Молодой инквизитор покрутил пальцами, словно не мог подобрать нужные слова.
- Настолько «ядовитыми», что умирающий... этот... «карман» нас не перемолол в кашу, а выкинул через себя? – Священник внезапно пришел на помощь, и Фидус благодарно кивнул.
- Да, примерно так. И я не понимаю, как это могло случиться. Что могло нас так...
Он умолк и кинул быстрый взгляд на Ольгу, но сразу отвернулся, будто хотел скрыть вспышку интереса.
- Нет, не понимаю, – твердо закончил мысль инквизитор.
- Ну-ну, – глубокомысленно вымолвил Священник, похлопал мощными ладонями и подпрыгнул, греясь в движении. Сейчас служитель культа снова походил на гнома – широкий, коренастый и явно нелетучий на вид.
- Связь давай! – прикрикнул он на Святого Человека.
- Даю, даю, – буркнул радист. – Все торопят, все спешат... а как тут нормально дать, если ни привязки, ни триангуляции...
Немного поколдовав над шайтан-ящиком, Святой поднял голову и сообщил:
- Мы на Маяке. Но похоже на другой стороне планеты. Дальности не хватает. Вот если над нами пролетит спутник, если он поймает сигнал нашего маяка...
- Ясно, – Берта улыбнулась с кислой миной человека, набившего полный рот витаминных таблеток. – Жечь нам нечего, значит окапываемся. Снег хороший теплоизолятор. Собьемся гуртом, будем греться как полярные гроксы, общим теплом. Если ветер не поднимется, часов двадцать протянем.
- Как она, – тихо спросил Фидус.
- Похоже, глаза больше нет, – так же негромко сказал Деметриус. – Совершенно мертвая плоть.
- Потустороннее касание, – со сдерживаемой болью в голосе вымолвил инквизитор.
- Да. Повезло.
Ольга по-прежнему была в обмороке, на свое счастье, боль от единственного прикосновения запредельной сущности оказалась такая, что пробивала даже затуманенное сознание. А обезболивающие препараты в аптечке Деметриуса были представлены очень символически. Худенькая девушка глухо стонала и корчилась в судорогах.
- Давай ка я ее придержу... – предложил Фидус.
- Да, я сейчас вколю ей двойной транквизизатор, – продолжил мысль санитар. – Чтобы обеспамятела совсем.
- А сердце выдержит? – усомнился инквизитор, взяв Ольгу за руки бережно, с большой осторожностью, но крепко.
- Может и не выдержит, – Деметриус прищурился, стараясь не выронить ампулу мерзнущими пальцами, работать в перчатках было невозможно, пришлось их снять. – Но все равно лучше чем...
Он не закончил, а Фидус лишь молча кивнул, соглашаясь.
- Задери рукав, – Деметриус зубами надорвал герметичный пакетик со спиртовой салфеткой. Замерзшие губы двигались с трудом, слова звучали глухо и невнятно.
Небо и так было мрачным, однако штормовой фронт выделялся на его фоне угольно-черной полосой и обещал бурю в течение буквально пары часов. При такой погоде никто даже не поднимет самолеты на поиски, а уже взлетевшие машины развернет обратно. Сильный ветер, считай, умножает холод на полтора, и до рассвета никто не доживет. Затем ветер и ледяная крошка обтешут мертвецов до костей, бросят как памятник людским неудачам, который все равно никому не найти.
Люкт молча и размеренно дробил ледяные глыбы, те, что поменьше, металлическим прикладом дробовика. Доходяга и Грешник складывали обломки во что-то наподобие низенькой стенки по обе стороны большого тороса, так, чтобы получился хоть какой-то щит против жестокого ветра.
Савларец, черпая каской снег, затянул очередную жалостливую песню о тяжкой доле честного сидельца, который сначала претерпит от вертухаев, затем будет кремирован. Мама получит конверт с пеплом, застеклованным пальцем и нижней челюстью (для идентификации и подтверждения по отпечаткам), после чего, разумеется, у старушки от горя разорвется сердце. Безносый урод пользовался всеобщей усталостью и ныл, не опасаясь побоев. Антиветровая защита получилась никудышной, снег оказался сухой и не лип, а пересыпался, как стеклянная крошка. Но лучше чем ничего, может еще пара часов жизни.
- Они нападали на нее, – тихо, почти на грани шепота сказала Берта, глядя в сторону темной полосы, что шла с востока.
Священник помолчал, кусая губу, машинально, как человек, неосознанно вернувшийся под грузом ответственности к детским привычкам. Глянул исподлобья на маленькую послушницу, которую лечили сразу двое.
- Не получилось бы у нас треугольника... – подумал он вслух, как бы отойдя от озвученной Бертой проблемы. – Парни видные, каждый по-своему. Да и девчонка не овца из ферралов.
- Тогда расстреляю, – пожала плечами наставница. – Всех троих.
- Не крутовато ли? – усомнился монах.
- В самый раз. На малую неуставщину закрыть глаза можно. Самогон бодяжить в стиральной машине, картинки с Сестрами Битвы в сортире разглядывать, слушать под подушкой нелегальное радио с похабными рассказами... это нормально. Но когда начинают крутить любови на троих, стрелять надо сразу. Потом дороже обойдется.
- Иногда думаю, что все-таки не хватает мне армейского опыта, – вздохнул Священник, затем резко вернулся к прежней теме. – Да, я заметил. Они ломились на нее, как мухи на свечу. И я не понимаю, отчего. Эта пигалица не еретичка и не культистка. Не псайкер. Вообще никто.
Люкт, наконец, сломал приклад, даже стальная рама не выдержала и с треском разошлась по сварному шву. Грешник молча отдал сервитору небольшой саперный топорик, переделанный из гвардейского. Кровь, потихоньку сочившаяся из проколотых губ, засохла, смешалась с грязью, затем подмерзла и превратила лицо эфиопа в ужасающую маску. Деметриус хотел, было, помочь, но Грешник отказался от повязки, молча покрутив головой.
- Ладно, доложим, а дальше уже не наше дело, – подвела итог Берта. – Чую, комендант из нас души заживо вытащит при расследовании…
- Передохнули, айда работать, дадим пример пастве и подведомственному контингенту, – сказал Священник и скомандовал инквизитору. – Эй, бездельник! Хватит у фершала работу отбирать. Делом займись!
Холодный ветер пересыпал горсти снежинок, больше похожих на кристаллики льда с бритвенными краями. Команда строила укрытие с упорством обреченных, вцепившихся в последнюю соломинку. До той минуты, когда в грозовых сумерках мелькнул силуэт крылатой машины, и луч прожектора зашарил вслепую, выцеливая маленькую группу людей, прошедших в ад и вернувшихся обратно.
====== Глава 17 ======
- Он жив, – Эссен Пале немного подумал и на всякий случай уточнил. – Они живы.
- Да, – согласился Шметтау. – Но, признаться, сейчас это волнует меня сугубо во вторую очередь. Или даже в третью...
Такие размышления вслух стали привычными для инквизитора много лет назад. Проговорить вопрос, разобрать и препарировать задачу или некую сложную тему. Притом, будучи уверенным, что сказанное никогда и ни при каких обстоятельствах не уйдет на сторону даже полусловом.
- Я рассчитывал празднично отметить конец жизненного пути Криптмана... но Император располагает, – Шметтау со значением поднял указательный палец. – Располагает.
Пале, как обычно, встал навытяжку, опустив руки по швам. Теперь, когда помощник инквизитора снял парик, стала отчетливо заметна сеть шрамов, покрывающих идеально лысую голову. Эссен внимательно слушал, точно зная свою главную обязанность – стать немым свидетелем великих мыслей великого человека. Время от времени делать уместные замечания. И в исключительном случае выступить оппонентом.
Калькройт сел, буквально расползся в кресле, идеально соответствующем анатомии старого и больного человека. Тяжело выдохнул, расслабляясь. Не так уж часто удавалось выкроить время, чтобы спокойно, без лишней спешки дать отдых изношенному, однако все еще своему, родному позвоночнику. И немного подумать над любопытным казусом.
Белые тона небольшой каюты располагали к умиротворению, иллюминатор над головой открывал вид на безграничность вселенной и способствовал расширению внутренних горизонтов.
- Что же мы видим... – продолжил рассуждать инквизитор, и для себя, и для терпеливого Эссена. Ученик терпеливо слушал, понимая, что вопрос носит сугубо риторический характер.