Интересно, она ведь уже обнимала Крипа, и он был очень теплый, уютный, почти как железная Вакруфманн с выводом тепла на поверхность тела. Ну да, Фидус же был ранен и в лихорадке.

Кстати...

Ольга внезапно задумалась над простой и очень интересной мыслью – а почему в отделении нет медика? Здесь что, не получают ран? Или каждый умеет лечить, только ее по недоразумению еще не выучили основам первой помощи? Сколько же здесь странного... Но если подумать... Сорок тысяч лет! Невообразимая прорва столетий. Удивительно скорее то, что она вообще хоть что-то понимает. И тут заморгала уже знакомая и уже ненавистная красная лампа, предвещавшая конец поездки, высадку и массу приключений. Или, если повезет, ложную тревогу.

«Господи, пусть это снова будет ничего!» – взмолилась девушка, и «Химера» остановилась, скрежеща железными потрохами, которые старательно обслужил и благословил техножрец.

На сей раз отрядовцы прибыли в район, застроенный «хрущевками»-переростками. Если бы Ольга не знала, что от СССР ее отделяет четыреста с лихуем веков, то вполне могла бы подумать, что вокруг обычный город с нестандартной планировкой и адаптированными под климат строениями. Блочные многоэтажки на кирпичных основаниях представлялись очень родными и домашними. При одном лишь взгляде на них хотелось зайти в подъезд, открыть ключами собственную квартиру, вскипятить на газовой плите воды для какао и завернуться в теплое одеяло прямо под батареей центрального отопления. Лучше всего в обнимку с котом. Некстати вспомнилось, что в старой Японии продавали специальных кошек, чтобы зимой брать их в постель и греться.

Здесь, на краю городища в тундре, опять собрался целый букет местных правоохранителей. Полицейские, федералы-арбитры, мрачные служащие Инквизиции. Ольга ссутулилась и опустила взгляд, стараясь казаться маленькой и незаметной. Над головой жужжали маленькие винтокрылые машины, то ли одноместные, то ли автоматические, без людей, числом три. Неподалеку ворочался, нещадно дымя прометиевым дизелем и уродуя асфальт, чудовищный танк, раза в два больше отрядовской «Химеры», с бульдозерным отвалом и настоящей башней. Только пушка была странной, словно это и не пушка вовсе, а раздутая форсунка от душа. Да, совсем как раструб кислотного распылителя, который штатно полагался Священнику.

Было холодно, смеркалось – закат обещал быть ранним и усугубленным погодой. С мрачного неба сыпались редкие снежинки. Берта и Священник перекинулись несколькими фразами с арбитром в белых доспехах, похожих на античную броню. Арбитр опирался на щит, расписанный вручную словами молитв, и казался обеспокоенным. По мере развития беседы точно такое же выражение проступало на лицах монаха и культуристки. К троице присоединился некто, снаряженный похожим на отрядовцев образом, только намного лучше и дороже. Разговор пошел на повышенных тонах, но, похоже без взаимных претензий.

- Не бойся.

Ольга дернулась от неожиданности, думая, что Фидус скотина и козел, нельзя так исподтишка подкрадываться со спины. Но это был Деметриус. За спиной у него висела короткоствольная винтовка, а на груди сложносоставленный рюкзак, похожий на медицинский. Отдельные подсумки были пристегнуты к бедрам, шли по всему поясу и торчали даже на плечах. Послушник имел вид человека, полностью сосредоточенного на общественно-полезном деле.

Нет, кажется, все-таки будет кому порезанный палец смазать йодом.

- А я и не боюсь! – девушка задрала нос, компенсируя испуг показной бравадой.

- И это правильно, – мягко улыбнулся юноша, которого, по-видимому, нисколько не обманула демонстративная храбрость спутницы. – Все, что будет с каждым из нас, давно учтено в промысле Императора и случится по Его провидению.

- Это утешает, – пролязгала зубами Ольга и в очередной раз подумала, что язык ее – враг ее. Но Деметриус лишь кивнул.

Наставница и монах тем временем закончили разговор с арбитром и «химиком». Берта смачно плюнула в грязный, затоптанный множеством ботинок снег, поправила оружие и респиратор, который носила вместо противогаза. Священник осенил себя аквилой и положил кулаки на поясную цепь, сжав ее как поручень. Оба вернулись к маленькому отряду, что ждал в молчаливом терпении, даже Водила наполовину высунулся из люка и приподнял одно «ухо» танкового шлема, чтобы лучше слышать. Со своей красноватой кожей и серебряными бусинами он походил на безумного индейца, косплеящего танкиста времен Великой отечественной.

- Разворачиваемся, – Берта описала рукой эллипс, дав понять, что «разворачиваемся» отнюдь не значит «едем обратно». Сердце Ольги тяжко бухнулось в ребра и, казалось, провалилось куда-то в тазовую область. – Идем в дом. В доме херня. Будем смотреть.

- Кто не крепок в вере, тот сам себе дурак и мертвец, – дополнил Священник. – Все ясно?

Команда ответила нестройным бурчанием, разворачиваясь в боевой порядок. Ольга тоскливо подумала, что дом это лестницы, а таскать по лестницам тележку это полный пи...

- Ровнее идем! – зло гаркнула Берта, выбивая криком все сторонние мысли. – Ногами дергай побыстрее, тощага!

- Ну, двинулась работенка, – пискляво сказал Пыхарь, выбегая вперед, как и положено разведчику.

Савларец противно хлюпнул дырой, втягивая холодный воздух. Ольга промолчала, изо всех сил пытаясь не отстать от своего огнеметчика.

Дом был велик и оцеплен со всех сторон. Ольга видела уже знакомую символику Экклезиархии, Инквизиции, еще какие-то значки. Вместо заградительных ленточек использовались настоящие цепи из светло-серебристого металла, может и в самом деле серебро. Священники в широких, богато расшитых золотом шубах, раскачивали кадилами, читая нараспев литании. Полиция кого-то била очень длинными дубинками, расчищая территорию. Армия подогнала несколько настоящих танков, арбитры все оцепили бронеавтомобилями, на которых грозно крутились пулеметные башенки. Вместе с опорами столбов для заградительной цепи послушники расставляли большие жаровни, засыпая в угли какую-то резко пахнущую траву. В общем, все происходящее сильно походило на сложный высокотехнологичный экзорцизм.

Священник в самой долгополой и роскошной шубе приветствовал отрядовского Священника, святые отцы перекинулись несколькими словами, затем отделение пропустили за ограждение. Все окружающие, независимо от ведомственной принадлежности, взирали на довольно таки непрезентабельную команду с боязливым почтением. Ольга подумала, что сама бы она так глядела на человека, в здравом уме и твердой памяти сующего руку в террариум, полный ядовитых пауков. Мысль спокойствия и оптимизма, разумеется, не добавила. На языке сами собой закрутились уже выученные слова молитв Императору. С другой стороны оказалось даже приятно, что тебя замечают и уважают серьезные люди от внушительных организаций, пусть даже почтение взято напрокат, в счет репутации ЭпидОтряда.

Их отвели не к парадному входу, а к техническим воротам, через которые, судя по всему, загонялись грузовики на минус первый этаж. Ольга все ждала какого-нибудь инструктажа, но видимо эта пустая формальность здесь считалась лишней. Здоровенные послушники в кольчугах, похожих на ту, что носил Священник, отперли гремящие ворота, обитые старым цинком.

- Да пребудет с вами милость Императора, – хорошо поставленным голосом профессионального оратора напутствовал шубный пастырь. – Да сохранит он души от скверны, ереси и безверия. Пусть дух ваш укрепится и станет тверже стали.

- Воистину, на Него лишь уповаем, – ответил Священник.

- Аминь, – нестройно, однако искренне отозвалась команда, и Ольга повторила за всеми:

- Аминь!

Девушка рассчитывала, что команда Отряда пойдет внутрь, сопровождаемая бойцами усиления, благо столько всего и всех нагнали вокруг многоэтажки. Однако подвиг, судя по всему, предполагался лишь для «чистильщиков». Девушка почувствовала, что проникается духом службы с каждым шагом.

Ощущение внимательного, давящего внимания резануло, как прикосновение скальпеля к нервам. Было не больно, а скорее неприятно, чуждо. Словно некая сущность очнулась от дремы или глубокой задумчивости, приоткрыла глаз и вскользь посмотрела, кто это нарушил ее спокойствие. Беглый, расфокусированный взгляд василиска. В нем не чувствовалось ни злобы, ни вообще каких-то человеческих эмоций, лишь физически ощутимая тяжесть и покалывание от которого захотелось сорвать и одежду, и кожу, чтобы расчесать голые мышцы и унять противный зуд. Так могла бы глядеть одушевленная ловушка, живая сигнализация. Ольга украдкой оглянулась, но то ли ощущение явилось только ей, то ли остальные привыкли.