- Херня, – монах присоединился к мнению Берты, затем подумал еще мгновение и добавил. – Но лучше плана все равно нет.

Священник обменялся взглядами с Бертой, и оба дружно кивнули друг другу.

- Братья и сестры! – возопил монах. Сорванное горло сипело и хрипело, как испорченный динамик, от того воззвание служителя культа звучало по-особенному страшно, как трубный глас, доносящийся с того света. Возможно из того самого «варпа».

- Все плохо так, что просто полный привод! И даже еще хуже!

«Оптимистично» – на удивление здраво и спокойно подумала Ольга. – «Святой отец умеет вдохновить»

Но слова монаха звучали как-то... прямо. И честно.

- И все равно не ссать, дружбаны! – на каком-то инопланетном арго продолжил мини-проповедь Священник. – Потому что коли в угол уж плохо, с этим ведь все не кончается.

Он подумал мгновение и повторил с непоколебимой уверенностью:

- Нет, не кончается.

Ольга все с тем же отстраненным спокойствием поняла, что если бы сейчас пастырь начал обещать скорое спасение или погнал пургу про милость Императора – вот это было бы страшно и беспомощно. А так – Священник не обещал невозможного и был честен с паствой. Возможно потому, что слишком уважал коллег по нелегкому занятию и не лил им в уши сладкую воду про обязательное спасение. А это дорогого стоило.

Сумерки сгустились, но сам воздух источал гнилостное свечение, заменяя свет луны (которой Маяк все равно не имел). В неверных, пляшущих тенях возникли скрюченные, горбатые фигуры, будто сотканные из маленьких пепельных смерчей. Они выли, дружно, в один тон – не голосами, а словно передавая прямо в мозги бескрайнюю печаль и злую грусть. Не как в доме – тамошний бесплотный голос тоже грустил – а скорее подобно злым, неприкаянным душам, которые давно развоплотились и веками собирали по капле ненависть к живым. Ненависть и жажду теплой крови.

- Может все-таки в дом? – отрывисто спросил монах.

- Там скорее сами себя сожжем, – резонно ответила Берта, проникнувшись идеей Крипа. – И нужен большой пожар.

- Ну... тогда... ЖГИ!!! – проревел Священник, будто сирена атомного поезда.

И они зажгли.

Длинный язык ярко-желтого пламени прошелся над головами – Плакса выкрутил подачу огнесмеси на полную и жал гашетку без перерыва. Жужжание механизированной подвески терялось на фоне почти животного рычания, с которым огонь рвался из раструба. Попадая на мокрые стены, священный прометий громко шипел, испаряя влагу и скользкую плесень. Мгновение спустя к Плаксе присоединился Грешник, и отряд уже в два ствола попытался зажечь целый город. Или его часть, скрытую в загадочном «кармане».

Призрачная тень бросилась на отряд, едва касаясь ногами асфальта, как будто потустороннее создание имело вес пера. Тварь издавала странное шипение, но возможно так преломлялся между стенами гудящий звук от горячего пара. Ольга снова оглохла из-за грома люктовского дробовика, и заряд превратил нападающего в рваную кляксу, похожую каплю чернил в стакане с водой. Пару мгновений «клякса» висела в дымном воздухе, затем растаяла в ничто. А ей на смену шли новые и новые.

- Кольцо! Кольцо огня! – вопила Берта. Огнеметы ревели, извергая пламя.

Ольга не смотрела по сторонам, не смотрела вверх и боялась глядеть вниз, под ноги. Она уставилась в окошко манометра на баллоне за спиной Плаксы, вздрагивая от выстрелов из дробовика Люкта, который бил по ушам с равномерностью метронома и силой кувалды. Сервитор, как настоящий боевой робот, распылял одну за другой тварей, что пытались разбить строй отряда. Очень быстро к башнеобразному дробовщику присоединились Деметриус и Крип, доставший откуда-то длинноствольный пистолет, похожий на маузер. Хорошим оказалось то, что серые призраки растворялись, получив лишь одну пулю, так что Деметриус перевел пистолет-пулемет в режим одиночной стрельбы и управлялся с оружием на удивление ловко. Однако враги не заканчивались, они лезли на улицу из окон и переулков, словно их безостановочно создавало само проклятое место.

Почти у всех, кроме огнеметчиков, Священника и Ольги нашлись еще какие-то пистолетики, так что команда энергично отстреливалась. Баллонщица уже частично потеряла слух и не обращала внимания на выстрелы сервитора. Черная стрелка на белом циферблате манометра ползла к завершению шкалы, отмеченной полоской алого цвета.

- Где кислота?! – проорала Берта. Голос у наставницы был столь зычный, что даже наполовину оглохшая Ольга чуть присела, болезненно морщась.

- Да не поможет! – гаркнул, напрягая сорванную глотку, монах. – Мы сдохнем от испарений! Все же маски продолбали!

Наставница нечленораздельно рыкнула, перезаряжая комби-дробовик. Берта свой респиратор как раз сохранила.

- Уничтожу! – пообещала наставница. – Каждого второго! Потеря казенного имущества, нарушение инструкции и Устава! Сожгу перед строем, уроды!

- Угроза множится, – монотонно повторял сервитор. – Угроза множится, счету не поддается.

Очередная тень зависла в длинном, медленном прыжке, целясь опять куда-то в середину группы. Крип сбил противника одним выстрелом и на всякий случай разнес кляксу второй пулей, прежде чем призрачные струйки опустились на голову Плаксы. Дыма и огня все прибавлялось, так что сквозь огненную завесу враги прорваться не могли, а потому сменили тактику. Теперь они атаковали с верхних этажей и крыш, планируя как белки-летяги.

- Больше огня! Еще больше! – скомандовала Берта, и в голосе наставницы, пожалуй, впервые обозначилась нотка потаенного страха и безнадежности.

Стены, ржавые остовы машин, скамейки, провалившиеся сами в себя, загорались плохо – много воды, много плесени. Но адская смесь прометия и реагентов липла ко всему как сироп, вначале огонь испарял воду, а затем радостно пожирал высушенное топливо. Загоралась даже облупившаяся краска, выбрасывая струйки черного дыма и хлопья сажи. Серо-белые клубы пара вздымались к мертвому, неподвижному небу. Наверное, со стороны это было красиво – ярчайший факел, переливающийся красным, желтым и оранжевым, единственное пятно света среди вечных сумерек. Казалось, жаркое пламя бьется насмерть с угрюмым сумраком, и отчаянная схватка замерла в неустойчивой точке равновесия, когда ни одна сторона не может одержать верх.

Стрелка на манометре уперлась в штырек ограничителя, огнемет Плаксы зашипел и выбросил пару капель огнесмеси напоследок. Остался лишь синеватый огонек запальной горелки. Ольга только сейчас подумала, что запасной баллон лучше бы снять заранее, а ее руки уже выполняли заученную и многократно отработанную последовательность действий. Открыть пружинные замки-держатели в станке за спиной огнеметчика, дернуть опустевший баллон, позволив гравитации уронить его. Вовремя убрать ногу из-под тяжелого металла. Затем подносчица запуталась в сбруе и не смогла быстро перекинуть запасную емкость из-за спины.

Кажется, орали все, и персонально на нее. Если бы у девушки была пара запасных рук, она зажала бы уши, потому что дикие вопли пробивались даже сквозь вату частичной глухоты. А так Ольга лишь стиснула зубы и нечеловеческим образом вывернулась, разрывая то ли брезентовые лямки, то ли комбинезон, то ли собственную шкуру и все вместе. Во всяком случае, под ребрами ближе к спине хрустнуло и резануло болью так, будто порвалась какая-то связка. Застрявшая «люлька» с баллоном, похожая на рамный рюкзак, переехала на плечо, а затем оторвалась совсем. Оказалось, что подносчица сломала не ребро, а застежку, похожую на фастекс.

Ольга вскинула на руках пузатый баллон со значком огнеопасности так легко, будто кантовала не без малого тридцать килограммов, а легкую подушку. Вставить, зафиксировать крюком, щелкнуть замками. Плакса все это время стоял, немного присев для удобства низкорослой помощницы. И молчал, пожалуй, единственный из отряда. То ли он верил в Ольгу, то ли наоборот, не ждал от нее ничего. Девушка почувствовала, что сама заливается слезами – было очень-очень страшно, к тому же едкий дым жег незащищенные глаза.