В общем выходит прямо-таки идеальный человек, но если почитать даже краткую его биографию, всё оказывается несколько сложнее.

Столичный студент, два высших образования, причём как по технологической, так и гуманитарной части. Война ломает ему всю жизнь — он вынужден отправиться на фронт, потому что она в первые месяцы сожрала почти весь офицерский корпус, и теперь каждый грамотный человек на фронте просто на вес золота. Но неожиданно для себя фон Вольг находит свою стезю именно там — в окопах, и начинается его тяжкий, полный крови путь. От имперского лейтенанта, которому ничего не светит без диплома Академии генерального штаба, куда его никогда не отправят из-за того же дефицита кадров, до командира армии Руславийской республики, громящего бывших товарищей. Ему просто по душе его работа — убивать врагов, и это определяет его дальнейшую судьбу. Кровавое пограничье запада Руславии, где не скоро ещё наступит настоящий мир, и контроль над Фабрикой, где куются основы промышленной мощи молодой страны. Не обошлось и без каких-то подковёрных интриг, о них можно было прочесть между последних строк в биографии полковника фон Вольга, но в чём именно дело, я, конечно, понять оттуда не смог.

— Кого-то напоминает, верно, — поднял я взгляд на Оцелотти. Никаких вопросительных интонаций в моём голосе не было и в помине.

— Я не хотел бы вспоминать о нём, — ответил тот.

Как и с Миллером, с Адамом меня связывало общее прошлое, вот только было оно из того разряда, о котором предпочитают помалкивать, держа его в самом дальнем углу памяти. Мог бы — так и вовсе позабыл, но такое, конечно же, никогда не стирается полностью, оно всегда с тобой. А когда думаешь, что плотно похоронил его, тут же всплывает, демонстрируя себя во всей красе, вот как сейчас, к примеру.

— И как достал? — только и спросил я.

— Да так, — помахал рукой Оцелотти, — мир не без жадных людей. Соварон всё устроил на самом деле. Говорит, не так и дорого обошлось, не такая уж и секретная информация.

— Тогда у меня будет ещё одно дело к Соварону, — сказал я, складывая снимки лидеров повстанцев обратно в папку.

Дальномер в боевой рубке бронепоезда был явно гномьей работы и улучшен с помощью магии невысокого народа. Служили у фон Циглера в основном представители его расы или полурослики — им удобнее всего перемещаться в тесных помещениях и коридорах. А двигаться приходилось очень быстро.

Я приник к дальномеру, смотря, как гротескно выглядящие установки «синего луча» режут землю и тела особо ретивых всадников Шерловского. Чёрный Гусар решил-таки отойти от плана сражения и кинул в первую атаку своих лучших людей. «Чёрные крылья», вооружённые однозарядными бомбомётами, пустили коней в галоп, вскидывая «трубы» на плечи. На что рассчитывал Шерловский этой атакой, мне оставалось только гадать, но идея его провалилась полностью. Гусары в защитного цвета кирасах и шлемах, зато с длинными чёрными крыльями, приделанными к сёдлам, успели проскакать едва ли половину расстояния до вышек, когда по всадникам выстрелили установки «синего луча». Ручные бомбомёты потому и не пользовались особым успехом на полях сражений, дальность выстрела их почти не превосходила винтовочную, а уж о прицельной и говорить не приходится. Видимо, Шерловский считал, что по сложенным из бетонных плит стенам, окружающим территорию Фабрики, большим воротам, способным пропустить два грузовика, и вышкам его гусары точно не промажут. Вот только недооценил лихой наездник дальности выстрела установок.

Лучи смерти, действительно синего оттенка, легко резали всадников вместе с лошадьми. На мёрзлую землю падали кровавые ошмётки, не поймёшь уже — чьих тел. «Чёрные крылья» принялись палить из ручных бомбомётов, но снаряды их лишь взмётывали комья земли далеко от стен, ворот и вышек Фабрики. Самые разумные из гусар предпочли спастись, развернув коней, но многих из них срезали лучи смерти, прежде чем всадники убрались от вышек подальше.

— Кретин, — припечатал Шерловского гном, — захотел сам сорвать весь куш, как обычно. Теперь понимаешь, с кем тут приходится иметь дело.

Я воздержался от комментариев, продолжая глядеть в дальномер.

— Лучше отодвинься, — заявил Циглер, — сейчас шарахнет моя малышка.

Он сам последовал собственному совету, так что и я убрал лицо от дальномера.

Выстрел главного калибра я ощутил всем телом. Никогда мне не приходилось бывать ни на флоте, ни в таких вон бронепоездах, ощущения были в новинку. Меня словно хорошенько встряхнуло, волна вибрации прошлась по всему телу, заставив мелко дрожать все кости от пяток до макушки. Не скажу, что мне это понравилось. Я всерьёз задумался о том, что зря полез в бронепоезд к Циглеру.

— Давай обратно, — крикнул мне гном, сам первым приникая к линзам, — мы ж далеко — снаряду сколько ещё лететь до цели, успеем глянуть. Если не мешкать.

Я и не мешкал.

Звук взрыва снаряда, ударившего в основание одной из башен с установкой «синего луча», не долетел до нас. Как и недавнее избиение гусар, всё происходило в тишине. Конечно, не в полной — внутри бронепоезда всё время что-то звякало, жужжало и гремело, однако картинка в линзах дальномера оставалась абсолютно беззвучной. Снаряд начисто снёс половину секции стены, ограждавшей территорию Фабрики, разломал две опоры башни, заставив ту накрениться, а после и вовсе рухнуть наружу. Досталось и воротам — одна створка завалилась на землю, вторая только чудом не последовала за ней, повиснув на искривившихся петлях. Я не мог слышать этого звука, но он живо воссоздался в моём воображении — знакомый стон гнущегося металла, от которого сводит зубы.

— Сейчас поправим наводку, — сообщил мне фон Циглер, — и второй подарочек пойдёт. У меня парни хорошие, с военной выучкой, не чета раскрашенным солдатикам Шерловского и бандитам Сивера. Мы своё дело знаем хорошо.

Второй снаряд в самом деле быстро последовал за первым. Он снёс почти всё основание уцелевшей башни и окончательно доломал ворота. Теперь вход на Фабрику для конницы Сивера и Шерловского был открыт.

— Командуй, — обернулся я к Циглеру, — теперь каждая минута на счету.

Тот кинул на меня взгляд, ясно говорящий «не учи учёного», и быстро рявкнул приказ выдвигаться в эбонитовую трубку внутреннего телефона. Бронепоезд, до того напоминавший сонный муравейник, словно ожил. Стук теперь раздавался чаще и звонче, по металлическому полу, который здесь называли на флотский манер палубой, застучали десятки ног — команда становилась по местам, назначенным боевым расписанием, трижды протрубил гудок, словно бросая вызов всем вокруг. Паровоз дёрнулся вперёд, увлекая за собой блиндированные боевые вагоны и платформы, где разместилась пехота Сивера. С характерным звоном сцепок бронепоезд покатился вперёд — к Фабрике.

— Началось, — прокомментировал увиденное в дальномере Циглер, и я снова приник к линзам.

А посмотреть там было на что.

Совместная атака красных курток и крылатых гусар выглядела весьма эффектно. Одетые в кирасы защитного цвета и шлемы, с длинными винтовками, заменявшими им пики, с небольшими крыльями, прикреплёнными к сёдлам, гусары восседали на могучих конях, впору рыцарям прежних войн, той кавалерии, что наводила ужас на врагов на поле боя. Они палили на скаку по защитникам Фабрики, пытающимся выставить хоть какой-то рубеж обороны на месте упавших ворот и разнесённых снарядами бронепоезда секций стены. Солдаты в серых шинелях падали один за другим, не успевая даже оружия вскинуть. Кони красных курток были пониже и выглядели не столь могучими, однако в резвости не уступали гусарским скакунам. Кавалеристы Сивера неслись, вскинув длинные сабли или выставив их перед собой, готовые рубить всякого, кто окажется достаточно близко, и вряд ли кто-то сумеет пережить хотя бы один удар.

И снова я слышал конский топот и храп, выкрики людей, звон оружия, громкие выстрелы длинных гусарских винтовок, хотя и не мог. Все эти звуки породило моё воображение, дорисовав их у меня в голове. Я слишком хорошо знаю, как выглядит умелая кавалерийская атака, и слишком хорошо знаю, чем она заканчивается. Но в этот раз всё было совсем иначе.