- Погодите-ка, Джослин. Дайте мне,. – он неуверенно взглянул на нее, как бы сомневаясь в ее силах.

- Я смогу.- спокойно сказала она.

Девушка обняла храмовника, зашептала, почти касаясь губами его уха:

- Сэр Амори, послушайте меня. Вы больны, и для того, чтоб поправиться, вам необходимо выпить отвар. Пожалуйста, не противьтесь мне. Все будет хорошо.

Джослин поднес чашу к губам господина. На сей раз тот выпил все, что было в ней. Отдышался, и девушка осторожно опустила его на кровать.

В глазах оруженосца стояли слезы.

- Надо же! Мне тоже необходимо научиться так шептать! – восторженно произнес он.

Доминика улыбнулась про себя, укутала тамплиера потеплее – начался дождь и снаружи, да и внутри, похолодало.

Она бросила в чашу ещё трав, налила туда горячей воды. По комнате поплыл горьковатый запах. Проснувшийся шут принюхался, чихнул и внезапно вскочил, подбежал к Доминике, взял из ее сумки пучок травы, понюхал его, бросил, взял другой и так пока очередной пучок не заставил его радостно улыбнуться.

- Что? Что ты хочешь нам сказать, Хамон? Боже милостивый, до чего же тяжко то, что с ним сделали. Вроде и язык в норме и голос есть, а сказать не может. Ровно собака, прости Господи! – шут только усмехнулся на слова послушницы.

- Эх, и дурак же я, а ведь именно ты спас жизнь моему господину! – вдруг хлопнул себя по лбу Джослин.

Он подошёл к шуту, поклонился ему, после чего взял руку оторопевшего Хамона в свою и церемонно ее поцеловал. Шут в полном недоумении отдернул руку, глядя на оруженосца, как на умалишенного.

Сэр Этьен расхохотался, Валентайн недоуменно улыбнулся, а Булка оглушительно гавкнул. Он покрутился рядом с дверью, а после вновь лег около нее, всем своим видом показывая, что готов защищать порученных его вниманию людей круглосуточно.

- Что? – обвел всех взглядом оруженосец. – Это обычай из Палестины, я выказываю ему почтение за спасение моего рыцаря.

- Ты б ему это объяснил, а то мы не в Палестине, знаешь ли. – усмехнулся Этьен.

- Он же там был, должен знать такие вещи, – отмахнулся Джослин.

- Судя по его реакции, – молвил рыцарь, – вы с ним явно были в разных Палестинах.

Хамон взял лютню и тихо пропел :

- Случится ль тебе проходить по мосту –

Полынью сквозь камни его прорасту;

Пройдешь ли в долине по кромке воды –

Ковылью твои я укрою следы.

Где звонких небес расстилается синь,

От века не вянут ковыль и полынь,

И там я предам смерти, полной огня,

Всех тех, кто с тобой разлучает меня...

(Канцлер Ги, “Полынь и ковыль”)

- Красиво… – задумчиво промолвил Валентайн.

- Да, но мне кажется, дело тут не в красоте. Насколько я знаю Хамона, он пытается нам что-то сказать,. – Доминика сидела на скамье, прислонившись к стене и обняв руками колени. Эта поза не была особо удобной, но девушка замёрзла, слишком устав, чтоб встать и накинуть на себя одеяло.

- Почему же он не говорит?

- Я объяснила тебе. Он не может. Только петь или читать стихи .

- Ну, нашел бы такие стихи, чтоб в них было бы все нужное. Сам бы сочинил, в конце-то концов.

- И это без толку, увы. – девушка грустно улыбнулась. – Судя по словам его бывшего хозяина, – она выделила голосом слово “бывшего”, – пожелание было составлено так хитро, чтоб он не мог поделиться никакими знаниями.

- Даааа… – с сомнением протянул мужчина. – Ситуация дурацкая. Но можно попробовать прояснить ее немного. – Сейчас покажу:. – Хамон, – обратился он к шуту, – не могли бы вы немного сузить круг наших поисков? Скажем, пропеть одну строку, а не всю песню?

Хамон нахмурился и кивнул. После чего пропел снова:

- Случится тебе проходить по мосту, полынью сквозь камни его прорасту.

- Так, чудно, – потёр руки Валентайн. – А теперь я буду по очереди произносить слова из песни, а вы кивните мне, пожалуйста, на правильное слово. Договорились?

Шут кивнул, как загипнотизированный глядя на мужчину.

Джослин зажёг очаг и стал собирать скудный ужин, внимательно прислушиваясь к разговору. Сэр Этьен подвинулся поближе к огню и тоже весь обратился в слух. Послушница, всё-таки накинув на себя одеяло, присела на кровать рядом с храмовником, да там и осталась.

- Итак, давайте попробуем. – сказал Валентайн. – Случится? Тебе? Проходить? – после каждого слова он делал небольшую паузу. – По? Мосту? Полынью? – кКивок со стороны шута.

- Прекрасно! – в восторге воскликнул мужчина, да так громко, что больной беспокойно заворочался, а девушка шикнула. – Простите, я увлекся. А теперь, дорогой Хамон, давайте-ка вы попытаетесь пропеть нам следующую строку, имеющую отношение к тому, что вы хотите сказать нам про полынь.

Шут слегка призадумался, потом тряхнул головой и тихо спел:

- Это любовь уносит меня.. (Пламенев, “Вне смерти”)

- Ага. Это? – кивок. – Отлично. Значит, мы знаем, что “Полынь это…”. Попробуем снова?

- Я голубая трава что поёт (Мельница, “Голубая трава”)…- добавил шут.

- Так, ну-ка, я? Голубая? Трава? – кивок. – Полынь это трава… несомненно, вы правы. Артемисия, как ее ещё называют на латыни, она и впрямь трава. Хотите добавить ещё?

Шут отчаянно закивал. На лице его расцветало выражение счастья. Наконец-то его понимали, хоть и ценой определенных усилий.

- В котором нет ни одного изъяна!...(Собака на сене)

- Ага, отлично. В? Котором? Котором, или правильнее сказать, которая? – кивок,. – Дивно! Полынь это трава, которая… что она делает, эта трава?

- Кажется.. – Доминика аж зажмурилась от внезапной догадки, словно в глаза ей ударил яркий свет. – Кажется, благородные господа, я поняла, что имеет в виду Хамон. Полынь, это трава, которая запускает амулет?

- В точку! – воскликнул сэр Этьен, наблюдая за реакцией шута.

- Наконец-то мы хоть что-то поняли? А где сейчас амулет? – с интересом спросил Валентайн.

Очевидно было, что он понимал, о чем речь.

Девушка лишь грустно покачала головой.

- Сэр Осберт забрал девушку и отца Варфоломея с собой, но он не сказал, нашли ли они амулет.

Шут яростно замотал головой и замахал руками как ветряная мельница.

- Ах, видите, значит они его не нашли,. – послушница лишь рукой махнула.

- Я совершенно не понимаю, что за игру затеял этот содомитский мерзавец! – рявкнул де Баже, вскакивая и в исступлении измеряя шагами комнату. – Подонок, тварь без чести и совести, бросить беззащитного товарища, привести тварей к убежищу, похитить силой девушку, которая уже без пяти минут чужая жена, пожилого священника и наконец, вырубить меня ударом по голове! – последнее привело рыцаря в такую ярость, что он стукнул кулаком по столу, заставив еду на нем подпрыгнуть.

- Довольно, сэр рыцарь! – девушка немного повысила голос, глазами указав разозленному Этьену на Сен Клера, которого начало трясти.

- Госпожа, что это с ним? – испугался оруженосец.

Он подбежал к господину, который бился в жестоком ознобе. Доминика, сидевшая на кровати рыцаря, сняла с себя плащ и укрыла больного. Ее примеру последовал и де Баже. Девушка подоткнула одеяла со всех сторон, но это помогало слабо – зубы Сен Клера стучали, в слабом свете очага видно было, что его ногти посинели.

Согрев ещё воды, они с большим трудом напоили больного лекарством. В поисках тепла рыцарь, явно мало что соображая, протянул руки и обнял девушку. Та вначале попыталась вырваться, но очень быстро поняла, что это будет трудным заданием. Сэр Этьен рассмеялся. Доминика была сбита с толку.

- Что в этом смешного? – обиженно спросила она, силясь освободится из крепкой хватки тамплиера. От него пахло потом, болезнью и полынью.

- Ничего, госпожа, простите, – смутился рыцарь. – Просто я вспомнил, как он обнимал одну девушку.

- Это кого же? – послушница, наконец, успокоилась и тихо лежала в объятиях больного.

Остальные мало-помалу устроились на ночлег. Шут с Булкой сидели у двери, с почти одинаковой сосредоточенностью прислушиваясь к происходящему за дверью. Снаружи послышался рев и громкий стук.