Привезенные медикаменты Капезиус хранил в подвале. Там же был огромный склад пестицидов ДДТ, посланных Красным крестом для дезинсекции. В подвале были отдельные душевые и шкафчики, а также парикмахерская для эсэсовских врачей.
– В аптеке на меня работала где-то дюжина заключенных, – вспоминал Капезиус. – Не считая бухгалтеров, все эти люди были аптекарями.
У Сикорского, главного помощника Капезиуса, в подчинении находилось несколько заключенных-аптекарей.
– Я был кем-то вроде Oberhäftling, надзирателя над другими заключенными, – вспоминал Сикорский. – Для капо (начальника-заключенного) мне не хватало «подчиненных». Но иногда меня так и называли – капо.
В офисе работали заключенные со всей Европы, немецкий писатель Бернд Нойман назвал это «разноцветной труппой, которую судьба собрала на смертельной сцене Освенцима»[106].
– Со мной работал немецкий еврей из Силезии, его звали Штраух, – вспоминал Сикорский. – Когда-то они с аптекарем Кромером вместе учились. Еще был старенький бухгалтер Берлинер. Две женщины из Венгрии, Пирошка и Ева, не знаю их фамилий. Еще симпатичный, хорошо сложенный молодой аптекарь из Трансильвании, Грош, тоже еврей. Грек по имени Аарон. И еще один венгр, крупный и толстый, Альтманн. Кажется, до войны он был торговцем вином. Было два аптекаря из Польши, Прокоп и Йозеф Горшковский из Кракова, и еще два – Шевчик и Свидерский. У нас был помощник, низенький мужчина, Суликовский. Он раньше работал с моим братом, так что мы уже были знакомы. Люди говорили на польском, русском, венгерском, немецком и идиш, и еще был наш собственный лагерный язык, lagerszpracha Освенцима. <…> Наш начальник, аптекарь Капезиус, всегда делал вид, что не слушает, когда заключенные общались на lagerszpracha[107].
Они называли Капезиуса не только «начальником»: его, низенького (177 см) и полного (90,7 кг), за глаза называли Mopsel – мопс, толстячок[108].
По бюрократической системе нацистов, Сикорский отчитывался не перед Капезиусом, а перед несколькими эсэсовцами, тоже аптекарями, в соседнем офисе. Одним был сержант Курт Юрачек, другой – старший лейтенант Герхард Гербер, третий – Болеслав Фримарк.
Освенцимская аптека обслуживала весь огромный лагерный комплекс. Хотя в Моновице была собственная, лагерь все равно каждый месяц заказывал медикаменты и приборы у Капезиуса. Если у него чего-то не хватало, аптека на улице Юзефинска в Кракове высылала то, что было нужно. Капезиус в первую очередь был озабочен снабжением лекарствами СС. Но в безумном мире Освенцима заключенных, которых не отправили в газовые камеры и назначили на какую-то должность или использовали как подопытных кроликов, надо было лечить только пока эсэсовцы в них нуждались. Из-за ограниченного количества медикаментов в связи с военными действиями, заключенным почти ничего не доставалось. Людвиг Вёрль, немецкий медбрат и заключенный, обвинял Капезиуса в намеренном сокрытии медикаментов от больных заключенных. Таким образом, «на его совести тысячи смертей»[109].
Было ли сокрытие лекарств от заключенных садистской стратегией или просто результатом приоритета эсэсовцев, не известно, но точно виден результат: многие заключенные, не убитые сразу по прибытии, умерли от болезней, которые легко можно было вылечить. Лекарства, способные продлить им жизнь, так и не покинули стен аптеки Капезиуса.
Став первым аптекарем, Капезиус поспешил провести инвентаризацию, потому что получил «аптеку в сомнительном состоянии»[110]. Он тут же обнаружил нехватку жизненно важных медикаментов.
– Раньше медикаменты и приборы держали в «Канаде», и их нередко оттуда крали, – рассказывал Сикорский.
«Канадой» называли большое хранилище в Биркенау, где были заперты личные вещи евреев. Польские заключенные считали Канаду далекой страной богатств.
– Аптека получала самое худшее. Поэтому доктор Капезиус пошел к коменданту и получил официальное разрешение самостоятельно забирать чемоданы[111].
Несколько раз в неделю водитель отвозил Капезиуса и двух помощников из заключенных на железнодорожную станцию в Биркенау. Капезиус описывал увиденное: «Аппарат уничтожения работал исправно. К отправке и прибытию поездов относились очень серьезно. Комендантов заранее уведомляли о прибытии поезда телеграммами и радиосообщениями, и они раздавали указания тем, кто управлял лагерями, политическому департаменту, эсэсовским врачам, водителям, охране и центру распределения работников. Каждый департамент, задействованный в «работе» с транспортом, получал особые задания в связи с прибытием каждого нового поезда»[112].
К приезду Капезиуса на станцию, из поездов успевали вытащить тысячи пленников. Каждому позволялось привезти багаж весом до 50 кг, почти все их имущество было завернуто в куски ткани и сложено в мешки. Все личные вещи скидывали в прогалину на обочине железной дороги. Капезиус должен был высматривать в горе вещей медицинское оборудование, а также медикаменты, в частности сульфатный порошок для ран и йод – их запасы истощались. Как правило, охранник из СС проводил поиски под руководством Капезиуса. Поскольку это были вещи новых заключенных, а многих из них отправили прямиком в газовые камеры, учет инвентаря вести не требовалось[113].
Иногда, по словам Капезиуса, он находил столько лекарств, что «можно было набить целую аптеку»[114]. Все найденное он увозил с собой.
– Там мы хранили вещи привезенных в Освенцим еврейских врачей и аптекарей. <…> Я переливал содержимое склянок с непонятным или зашифрованным лейблом в цинковый чан. Все препараты в оригинальной упаковке, а также сильнодействующие средства и те, которые вызывали у меня сомнения, я оставлял и хранил в белом ящике в подвале. На ящике висело два замка[115].
Капезиус привозил в аптеку не только лекарства. Фенольная кислота, которой некоторые эсэсовские врачи убивали заключенных, хранилась там же. Сикорский вспоминал, что Капезиус, который подписывал все заявки, был единственным ответственным лицом за заказы phenol pro injectione (фенола в инъекции) из Берлина[116]. Людвиг Вёрль, медбрат из заключенных, высказал предположение, что внутрисердечной инъекцией фенола убили около 20 тыс. заключенных. Такая операция проводилась, когда врачи хотели извлечь органы в качестве образцов неповрежденными. Как правило, инъекции проделывал доктор, сержант Йозеф Клер (после войны Клер сказал, что это «наглейшая клевета, что [он] слышал» и фенолом он убил «разумеется, по приказу» 250–300 человек)[117].
Но в аптеке Капезиуса хранился еще один, куда более опасный аппарат. Однажды из Берлина поступила посылка. Сикорский открыл ее и обнаружил огромное количество открывашек с острыми зубцами[118]. Вскоре он узнал, что они были изготовлены специально для вскрытия канистр циклона Б, с целью уменьшения риска для открывающих их эсэсовцев.
Спустя некоторое время после прибытия посылки в аптеку пришла группа эсэсовцев с запечатанными коричневыми коробками из Берлина. В них содержались канистры циклона Б по 500 гр в каждой. Капезиус, который к тому времени уже прекрасно знал для чего в Освенциме использовалось это вещество, сказал Сикорскому, что «не хотел иметь с этим дела»[119]. И не потому что он был против использования циклона Б для убийств, а просто потому что не хотел брать на себя ответственность за смертоносный инвентарь. Управление целой аптекой требовало от него невероятных усилий. Он и рад бы отказаться от этого всего, да не мог. В итоге, дюжины канистр с ядом поместили в желтый шкафчик в запертом бункере, который раньше был крематорием, прямо напротив аптеки[120]. По словам Капезиуса, там также хранились «бензин, креолин, карболовая кислота, хлорид кальция и, возможно, какие-то другие жидкости в плетеных бутылках»[121].
