- Зачем ты, болван, вообще потащил с собой эту рухлядь? На кой черт она тебе так нужна?! – невольно удивился де Баже.
Он-то видел, какие усилия прилагал шут, для того, чтоб уберечь ценный инструмент во всей сумятице.
Хамон нахмурился, струны тренькнули громче и жалобнее. Он, словно проверяя, есть ли голос, пропел:
- Я не видел людей уже несколько лет.
Думал, после войны их нигде уже нет.
Но сегодняшним утром... Я нашёл след!
В мире мало воды, и её нельзя пить, Заражённая плоть всюду брошена гнить. Вам нужна катастрофа, чтоб оценить:
Что есть мусор, а где Свет Жизни?!
(Павел Пламенев, “Вне смерти”)
- Ну и глуп же ты, де Баже. – Осберт дожевал кусок солонины, рыгнул. – Прошу прощения, дамы. Я же вам с этим вот недорыцарем-перемонахом, – он кивнул в сторону Сен Клера, нахмурившегося при насмешке,. – и покойным бароном все подробно объяснил. Ему без нее просто нельзя.
- Постойте, сэр рыцарь, – отец Варфоломей повернул к ним седую голову. – Осмелюсь попросить вас повторить то, что вы, очевидно, уже сказали ранее. Это очень важно для того, чтоб картина была более целостной.
- Это не для женских ушей, – нахмурился сэр Осберт. – Да и слугам всего знать не обязательно.
- Полегче на поворотах, Осберт. Эк ты расхрабрился-то за крепкой дверью,. – тамплиер сложил руки на груди и откинулся на холодную стену, не спуская с ле Дюка глаз. – Как минимум, вы двое, – он указал на рыцаря и его шута, – обязаны мне жизнью. И можешь поверить мне на слово, я не удовольствуюсь откупом от твоего папаши.
- Что, Сен Клер, как хозяин-то окочурился, так ты сразу голос подал? – Осберт ядовито усмехнулся. – Я хорошо запомнил намеки барона. Это как же тебя угораздило так бедняге насолить? – он издевательски- сочувственным голосом передразнил умершего де Макона: – “Род мой ты истребил…” сестру, значит. А ещё рыцарь славного Сионского храма! Вам же вроде вообще запрещено к женщинам приближаться, даже матерей своих целовать не дозволяется. Прямо и не знаю, что думать, как быть – прославленный тамплиер до смерти залюбил сестру могущественного барона! Сколько ж ты уставов и заповедей нарушил, племенной жеребец? Ах, да, какое уж тут племя...
Сен Клер с шипением выдохнул, встал и медленно направился к Осберту, чувствуя, как в его теле разгорается давняя ярость. Ощущение упавшего забрала, даже перед глазами потемнело. И в то же время – всколыхнулись скорбь и тоска, вроде уже перегоревшие.
- Надо же! Обиделся наш зануда-любовник,. – ле Дюк и не подумал сбавлять обороты.
- Господа, – голос Доминики звучал встревоженно, – сэр Осберт, почему бы вам не… успокоиться? – последнее слово потонуло в рыке тамплиера, дошедшего-таки до насмешника.
- Сию же секунду возьми свои слова обратно, мерзавец! – Этьен вскочил, с огромным трудом удерживая друга, ухватив его за пояс.
Храмовник же, словно и не почувствовал преграды, дотянулся до ле Дюка, сгреб того за плечо и притянул его к себе.
- Ты подавишься этой правдой, сопляк!! – прохрипел он в лицо рыцаря.
Заставь меня, неутомимое копьё будуаров! – придушенно хихикнул тот, потеряв, очевидно, всякое чувство самосохранения.
Тамплиер отвесил Осберту звонкую пощечину и они сцепились, упав на пол подземелья. Этьен почел за лучшее отползти.
Соперники били друг друга почти молча, слышны были только удары, шлепки и тяжёлое дыхание.
Мабель закусила губу, оруженосец и Андрэ спорили, явно делая ставки, старик встревоженно наблюдал за дракой.
Шут тоже не остался в стороне, наигрывая на лютне быструю легкомысленную мелодийку.
- Хватит! – громовой рев, которого уж точно никто не ожидал от скромной послушницы, не охладил пыл дерущихся.
Но Доминика не растерялась и плеснула на драчунов питьевой водой из ведра, стоявшего неподалеку.
- Если сию же секунду благородные рыцари не успокоятся, – рявкнула она, изо всех сил сдерживая предательскую дрожь в голосе, – то я не потрачу более ни капли драгоценной воды, но полью на вас из иного источника! Где там у нас отхожее место, отец Варфоломей?!
Старец только рукой махнул.
Нелепость ситуации заставила противников с пыхтением разойтись по разным углам. Сен Клер украдкой потирал потемневшую скулу. Под левым глазом сэра Осберта наливался полновесный синяк.
Послушница ловко приложила к синяку Осберта арнику, дала тамплиеру прижать к скуле холодный компресс и продолжила; в голосе ее звучала сталь:
- А вот теперь, когда все угомонились, я, как лицо заинтересованное, хотела бы понять, что здесь, в конце-то концов, происходит?
Сэр Амори смотрел на девушку в немом изумлении. Он догадался, что она была одной из послушниц, отправившихся в Палестину при помощи ордена Иоаннитов, дабы помогать братьям в госпиталях. Благословение на это паломничество давал сам великий магистр ордена Госпитальеров. Таких женщин было крайне мало, они отбирались по весьма строгим критериям, а ещё меньше возвращались домой. Послушницы, юные и не очень, часто становились жертвами сарацинов, диких зверей, лихорадки, тифа и чего греха таить, своих же единоверцев, кои вдали от дома теряли человеческий облик. Некоторые женщины гибли, другие оставались в Палестине, правда, в несколько ином статусе.
“Как она посмела вмешаться в выяснение отношений между двумя мужчинами, оба намного выше и сильнее ее? Да не просто мужчинами, а цветом рыцарства. Ее могли задеть, сбить с ног, ненамеренно отбросить в стену и Бог весть что ещё. Хрупкая и слабая, она не побоялась сделать то, на что не решились другие!
Какая неукротимая решимость! Какое упорство в достижении цели! Воистину, эта девушка более достойна рыцарских шпор, чем некоторые именитые мужчины”.
Кажется, теперь он понял, как именно ей удалось остаться в живых, да ещё и приплыть назад, в Англию.
Красота девушки, на которую он с самого начала обратил внимание, совместно с ее твердостью, несомненным умом и силой духа, произвела на него неотразимое впечатление.
Внезапный стон раздался с одной из скамьей. Мабель, сила духа которой и так подверглась сегодня жестокому испытанию, не выдержала и забилась в истерике, хохоча и плача одновременно.
Бланш засуетилась, взяла из рук Доминики пузырек с нюхательный солью, едва не уронила его, не зная, за что ей хвататься.
- Милостивые господа, – лепетала служанка, с трудом удерживая мечущуюся госпожу, – заклинаю вас, ради господа бога нашего, помогите же мне!!
- Спокойствие, только спокойствие, как завещал нам Гуго де Пайен, первый магистр тамплиеров, – с этими словами храмовник отложил компресс и встал.
Он снял перчатки, крепко взял Мабель за плечо, и внезапно несильно ударил ее по лицу, так быстро, что никто не сумел этому помешать. Бланш ахнула и попыталась оттолкнуть рыцаря, но тот крепко держал девушку, пока истеричные рыдания не перешли в тяжёлые вздохи и слезы. После чего Сен Клер спокойно передал госпожу на попечение служанки, которая уложила ее на лавку и укрыла одеялом.
- Спасибо, друг мой, – учтиво произнес де Баже, садясь на лавку подле девушки,. – Я мало чего не люблю так, как женские слезы. Вот истинная власть леди над нашим братом. Успокойтесь, душа моя,. – обратился он к все ещё плачущей Мабель, крепко обняв ее, закутав в одеяло наподобие рулона ветчины.
Бланш сделала слабое движение, словно намереваясь помешать рыцарю, но остановилась, увидев, что усмирение подействовало на девушку весьма благоприятно – та притихла и только всхлипывала, безотчетно прижавшись к мужчине.
В наступившей тишине отец Варфоломей тяжело вздохнул.
- Да, дети мои, трудно вам пришлось. И все же, – глаза его с укором скользнули по храмовнику, – вам следует держаться вместе. Только сообща вы сможете противостоять напасти.
- Для того, чтоб чему-то противостоять, хорошо бы знать, о чём идёт речь. По всем недомолвкам и намеком, при всем уважении, нельзя понять главного. Рассказывайте, отец Варфоломей, мы впитываем каждое ваше слово, как губка,. – послушница дрожала от холода, но стояла прямая, как копьё, сложив руки на груди, ожидая ответа.