Для Ольги неприятность материализовалась поначалу в шаркающих шагах, на которые девушка не обратила внимания, превозмогая накатывающую сонливость в ожидании ужина. Шарканье меж тем приближалось, выдавая человека не слишком тяжелого, с быстрым шагом, но сильно подволакивающего стопы. А после занавесь со скрежетом поехала в сторону на кольцах, продетых через штангу, и в купе Ольги сунулась отвратительная рожа.

На самом деле это лицо казалось бы красивым, будь у него нос. Однако носа не имелось, так что результат можно было фотографировать для статьи о классических симптомах сифилиса. В глазницах с вывороченными нижними веками крутились воспаленные белки с черными зрачками. Воздух со свистом проходил через изуродованные носовые пазухи, создавая впечатление, словно дышит большой и дикий зверь. Незваный гость был совершенно лыс, причем не от природы или бритвы – судя по язвам, волосы у него выпали от какой-то болезни. Ниже шеи все скрывалось под драным коричневым плащом из плохого кожзама – нормальная кожа так по-уродски облезать не может.

Ольга с отвисшей челюстью смотрела на пришельца. Тот вращал глазами, будто никак не мог сфокусировать взгляд на девушке.

- Чего надо? – расхрабрившись, спросила Ольга.

- Откупное доставай, – прогундосил кожаный плащ, так, что девчонке на мгновение стало его чуточку жаль. Отсутствие носа явно создавало бедняге массу проблем, включая невнятную речь.

- Доставай, выкладай, откупай, – выпалил безносый, кривясь и корча рожи. – Руки в карманы, добро не держи, все правильным ходокам покажи! Гостю бесполезному лишнее в тягость, а нормальному каторжнику в сладость и радость!

Тут до Ольги дошло, что к ней, судя по всему, пожаловал какой-то местный положенец, не слишком авторитетный, но агрессивный. Слишком характерным было поведение, как будто и не миновало сколько то там тысяч лет. Девушка задумалась, мучительно подбирая слова чужого языка, а гость истолковал паузу по-своему. Он что-то пробурчал и с неожиданной ловкостью выбросил вперед тощую руку, для которой рукав плаща был слишком короток. Последовал очень болезненный щелчок по самому кончику ольгиного носа.

- Отвали! – вскрикнула девушка, толкнув ненавистную руку, вскочила, затравленно оглядываясь. Неужели снова тюрьма? И все эти мужики по углам – «мужики» настоящие?

- Да ты че, ваще попутала! – тонко завопил каторжник, заводя себя, истерично распяливая рот с капельками слюны в уголках растрескавшихся губ. Казалось, еще мгновение и безносый заклацает желто-серыми зубами как запаршивевший волк.

- Ты делов не знаешь, первоходка в натуре, ты че тут хреновертишь, четких и ровных пацанов ни в грош не ставишь! Я не дурка, я савларец, арбитрам гроксовы уши подшил, красную луну оттоптал, зеленую миновал, с красной сбежал! Да я тебя...

На самом деле говорил он все это чуть по-иному, другими словами, но общий тон и обрывки понятных Ольге слов складывались в знакомый и понятный с детства образ. Этакий распальцованный, малость приблатненный пацанчик, что затвердил набор правильных слов и научился виртуозно их компоновать сообразно моменту. Но что-то в пламенной и дерганой тираде «савларца» показалось Ольге неправильным, чуть неестественным.

Глаза... У человека в настоящей истерике или близко к ней довольно специфический взгляд, который ни с чем не спутать. А зрачки безносого каторжника казались почти нормальными, не соответствуя агрессивной падучей, готовой вот-вот разорваться вспышкой насилия. Впрочем, эта мысль промелькнула на задворках сознания и пропала, разум ее не оценил и даже не запомнил толком, потому что Ольгой завладело одно единственное желание.

Чтобы все это, наконец, закончилось. Как угодно, но закончилось.

А потом лечь, наконец, закрыть глаза, забыть обо всем. И черт с ним, с ужином «через три звонка», что бы это ни значило.

Она посмотрела в лицо «савларца», сосредоточившись на мокром провале между верхней губой и переносицей, на полупрозрачной капле, что подрагивала в такт дыханию, готовая сорваться вниз.

- Щас исправим, – сказала девушка, не сводя взгляд с этой капли.

- Э-э-э... че? – глупо спросил каторжник.

- Сейчас поправим! – Ольга выставила вперед правую ладонь, словно тормозя и без того сдувшийся напор савларца. Ей уже было все равно, что говорить, любое слово казалось очень смешным и уместным. А безносый, кажется, накручивал себя для одного четко продуманного сценария, но как только роспись пошла не предусмотренным образом, уголовник растерялся, не понимая, что делать дальше.

Со стороны это выглядело... необычно, так, что случайные зрители оторопели. Невысокая и заторможенная девчонка, похожая на растерянного цыпленка благодаря желтоватому пуху на стриженой голове (хотя конечно оценить это сходство могли только выходцы с аграрных планет) внезапно с диким, совершенно звериным воплем шваркнула со всей дури доской для регицида по лицу незваного пришельца. Да с такой силой, что пластиковые наклейки разного цвета, обозначающие игровые клетки, полетели в разные стороны вперемешку с каплями крови.

Девушка никогда не могла похвастаться весом, а сейчас в ней имелось хорошо, если килограммов пятьдесят. Не была она и особо сильной, конституция не та, да и привычкой к физкультуре Ольга не обзавелась. С другой стороны противник тоже был довольно субтилен, просто выше ростом, а доска весьма твердая. Результат получился радующим глаз, по крайней мере, ольгин. Каторжник завопил от боли и неожиданности, отшатнулся, заслоняясь руками, но запоздал – Ольга уже вцепилась в него, уже не по-цыплячьи, а словно тощая кошка. Острые зубы, еще не испорченные избытком сладостей, колой и пайком Инквизиции, а также Экклезиархии, клацнули у самых глаз савларца. Девушка машинально попыталась укусить его за нос, не сделав поправку на его отсутствие.

- А-а-а-а!!! Уберите психическую! – визжал савларец, пытаясь удержать Ольгу, которая вознамерилась обгрызть ему лицо.

- Что-то перебор, – рассудил вслух кто-то из новых коллег. – Пора разнимать.

- Да она его сейчас покалечит! – ответил другой голос, куда более обеспокоенный.

Мир для Ольги сжался до размеров крошечного тоннеля диаметром примерно со сточную трубу, в конце которой краснела и желтела ненавистная харя савларца. Только в этот момент девушка видела там совсем другое лицо с очень характерными и знакомым чертами. «Брательник» тоже упарывался по блатной тематике, любил «предъявить за шмот» и все как положено. Ольга накрепко запомнила его взгляд, отвратительные водянистые глаза, в которых всегда читалась поганенькая усмешка. Отвратительное чувство превосходства, явственное «ты никому не расскажешь!». Такой же взгляд, как у вертлявого придурка с язвенной плешью.

- Эй, растащите их!

Савларец успел зажмуриться, иначе обезумевшая противница вырвала бы ему глаза, коротко обстриженные ногти скользили по векам, оставляя глубокие ссадины. Дикий вой каторжника сплелся с утробным рычанием новенькой. Затем сильнейший удар под ребра приподнял ее в воздух и швырнул в сторону. Что-то угловатое, холодное и твердое ударило под лопатку, окончательно вышибая дух. Ольга елозила ногами, чувствуя лишь боль и тягостную мысль:

«Опять... опять меня бьют... когда же это все закончится...»

- Вот оставь вас без присмотра на пару минут, – произнес где-то далеко и высоко знакомый голос.

В несколько судорожных вздохов Ольга сумела кое-как выровнять дыхание и даже оглядеться. Понадобилось несколько секунд, чтобы признать в широкой фигуре, что нависла под люминесцентной лампой, Большую Берту. Выглядела культуристка зловеще, ее некрасивое и крупное лицо не обещало ничего хорошего. Савларец съежился у ног наставницы, громко, надрывно плача. Горькие слезы мешались с розовыми потеками.

- Опять? – только и спросила наставница, глядя на каторжника сверху вниз. Тот скрутился еще больше, завыл еще жалостливее, но, похоже, его искреннее горе никак не отозвалось в душе Берты.

- Он... начал... – выдохнула в два приема Ольга. Прикрывать безносого ублюдка она не имела ни малейшего желания, а на фуфло вроде «настоящие [тут подставлялось нужное слово] не стучат!» не велась уже давно.