Лошадь тряхнула головой, застыла и дрожала так сильно, что зубы Герарда стучали. Он держался в седле, пока дрожь не прошла, а потом похлопал шею лошади, шепча утешительные слова. Ее уши дрогнули от его голоса. Лошадь тяжко вздохнула и с неохотой пошла дальше.

Деревья… были не такими. Герард нахмурился и потянул за поводья, остановился, чтобы осмотреть дуб. Северная сторона ствола была чем-то покрыта. Чем-то черным и… блестящим. Он покрывало кору, напоминая лишайник, но это был… граненый камень.

— Облидит? — прошептал он. Нет. Этого не могло быть, да?

Он поехал дальше. Чем дальше он ехал, тем больше было камня. Каждое дерево было со странным покровом. Но было что-то еще, что он не смог сразу различить. Он понял правду, когда оставил край леса далеко позади.

Деревья были мертвы.

Его лошадь замерла и вскинула голову, потянула за уздечку так сильно, что чуть не сбросила его с седла через голову. Герард быстро совладал с лошадью и своим сердцем. Он не мог поддаться ужасу, грозящему задушить его. Это был просто лес. Он еще не добрался до Великого барьера. Как он мог надеяться, что пройдет тьму Ведьминого леса, если не мог проехать тут?

— Идем, — потянул он лошадь. Она ответила на его твердый голос и зашагала снова. Герард повернулся в седле, посмотрел на солнце за ветвями. Но ветви тут росли гуще, чем он ожидал, хоть там и не было листьев. Сюда проникало мало света, и воздух был странно густым. Он покачал головой и повернулся вперед, доверяя инстинкту, ведущему на восток. Инстинкту и воле Богини. Он доберется до Дулимуриана. Должен.

Его лошадь вдруг шарахнулась в сторону и завопила. Герард потянулся к гриве, но сорвался с седла и рухнул на спину. Он миг лежал на земле, оглушенный. А потом вдохнул.

И запах гнили наполнил его ноздри и легкие.

Он закашлялся, перекатился, и его стошнило. Он ничего не ел в этот день, так что нечему было извергаться, но желудок сжимался снова и снова. Он поднялся на колени. Грязь хлюпала от его движений. Запах гнили усилился. Он, кашляя, протянул руку, пальцами отодвинул слой старых листьев и почвы.

Его ладонь уткнулась в гниль. Гадкую гниль.

Герард встал, сердце колотилось. Это было неправильно. Неестественно. Это было…

— Ведьмин лес, — прошептал он. Название сорвалось с языка, от его дыхания густой воздух кружился. Он как-то миновал Великий барьер, не поняв этого? Нет. Это было невозможно.

Чаропесня Фендреля уже не работала?

— Голова Богини, сжалься, — прошептал он. — Сердце Богини, сжалься. Душа Богини, сжалься…

Его лошадь дрожала неподалеку, смотрела на него, закатывая глаза. Она боялась убежать, в этом ему повезло, потому что его меч — единственное оружие — еще был пристегнут к седлу.

Герард осторожно подошел, поймал поводья и опустил голову лошади, гладил нос и шептал на ухо. Он не повел бы животное в Ведьмин лес. Но было поздно, и он решил дальше ехать, а не идти пешком.

— Прости, — шепнул он, но забрал меч и ножны с седла, закрепил их на своей спине. Если он снова слетит с седла, когда лошадь испугается, он не хотел оказаться без оружия. Он забрался в седло и, ориентируясь по покрову облидита на деревьях, повернул голову лошади на восток.

Дышать было сложно. Пылинки летали перед его лицом. Пепел? Там был пожар? Запах серы усилился, и Герард почти ощущал, как пепел покрывал его легкие внутри с каждым вдохом.

Он уловил звук. Он не смог сначала определить его. Как… дыхание. Но не совсем.

Что-то следило за ним.

Герард повернулся в седле и посмотрел на пострадавшие деревья. Сначала он ничего не видел. А потом появились две фигуры, мужчины.

Он остановил лошадь. Лучше было сразиться с преследователями, чем убегать во тьму. Он ждал, и вскоре двое мужчин вышли на полянку за ним. Они не смотрели на Герарда прямо. Их взгляды были устремлены в стороны, глаза странно остекленели. Но он ощущал… внимание от их пустых лиц.

— Кто вы? — с нажимом крикнул он. Густой воздух двигался перед его губами.

Никто не ответил.

Они были захвачены тенями? Наверное. Многие захватили смертных и убежали в Ведьмин лес за годы, чтобы их не убили эвандерианцы. Герард потянулся к мечу, но остановил себя. Если он сразится с ними, убьет их жестоко, кто знал, куда улетят их души? Лучше было найти выход без жестокости.

— Я не хочу навредить, — сказал он. — Мы не враги. Ступайте своим путем, а я пойду своим.

Они не двигались. Не говорили.

Но их стеклянные глаза вдруг сосредоточились на нем.

Сердце Герарда сжалось.

Он уловил движение и звук. Он повернулся и увидел, как еще две фигуры вышли перед его лошадью. Мужчина и женщина. Они стояли ближе двух других, и он видел их лица, их тела.

Он увидел раны, убившие их, и понял, кем они были.

Его лошадь поежилась, фыркнула и вскинула голову, реагируя на запах мертвых. Герард сжал поводья, сжал ногами бока лошади, чтобы не упасть. Он уверенно дернул рукой, повернул голову лошади вправо. Она сделала шаг в сторону и устремилась вперед, желая сбежать.

Еще три фигуры вдруг появились перед ними. Три мертвые жалкие фигуры. Лошадь затормозила, чуть не села на землю. Визжа, она встала на дыбы, молотя копытами по воздуху.

Герард с криком упал с седла и рухнул с плеском в грязь. Мир почернел на миг. Он перекатился, копыта чуть не ударили по нему. Лошадь с визгом помчалась в лес, пропала за кустами. Там она закричала снова, звук резко оборвался.

Герард поднялся на локтях. Мертвые подходили к нему медленно, словно приказы их господина шли издалека. Тяжело дыша, Герард встал на ноги. Голова кружилась, спина болела. Он дрожал от страха и адреналина. Он сжал меч, пристегнутый к спине.

Он не успел вытащить его, первые двое напали.

* * *

Я жила в тихих горах с Станье и Оленой два года, смотрела, как росла моя дочь. Было странно для меня, обученной Орденом, смотреть на ее двойную душу, узнавать, что два существа в ее теле были одинаково важными для нее. Хоть два духа различались, они были единым целым.

Я была другой. Я все еще боялась силы во мне. Иримир — паразит, захвативший меня. Я не могла стать такой, как мой муж и моя дочь. Но, глядя на их общение с их тенями, я порой пыталась делать так со своей. Я редко доставала вокос и играла подавляющие песни, Станье не нравилось это, и он хотел сломать флейты, но я ему не позволила.

«Может, однажды, — подумала я, — я не буду бояться своей тени. Может, однажды я стану как они».

Но пока я любила их, жила с ними и училась у них. Моя дочка была чудом, красивой, изящной и удивительной. В ней был Призрак, как в ее отце, мерцающий, как звезда, дух, окружающий ее нежной аурой, куда бы она ни шла.

Я жила с ними два года. Два прекрасных года.

А потом Орден прибыл спасти меня.