Я не мог перестать задаваться вопросом: как мне подойти к тому, чтобы стать великим писателем? Само собой, я понимаю, что для начала, как ни странно, надо просто писать. И я пробовал: даже месяц себе давал на создание величайшего романа современности. Но так вышло, что за две недели не написал и первых десяти страниц. Я набросал очень красивое, как по мне, начало, интригующее. А затем понял, что все как-то начинает идти не туда. Перечитал еще раз и понял, какое же это убожество. И на этом как-то все.

Когда у Родриго заиграла уже восьмая по счету песня, мне стало только хуже. Я видел, что мой друг уже совсем вошёл в кураж: снимая его уже с меньшим энтузиазмом, я наблюдал за этой бешеной энергией, которую он воплощал на сцене. Не зажимался, не боялся перепутать слова в тексте. Пару раз оступился только, но это была мелочь.

Вообще, я боялся таких сюрпризов в своей голове тем вечером. Изначально мне просто хотелось остаться дома и посмотреть что-нибудь интересное по телеку. Я пока штаны надевал, кое-что услышал: оказывается, над верхушкой нашего города есть еще какая-то верхушка, и эта верхушка куда важнее любой из тех, что есть на планете. Так вот, с этой верхушки нам и диктуют, что слушать, а что – смотреть. И якобы все актеры, певцы и писатели знают об этом и программируют народ. Чему-то страшному поклоняются. Я Родриго об этом не сказал, чтобы тот не волновался. И не сказать, чтобы я сильно верил в это сам: мне никто не звонил и не требовал писать что-то особенное, чтобы людей программировать. В общем, полный бред! Но, согласитесь, затягивает.

Все, что творилось в клубе тем вечером, указывало на атмосферу чего-то грандиозного, а волнение и мандраж от Родриго передавались всем окружающим. В перерывах к нему постоянно в гримерку забегали то менеджер клуба, то какая-то симпатичная блондинка с кофе: ее черты я запомнил особенно четко, чтобы вечерком расслабиться, так сказать. Вы же меня понимаете? А что касается волнения и энергетики, так эти вещи меня брали совсем по-другому. Песни моего друга звучали передо мной так живо и звонко. Даже не верилось, что когда-то все это было лишь у него в голове. Это круто. Но я тут же представил себе нечто совсем другое….

Все эти люди забегают ко мне. Большое подсвеченное зеркало. Я причёсан, одет с иголочки, выгляжу достойно. Вокруг меня носятся и ассистент клуба, и та забавная блондиночка, готовая на большее, чем просто принести стаканчик с кофе. Потому что это я. Выход через считанные минуты. Волнение и небольшая хрипота в голосе: так отрывок моего романа, который будет зачитываться публике, зазвучит ещё лучше. Блаженно растворяясь в этих мыслях, я даже не заметил, как Родриго уже заканчивал свой концерт, благодаря всех, кто пришёл – и меня, в отдельности («Моему самому лучшему другу Жоржу – ты для меня как брат»). Ой, как хорошо, что со стороны моя глупая улыбка выглядела так, словно я нахожусь в полном восторге от шоу Родриго.

Мой друг попросил охрану клуба вывести меня на улицу с черного входа. Там я должен был подождать его, поздравить от всего сердца с таким успехом, разделить опьянение подступающей славы, а затем уехать домой – в гордом одиночестве. К Родриго зачем-то прицепился менеджер: нужно было срочно решить какие-то вопросы, ответить на пару придирок от журналистов. В общем, какие-то мелочи. Мое внимание в тот момент привлекли звуки, доносившиеся с репетиции из крохотного зала напротив. Вечерняя музыкальная школа, если я правильно помню. Да, именно она там находилась. Сначала я услышал, как настраивались духовые, а вот затем там по-настоящему заиграла музыка. Волшебная музыка.

Эти звуки… Это же… Дебюсси! Черт побери, да я на сто процентов уверен – Дебюсси! Я сразу его узнал. И погрузился в транс. Что-то очаровательное – наследие прошлой цивилизации.

Меня сразу же одолела жгучая смесь из чувств, словно все их поместили в огромный блендер, включенный на полную мощность. Я больше не стоял на вонючих задворках неизвестного клуба. Я возносился над городом, больше – я парил где-то в небесах. Лишь мое земное тело стояло как вкопанное – сразу рядом с мусорными баками, что весьма иронично.

Черт, как же это гениально. И как же я далек от всего этого. Жорж Монсиньи – полная бездарность.

Мне на секунду стало плохо, в глазах потемнело. И не надо говорить, что я – наркоман: отказался ведь даже от косячка. Я дождался самого конца, пока не стихла последняя нажатая музыкантом клавиша. Ну почему я не могу делать с людьми то же самое, что и эта музыка? Почему я, а не кто-то другой, кто мог бы сейчас завороженно читать мою книгу, не в силах остановиться? Почему разбит я?

Да уж, вот тебе и опьянение: глаза наверх – на потолке что-то происходит. Я больше не вижу крышу этого клуба, не вижу никакого освещения – само небо разверзлось и разбило все перекрытия. Оно открылось мне в тот день куда чётче, чем обычно.

План был таков: быстро хвалю Родриго, сердечно благодарю за приглашение, желаю успехов и срочно бегу домой, ссылаясь на то, что мне резко приспичило написать пару абзацев. Мне хотелось лечь спать и поскорее, чтобы этот день кончился, а вместе с ним – то ноющее чувство неполноценности, не оставлявшее меня весь этот гребаный вечер. На мое облегчение, Родриго примчался довольно быстро, и я тут же налетел на него с крепкими объятиями:

– Ты молодец, брат, – произнес я. – Всех разнес, сам же видел.

– Жорж, ты… ты… Поехали нажремся! – у него на глазах слёзы стояли.

– Извини, Ро. У меня тут после твоего концерта (надо же было хоть как-то реабилитироваться в своих глазах) созрела идея небольшая для текста. Я не хочу ее потерять: поеду и набросаю.

Что ж 50/50: пятьдесят процентов за то, что я – полная сволочь, а ещё пятьдесят за то, что я – хороший друг.

– Да ладно, шутишь! Шекспир! Или как его там, Пуаро! Завтра будешь мне читать, кусок ты идиота, Монсиньи! – его голос звучал даже пугающе. – И не смей бросать, как в прошлый раз, а то в землю закопаю.

Хит-парад каких-то ответных слов, показывающих мою неестественность. Я наигранно улыбнулся и побрел – якобы отягощенный мыслями – на остановку. Жадно заглатывал свежий воздух. Меня возмущало, что никто – абсолютно никто, в том числе и Родриго – не замечал, что сейчас по-настоящему происходило в стенах этого жуткого амбара. Все эти мыши, которые выбегают оттуда – каждая спешит в свою норку; звенит электропоезд, автомобильный гул, какой-то мудак бесконечно сигналит. Вот он – мир, в котором нет чудес! И после этого меня спросят: почему же ты такая сволочь, Жорж? Чего ты хочешь на самом деле?

А я ведь не просто вышел на улицу: я спустился на землю из мира звезд и чистого вакуума. Я был снаружи этого мира и видел все с высоты птичьего полета. Мне большее было не нужно – только пианино и тишина. Но об этом не узнает никто из тех, кто сейчас несется хрен пойми куда за будничными заботами. Я с нетерпением ожидал своего автобуса, так как мне слишком уж хотелось вернуться в свою комнату.

Этот автобус вскоре приехал. Больших усилий мне стоило поднять ногу, чтобы вскарабкаться по ступенькам: слишком много сил отнял у меня Дебюсси, а вернее – небольшая зависть от желания быть для кого-то таким же, как он. Одно я знал точно: сейчас я надену наушники и продолжу свой путь в небеса вместе с великими. Хотелось включить Малера. Или Чайковского.