— Снова нездорово, — вторила Моуз подруге то ли раздражённо, то ли завидуя, привстала и отошла подальше, не мешая им ворковать.
— Нэй, бета, — для ясности донесла Амара на своём угадываемом языке сверкающим светлым глазкам. Кибернетический — тоже считался.
— Я буд` пытаться и, помяни мьё слово, я добьюсь, чего мы об` хотим.
Что тогда, что сейчас, его фраза чуть сбивает дыхание, вынуждая сделать более неровный вдох. Вынуждая пристально вглядеться в самодовольное и самоуверенное лицо, бросающее вызов любому. Даже грозной и сконцентрированной Амаре. Она сдаётся, если расценивать то, что она отвернулась в прошлом, у Собора, и целует его сейчас с закрытыми глазами, поражением. Его взгляд слишком просящий и много чего распознающий.
Он проницательный.
Для него не было тайной, что Амара заглядывалась на него с тех пор, как он не только открыто признал в Искателях друзей, но и стал вести себя с меньшей осторожностью. Уже не просто сомневаясь в том, что те тайные оперативники, пришедшие по его грязную душу и привлекательнейшую наружность, только и ждущие возможности нанести удар в спину, а высмеивая этот сценарий. Он всё ближе подсаживался, пошлее шутил и не стеснялся притрагиваться. Вёл себя свободно, доверительно, в нём даже проснулся дух сотоварищества, он раздумывал и стал прилагать усилия, чтобы освобождать определённые зоны для атак одних напарников и помогать другим в уязвимом для них положении вместо того, чтобы случайно перемещаться, мешая своим морозным забегом с пулями вообще всем. А уж как стремительно он приходил на помощь, с отстреливающимся оружием в одной руке и лечебной инъекцией — в другой, стоило видеть! Ему не было в этом равных.
Амара стала смотреть на него не как на зазнавшегося мужчину (стариком она его не считала, мало того, отрицала и относила к шутке любые упоминания его возраста, что весьма вероятно говорило о том, что она находила его привлекательным), а как на друга, кем считала каждого из Искателей после примерно недели напряжённых боёв рука об руку.
Но тогда, расположившись у костра при возвращении с Эдема на Пандору, в одном из разворошённых бандитских лагерьков в Суши, Амара поглядывала на прикорнувшего Флинта, пока не поняла, что без зазрения совести разглядывала его, когда почувствовала лёгкий толчок в плечо от подружки Моуз. Та лишь чуть-чуть уступала Зейну в «замечательности», наверное из-за того, что пялилась на сирену в равной мере с остальными в группе Искателей.
— Нашла что-то в дедуле? — Если бы не тёмная кожа, Амара ответила бы румянцем, однако и встревоженность со сбитым дыханием сказали всё за неё. Моуз запечатала остатки в сухпайке, который недавно грызла и понуро закончила: — Понятно.
— Нэй, — поспешила внести ясность Амара. — Я пытаюсь понять, подслушивает ли он или в самом деле спит. «Дедуля» он хитрый.
— И непредсказуемый! — добавил сам «дедуля», отвечая на вопрос Амары. — Ведь ты ж не ожидала, что я пойму так быстро, как ты запала на мня?!
Дальше они вступили в бессмысленный распалённый спор, а будучи оба упрямыми, настаивали на своём до последнего, хотя и оба знали, что прав Зейн. Жаль, он тогда не признал, как сам в глубине души облизывался на сирену в их команде, возможно тогда бы их отношение друг к друге не менялось то в худшую сторону, то в лучшую, от случая к случаю из врождённой вредности.
И сейчас Амара претерпевает сложности с тем, чтобы понять, надоедливый ли он ворчун или самый нежный любовник из тех, кого она знала, стоит тому ловко отключая звук одновременно тянуться к её голому мускулистому торсу. Она отставляет чашку на стол, не в силах более сопротивляться его ласкам.
Он упорный. Но, лучше сказать, настойчивый, а сказать ещё лучше, без тормозов.
Смерть Троя, высосавшего силы сестры и устроившего при помощи них огнецветное представление, не поставила точку в истории с паскудными близнецами, нет. Стоило Аве по праву унаследовать способности Майи и встретить в глазах Лилит и Таннис молчаливую поддержку и радость, как внезапно очнулась не подававшая признаки жизни Тайрин. И первым делом она выпустила из рук силовую волну во вновь развеселённых вернувшихся из Хранилища Искателей, дальнейшие события для которых пришлось пересказывать. Мало того, что их настроение упало куда-то в поблёскивающую яркими огнями пропасть, куда их почти отбросило, так ещё они впредь обещали друг другу медлить, прежде чем заходить в V-образные манящие сиреневые врата, убеждаться, что никакой опасности нет и не возникнет для них и их друзей.
Что и произошло намного позже, в засушливой непримечательной доселе местности, наречённой Ущельем Разрушителя, когда четвёрка долго колебалась, прежде чем оставить подруг-сирен одних.
Пока Тайрин, собрав всю свою злость, воспарила и посылала сотрясающие землю импульсы, схватывая отколовшиеся куски и забрасывая ими ошеломлённых сирен — в прошлом, утвердившихся и ставших — Зейн, повиснув как и остальные за уступ, проник рукой в куртку и жмакнул не глядя по кнопке цифкроклона, поместив его выше этажом. Следующее нажатие поменяло их местами, рядом с исступлённо в тревоге лающим Кусем. Зейн помог забраться только Моуз, так как могущественные руки сирены и металлические гидравлические приводы подняли своих обладателей без труда. Но всё равно в нетерпении сновал рядом, помогал как мог, заверял, что в его смену никто не исчезнет в пропастях, никто не погибнет.
Но упорство Флинта проявилось не здесь, а позже.
После того, как Искатели вернулись к подругам-сиренам, уже выбравшимся из-под завала новобретёнными силами Авы, то ответили на пугающий входящий вызов от никого иного, как самого Первого Искателя Хранилищ, Тифона Делеона. Он предрёк неминуемый конец действиям Налётчиков, а точнее, видимо бездействием, раз они допустили гибель планеты Пандоры. В скором времени, но не суть, главное, что допустили. Пожурив их с чувством Тифон потребовал их присутствия на Некротафейо, исправлять ошибки.
К планете, чьё название в первого раза не выговоришь, лететь предстояло какое-то время, за которое многие поникли цветами, на которые помочился коррозионный скаг. Скаг З4ЛПа, кстати, наравне с другими питомцами и экипажем Убежища-III ходил, ел и спал понурым, чувствуя нерадужные мысли каждого.
Каждого, но не Зейна Весельчака Флинта.
В тот день он просидел за дальним столом в баре Мокси, обводя столовым ножом кем-то вырезанное короткое «судьба» и, закончив, оглядел его оценивающе взглядом и зачеркнул. Он сотни раз обходил её, обгонял или обманывал, судьба не более чем пугалка для ленивых трусов, не нашедших внутренних сил, чтобы добиться желаемого. Придя к такому оптимистичному выводу, Зейн заплатил за выпивку, которую так и не глотнул, дав внимательной — к вещам, но не людям — Мокси возможность засунуть деньги в свой ХL бюстгальтер, второй по размеру на Убежище-3, и переставить бутылку к другому клиенту, а сам пошёл в сторону жилого кубрика.
Он постучался в соседнюю каюту, чистую и часто пахнущую чем-то маслянистым сладким.
Он никому не признался. Даже себе, что, тем не менее, его подтолкнуло отчаяние.
Почему Амара тогда позволила ему войти?
Потому что он настаивал и делал это в своей убедительной обаятельной манере, сопротивляться которой бесполезно, как она поняла.
— `мара, — прохрипел он после долгих раздумий в тишине и отлипнул от стены. — Свободна?
Она медленно окинула взглядом его убежищный простой вид без снаряжения или светящихся элементов одежды, непривычный, одним словом, и вздохнула. В кубрике Налётчики с согнутой спиной тихо выпивали или болтали больше с самими собой. Лучше было не подслушивать их сумасшедшии теории насчёт пожирания Вселенной Тайрин, свихнуться можно.
— Кроме того, что не могу найти утешения при надвигающемся конце света или плохо стараюсь помешать этому случиться? Возможно, кроме позднего сожаления в собственных силах, могучих и внушающих страх силах сирены, оказавшихся недостаточными?! — с вызовом, но устало риторически спросила она и опустила сложенные на груди руки.
