— Ты заметил, — опустив бинокль, спросил я у Оцелотти, — старших офицеров?

— Парочку, — кивнул тот. — Все инвалиды. Один руку в кармане держит, но видно, что у него её ниже локтя нет. А у второго вместо ноги протез — качественный, но ещё не прижился. Он прихрамывает, хотя и скрывает это, а иногда пытается потереть колено, но тут же отдёргивает руку.

В наблюдательности Оцелотти было не отказать. Я заметил ровно то же самое, и добавить к его словам мне было нечего.

Вернувшись на пакетбот, я рассказал обо всём рагнийцам, а через десять минут все расселись на палубе. Оцелотти забрался на брезентовую крышу, накрывающую рубку управления, и принялся посвящать нас в детали плана по захвату радиовышки.

— Атака дирижабля будет масштабным отвлекающим манёвром, — заявил он. — Пока все будут смотреть вверх, мы подойдём к пристани и как можно аккуратнее снимем её охранение. Размеры лагеря позволяют простреливать его со стороны реки почти до самой вышки, так что с пакетбота у нас будет хорошее прикрытие.

Пулемёт «Шатье» на вертлюге заменили на «манн» и выдали ещё один — так что плотность огня можно создать весьма приличную. Должно хватить.

— Рагнийцы остаются на пакетботе, — продолжал капитан. — По два человека в расчёте и вы, полковник, на всякий случай. Патронов нам выделили достаточно, так что беречь их смысла нет — палите так как в последний раз.

Эти слова привели Чунчо, большого любителя пострелять, в полный восторг. А вот мне и Кукараче совсем не понравились. Конраду вовсе не обязательно удерживать лагерь, ему достаточно передать сообщение с вышки, а после убраться подобру-поздорову на дирижабле. А что будет с пакетботом и его экипажем, полковника ничуть не волновало.

— Если станет совсем горячо, — как будто почувствовал напряжение Кукарачи Оцелотти, — бросайте оба пулемёта и уходите. Чтобы выйти на Великую реку, держите курс строго на восток, на всех протоках выбирайте те, что ведут в ту сторону. Лагерь не так далеко от главного русла расположен, а легионеры вряд ли пустятся за вами в погоню. Им будет не до вас.

— В этом случае ждите меня трое суток у моста, — добавил я, — а после отправляйтесь в Додому. Сообщите обо всём Льву Афры, пусть уже он и генеральный комиссар колоний решают, что делать дальше.

— Не планируешь возвращаться? — спросил у меня Святой.

Он редко говорил со мной, и потому я был сильно удивлён его прямым вопросом.

— Когда будет решён вопрос с Конрадом, — ответил я, — моя миссия здесь закончится. Тем или иным образом.

— Святые не будут наблюдать за тобой, — произнёс он, — так что пожелаю удачи.

Кажется, мне удалось добиться уважения — пускай и высказанного в столь странной форме — даже у него.

— Когда начинаем? — спросил Чунчо, потому что после нашего короткого диалога со Святыми повисла пауза.

— С первыми взрывами, — усмехнулся Оцелотти, соскакивая с крыши рубки на палубу. Пакетбот лишь слегка покачнулся из стороны в сторону. — Их мы отсюда прекрасно услышим.

Тут он оказался прав: начало атаки дирижабля на лагерь было не проспать. Полковник Конрад решил не мелочиться с отвлекающим ударом и обрушил на легионеров всю мощь своего небесного крейсера. Я тогда ещё не знал, что в его распоряжении оказался не просто дирижабль, но оснащённый эфирными приводами бронированный воздушный корабль, вооружением превосходящий почти все в своём классе. Не будь целью атаки захват радиовышки, он смог бы перепахать весь лагерь в считанные минуты, не оставив там никого живого.

— Вперёд! — выкрикнул стоящий на носу пакетбота, Оцелотти. — Чем скорее будем там, тем меньше наших парней погибнет!

Машина затарахтела, набирая обороты, Эрнандес снова встал к штурвалу, уверенно ведя пакетбот по руслу безымянного притока Великой реки, на берегу которого стоял лагерь легиона. Поначалу я опасался, что звук работающего двигателя выдаст нас, однако чем ближе мы подходили к лагерю, тем сильнее грохотали взрывы снарядов и бомб, что обрушивал на голову врагу дирижабль Конрада. Зенитные пулемёты захлёбывались длинными очередями, но по всей видимости причинить вред небесному крейсеру не могли.

Когда до лагеря осталось всего-ничего с борта пакетбота в воду соскользнули двое бойцов, вооружённых одними ножами. Их задачей будет снять охранение причала, открыв нам дорогу. Их действия стали своего рода сигналом для остальных — мы начали готовиться к бою.

Все десантники Оцелотти взяли с собой пистолет-пулемёты «Ригель», в случае чего к ним проще будет найти боеприпасы во вражеском лагере. Мы же с капитаном единственные остались верны пистолетам. Я вооружился автоматическим «майзером», взяв три запасных магазина к нему. В подобного рода операции всегда удобно иметь оружие, которое может выпустить во врага сразу три патрона — даже самым крепким оркам этого обычно хватает. Оцелотти же отдал предпочтение аришалийским револьверам, словно в подражание тамошним пастухам он взял их два, чтобы стрелять с обеих рук. Всё же несмотря на профессионализм, в некоторых вопросах капитан был настоящим мальчишкой — неисправимым понтярщиком, как охарактеризовал бы его полковник фон Клоц. Святой встал к пулемёту на корме, выпрямив спину, словно и в самом деле преобразился в некоего воинственного святого. Кланяться вражеским пулям он явно не собирался. Его вторым номером будет Эрнандес, который стоял за штурвалом. А вот Чунчо и Пеппито не преминули воспользоваться защитой, укрывшись вместе со своим «манном» за высоким бортом пакетбота, да ещё и несколько мешков с песком, специально для этой цели прихватили. Угол обзора они сократили и довольно прилично, но зато им теперь почти ничего не угрожает. Хотя, скорее всего, враги будут на Святого смотреть — и вот в том, что он останется цел, у меня были сильные сомнения. Однако переубеждать рагнийца я бы точно не взялся.

Лишь Кукарача остался, можно сказать, не у дел. Увидев, что я быстро закончил с подготовкой к бою, полковник подошёл ко мне. Он странно мялся, словно не хотел заводить этот разговор, однако что-то внутри распирало его. И распирало даже сильнее, чем когда он насел на меня в офицерской столовой.

— Как ты считаешь, — наконец, решился он. Я не прерывал его, просто ждал, поглядывая на берег, где уже скоро должен показаться причал, — генерал Элиас знает обо всём?

О чём именно уточнять не было смысла. Видимо, мысль о возможном предательстве — а молчание о войне в Аурелии Кукарача явно воспринимал именно так — революционного командира не давала полковнику покоя с тех пор, как он узнал новости от меня. По моему горькому опыту — подобные мысли разъедают человека изнутри, заставляя его самого додумывать и делать выводы. Никогда из подобного не выходит ничего хорошего. Так что я был только рад, что Кукарача нашёл в себе силы спросить.

— Я думаю, что не знает, — ответил я, даже не покривив душой. — Вас не сильно волнуют дела в Аурелии — для вас это не родина, и что там происходит вас не особенно касается. Однако пока там идёт война, рассчитывать на поддержку революции против Веспаны не стоит. Коалиции дерётся на своих рубежах, и за океан там пока никто не смотрит. Генерал Элиас это понял бы не хуже твоего.

— И что же? — прищурившись глянул на меня Кукарача.

Ему явно хотелось верить мне, однако победить недоверие рагнийцу было не так-то просто.

— Он может поступить как Конрад, например, — пожал плечами я. — Забрать вас и отправиться драться здесь за свободу какой-нибудь веспанской колонии или просто против Альянса. Я не знаком с генералом, но не думаю, что он стал бы сидеть сложа руки, верно?

— Да, — больше самому себе кивнул убеждённый Кукарача, — да, верно. Сидеть бы точно не стал.

Он вернулся к рубке пакетбота, взял снайперскую винтовку. Я видел, как он её пристреливал и был рад, что полковник прикроет нас. Два пулемёта это хорошо, а когда к ним присоединяется снайпер — ещё лучше.

Наконец, показались доски причала. Все подобрались, готовясь к возможной встрече, однако на пристани нас уже ждали боевые пловцы. Они сидели, укрываясь за каким-то ящиками, а о том, что здесь было охранение, говорили лишь несколько бурых пятен на мокрых досках. Тела явно уплыли уже вниз по реке. Оба бойца вооружили трофейными «ригелями» и ждали только нашего появления.