянулись ещё в Бочке. Смотрю на них и пытаюсь вспомнить, с каких пор они моими стали?
Допили мы бутылку и совсем за дружились. Серёга, подарил мне винтовку с оптическим прицелом. Сказал – она идёт в комплекте с берцаками. А ещё, посулил несметные сокровища. Пообещал, когда выйдем в нужное место, даст патроны, консервы и одежду. Врет, как и все пришлые. Но этот врёт красиво, доверительно. А ещё, много расспрашивает о нашей жизни. Откуда зверьё диковинное? Что делаем, чем на пропитание зарабатываем? Я ему поведал о своём промысле. Рассказал, как и зачем хожу в Тихий. Где именно роюсь, что отыскиваю, как и у кого меняю добытое. Слушает он внимательно, смеётся, подшучивает.
Пришёл черёд и ему о себе рассказать. Жил Серёга в небольшом посёлке, работал на машине. Была жена, годовалый сынишка. Что-то у них с женой не заладилось. Выпивать Серёга начал. Пил горькую без меры, на пьяную голову и настучал кому-то по кумполу. По голове значит. Прикрыли его – посадили в каменный дом. У нас, дать морду первое дело. Не дашь ты, тебе накостыляют. А у них за такое, в клетку сажают. Жена вызволять не захотела. Бросила Серёгу, забрала мальчонку и перебралась к матери. А потом война началась. Каменный дом с решётками разломали. Всех, кто в нём был заперт воевать послали. В странном месте они живут, за драку в клетку, дом разваляли и на войну. Вроде как всего хватает и еды, и промысла. Дома хорошие, большие и светлые. Вода горячая из кранов бежит, электричеством дома освещают, керосина много. Зачем, почему воюют неясно. Но я подозреваю, всё из-за керосина. Врёт Серёга, не может быть его много. Когда огромная толпа людей живёт в одном месте, керосина кому-то да не хватит. Упомянул мой новый приятель о больших домищах, там патроны, оружие, и керосин делают. Но вот как отыскать это местечко, за каким лесом и болотом, я так и не узнал. Вроде бы и рядом оно, но вот где не понятно.
Проболтали мы с Серёгой долго. Болтали бы ещё дольше, да проснулся Михалыч, ворчать начал. Злится он сильно, ругает за выпитую водку и за то, что торчим на поляне. Как оказалось, пока я лежал в отключке они уже выпили одну бутылку – снимали какой-то стресс. Разморило и уснули. Погоня за нами, а мы как на курорте. Это Михалыч так сказал.
Называл он меня долбнем, а Серёгу – Сюнделем и членистоногим. Не понравилось мне новое словечко. Может интонация, с которой Михалыч его повторил неоднократно, а может ещё что-то насторожило. Сказал я Михалычу, пару (добрых) слов, перестал он меня долбнем обзывать. А вот Серёга-Сюндель молчит, кивает головой, соглашается.