- Мы видим планету без названия, но с прозвищем «Ледяной порт». Или «Маяк».

Шметтау поднял второй палец.

- Умирающее солнце, единственная планета. Холодно. Ничего полезного. Однако...

Третий палец.

- Система представляет собой навигационный центр секторального значения. Маяки, а также астропатические башни вынесены на искусственные спутники и астероиды. Но управляющий центр и вся сопутствующая структура планетарные. Так что сие убожество заселено куда обильнее, чем по справедливости заслуживает. И...

Шметтау сделал паузу, которая выглядела как театральная заминка, но таковой не являлась. Просто инквизитор задумался.

- И мы видим ярчайший пример двойственности. Можно даже сказать, диалектической противоположности. Почему «маяк»? Потому что здесь в силу известных событий ткань Материума истончилась. Благо ли это? Безусловно. Навигаторы, операторы Имперского Таро и астропаты будут держаться за Ледяной Порт руками, зубами, а также иными частями тела, которые у них временами вдруг отрастают. Но есть ли оборотная сторона?..

Шметтау глянул на Эссена, который правильно истолковал взгляд патрона и сказал:

- Есть.

- Вот именно! – Калькройт поднял очередной палец. – Там где убавляется Материум, соответственно прибавляется... иная сторона. Что выражается в частых проявлениях Враждебных сил, и вообще местные службы работают, не покладая рук. Они даже меня пытались завербовать, и непременно будут пытаться еще. Культисты, хосты, ритуалы, эксперименты колдунов-самоучек... все раза в два-три, а то и пять чаще стандартных проявлений для планет такого класса и уровня заселенности. Но это цена, которую приходится платить за транспортную связность. Особенно сейчас, когда молотилка Саббат лишь набирает обороты. Вроде бы все, как и должно быть.

Инквизитор нажал рычаг, и кресло с тихим жужжанием превратилось в кушетку. Теперь Калькройт почти лежал, глядя в прозрачный потолок. Там, среди звезд, при желании как раз можно было разглядеть яркий огонек навигационного спутника, одного из многих в обширной сети.

- Как думаешь, дружище, что же меня беспокоит? – осведомился инквизитор, наслаждаясь покоем для изношенной поясницы.

При желании Шметтау давно мог бы заменить и позвоночник, хоть частично, хоть целиком. Однако с течением времени Калькройт избавился от эйфории, которую дарит высокоразвитая медицина. Да, можно жить долго, можно восстанавливать работоспособность после таких ранений, что были смертельны для примитивных людей древности. Но в силу той же диалектики приобретая что-либо, неизбежно что-то даешь взамен. И немолодой уже инквизитор начал ценить человечность, выражаемую во вполне практических килограммах живой плоти. Слишком много протезов, чрезмерно много инородной материи в его теле... Настолько, что временами инквизитор задумывался, не перейдет ли он когда-нибудь грань, что разделяет людей и «шестеренок».

- Я думаю, несистемные колебания проявлений Имматериума, – позволил себе предположить Эссен.

- Вот именно, вот именно, – мерно закивал Шметтау в такт словам. – Все на свете развивается по синусоиде, подъемы сменяются пиками. Но когда мы видим аномальную картину...

Инквизитор покосился в сторону единственного стола, заваленного распечатками и отдельными пиктами. Все они отображали мудреные графики разной степени детализации. Все повторяли в разнообразных вариациях одну и ту же картину – зубчатая линия, похожая на кривую пилу, затем резкое падение с ровным плато и столь же резкий подъем, существенно выше предыдущей «пилы».

- Все на свете имеет причину. Зная причину, познаешь и следствие. Понимая следствия, предотвратишь беду, – вольно процитировал Шметтау «Наставление юного инквизитора». – И, надо сказать, я испытываю некоторую тревогу...

Пале изобразил соответствующее моменту выражение обеспокоенности вкупе с предельным вниманием. Он проделал это с такой концентрацией и вниманием, что казалось, даже лысый череп сморщился, а нити шрамов налились кровью

-... потому что я вижу аномалию, которая не укладывается в статистику. Сначала стабильный период типичного хаотического присутствия со спадами и подъемами, – Шметтау обозначил движение ладонью, будто приглаживал невидимые мелкие волны. – Затем кульминация, когда ЭпидОтряд потерял две трети личного состава, так, что теперь на каждый радиальный состав приходится по одному отделению, а на линиях второй категории того меньше. Из океана выползает хрень, которую в итоге развоплотили, мобилизовав едва ли не пол-планеты, а также силы Флота. И затем полная тишина. Падение активности до нуля. Фактически ремиссия.

Шметтау резко провел сомкнутыми «дощечкой» пальцами левой руки, будто разрезал невидимые нити.

- И сейчас новый рывок вне статистических прогнозов. Как это может быть?

- Первый вариант очевиден, – Эссен хорошо изучил своего командира, поэтому в точности знал, когда следует подтолкнуть мысль Шметтау в нужном направлении. – Это часть еще более длинного цикла, который выходит за рамки наблюдаемой и достоверной статистики.

- И это, в самом деле, очевидно! – согласился инквизитор, уставившись в иллюминатор. – Логично. Сначала очень длинная, ну, по человеческим меркам, разумеется, длинная полоса рядовых возмущений, затем вспышка, а после реакция истощения. Тогда сейчас мы, скорее всего, увидим долгую полосу затухающих колебаний. И начало нового цикла.

Он вздохнул.

- Жаль, что достоверных данных мало, слишком мало... А в их отсутствие приходится дуть на воду.

Инквизитор красноречиво помолчал, снова предоставляя возможность высказаться ученику и помощнику.

- Второй вариант, – сказал Эссен. – Непредвиденный фактор.

- И какой же?

Эссен едва заметно развел руками, демонстрируя пустые ладони.

- Не знаю.

- Вот именно, – задумчиво сказал инквизитор. – Как говорили древние, «Ignoramus et ignorabimus», сиречь «не знаем и не узнаем»... Но мы, как стража у осажденного дома, можем позволить себе роскошь только не знать, и то сугубо временно.

Шметтау сложил кресло, вернув ему традиционное положение. Хлопнул широкими ладонями по мягкой коже подлокотников, отбивая простенький ритм.

- И мне это не нравится, – вымолвил инквизитор в белое пространство. – Категорически не нравится. Последний раз, когда я видел нечто подобное, имел место кровавый пакт сразу на три стороны. Вряд ли, конечно, здесь повторяется то же самое...

Шметтау буквально выволок себя из уютных объятий любимого кресла. Поясница немедленно отозвалась уколом настойчивой боли. Инквизитор мысленно показал слабой плоти кукиш, припоминая, куда делся компенсационный пояс.

- Мне кажется, силы надлежащих Ордос в системе Маяка вполне профессиональны и многочисленны, – предположил Эссен. – Нет смысла делать за них работу.

- Твоя беда, дружище, – просипел Шметтау, растирая почечную область. – В нехватке фантазии. И узости воображения. Да, казалось бы, нам то что за дело до всего этого?

Ученик с трудом подавил улыбку, очень уж забавно смотрелся великий и ужасный Шметтау, который по-стариковски кряхтел и массировал больную спину.

- Может быть никакого. Может быть, это все ничего не значит, – развил мысль Калькройт. – А может и наоборот. В пользу второго свидетельствует нездоровое шевеление марсиан. Кастрюлеголовые что-то замутили, причем их активность так удачно совпадает с этой самой... флуктуацией... Как причудливо и странно все сплелось. Проблемы Маяка, Криптман, марсиане. Эта девчонка, наконец, ради которой наш совестливый герой полез в петлю.

- Похоже на действия влюбленного, – позволил себе предположить Эссен.

- Да ну, глупость какая, – отмахнулся господин. – У Фидуса была лишь одна любовь, и мы знаем ее имя. Нет. Его погнала сюда именно совесть. Чувство неоплатного долга. И какие бы чувства я не испытывал к нему, следует признать, то был достойный поступок. Весьма достойный. Хоть и бесконечно глупый.

Эссен поджал губы, изобразив гримасу несогласия и даже легкого фрондерства. Но промолчал.