Эсфирь и Киприан едва ли одобрили бы появление монстра в обитаемой части дома. А Кекс и Пирог? Мохнатые шпионы уже наверняка учуяли беду и теперь носятся, как угорелые, вынюхивают преступника. А преступник-то Юлиана. Пора. Надо набраться смелости, пойти и во всём сознаться.

Она поднялась, придерживаясь за ствол. Чувствовала она себя немногим лучше, чем древняя разбитая старуха (хоть в гроб ложись, право слово). Подошла к уцелевшему порталу и с содроганием надавила на ручку. В гостиной Вершителя творился отборный сюрреализм.

Посреди выцветшего зала на каком-то кособоком пуфе в позе лотоса, с отрешенным видом сидела Эсфирь. Ее чары протухли, лоск выветрился, и она хотела вернуть интерьеру прежний вид. Но выходило не очень.

По щелчку ее пальцев из пустоты появлялся, скажем, табурет. Современное изделие, какие пачками штампуют на мебельных фабриках. Но не проходило и секунды, как табурет мутировал в черепаху приблизительно того же размера. И к столу по воздуху перемещалась уже черепаха.

И хорошо бы это был единичный случай. Но увы. Гостиная прямо-таки кишела плодами больной фантазии. Вместо люстр к потолкам были подвешены осьминоги. Обеденный стол оброс щетиной. На полу из швов между плитами вырывался и расцветал репейник.

— Не пойму, что со мной, — сказала Эсфирь и вылезла из сложносочиненной позы. — Наверное, у меня кризис.

— Это не у тебя кризис, — мрачно поведала ей Юлиана. — У нас у всех теперь кризис. Я какую-то дрянь из сундука выпустила. Нет, ну дрянь, конечно, сама вылезла, — поспешно оправдалась она. — Я была всего лишь свидетелем. Сундук, наверное, ту подвеску учуял, которую тебе эльф передал.

— Та-а-ак, — протянула Эсфирь. — А что подвеска делала рядом с сундуком? Нет, давай-ка перефразируем. Что ты еще натворила, помимо этого?

— Двери «К себе» больше нет, — потупившись, тихо произнесла Юлиана. И шмыгнула носом. — Значит, получается, Пелагея без помощи останется? Но ты вроде говорила, есть еще способ. Пожертвовать своим заветным желанием или каплей энергии. Ты ведь сможешь всё устроить, даже если дверь исчезла?

— Да неужто ты о других думать начала! — всплеснула руками Эсфирь. — Ничего я не смогу. Видишь, что сталось с моим волшебством? Никуда оно не годится.

Она подбежала к серванту, порылась в вазочке с конфетами и что-то нацарапала карандашом на оберточной бумажке. А потом выловила из воздуха не пойми что — какое-то черное бесформенное страшилище, привязала к его лапе записку и, распахнув окно, выкинула страшилище вместе с запиской во тьму кромешную, где вдобавок мела пурга.

— Ничего, долетишь, — бросила Эсфирь туда же, в ночь. — Адрес: ледяной замок ОУЧ. Шеф Ли Тэ Ри. Доставишь — и свободен.

— Что это сейчас было? — ахнула Юлиана.

— Из-за утечки Разной Жути мои чары сбоят. Пока что поломка локальная, но не исключены и глобальные неполадки, в долгосрочной перспективе, — с налетом фатализма на лице отозвалась та. — Тебе хоть известно, подруга, какую ты катастрофу учинила? Ящик выпустил на волю свое содержимое без вмешательства Вершителя. Я ведь долго его не открывала. Пакость внутри него настоялась, перебродила и стала махровым злом. И теперь зло неуправляемо разбредется по мирам. А может, и того хуже, достанется кому-то одному. Тому, кто хочет разрушений.

Киприан нарочито громко вздохнул и посмотрел на Юлиану с упреком. Он пил чай из потрескавшейся чашки, сидя возле облупившегося камина на хромоногом стуле. Пламя грело еле-еле. В щели между досками обшивки задувал ветер.

«Выкинешь еще какой-нибудь фокус — и прорасту. Точно прорасту», — читалось по глазам Вековечного Клёна.

Кекс и Пирог, разлёгшись на полинялом коврике, извернулись и последовательно послали в сторону Юлианы по взгляду, где сквозило чистейшее собачье недовольство.

«Ну, хозяйка! Ну, учудила!»

Юлиана адресовала всем троим ответный колючий взгляд и картинно развела руками:

«А почему, собственно, на меня все бочки? Сундук не мой, не я его запирала и в погреб ставила».

Вторая виновница беспорядка в перестрелке взглядами не участвовала. Она продолжала фокусироваться на своем представлении о прекрасном, восседая на полуистлевшем пуфе и сосредоточенно поджав губы. Только вот толку от этого было мало. Потуги Эсфири выцедить из пальцев хоть какое-нибудь мало-мальски годное волшебство терпели провал за провалом.

— У тебя на голове бардак, — отвлеклась она после очередной неудачной попытки. — Причешись.

— Главное не то, что на голове, а то, что в ней, — авторитетно изрекла Юлиана.

— Ну и что у тебя там?

— Бардак, — немного помедлив, призналась та.

Эсфирь сочувственно покивала. С ее головой творилось примерно то же самое. Что внутри, что снаружи — полная неразбериха.

***

Куратор вихрем усвистел в библиотеку, как только Пелагея уснула.

— На вот, семена тебе принёс. Березовые, — как-то неловко и скованно сказал он, вручив ей перед сном мешочек. — Можешь сажать, где захочешь.

Пелагея кивнула, легла в постель и притворилась, что засыпает. Она прекрасно видела: Ли Тэ Ри сам не свой, ему нужно выпустить пар, выплеснуть накопившееся напряжение. Заняться каким-нибудь общественно полезным делом.

Она понятия не имела, что шеф отправится в читальный зал организации и станет выискивать информацию о проклятиях.

Как только он выскользнул из комнаты, Пелагея перестала притворяться, развязала мешочек и посадила березу прямо там, на полу, аккуратно разместив семечко по центру ковра. А сама улеглась рядом, подложила руку под голову — и не заметила, как задремала.

Ей снилось, что береза тянется ввысь, наращивает годовые кольца, покрывается темными горизонтальными шрамами, которые позволяют дышать.

«Дыши, глупая фея! Ты же не хочешь, чтобы я по твоей вине пылью развеялся?» — услышала Пелагея сквозь сон и рывком очнулась от забытья, жадно хватая ртом воздух. Точно из проруби вынырнула, долго пробыв подо льдом.

Что-то тяжелое, суматошное толкалось в груди. «Дыши, дыши». Слова из сна въелись в подсознание, застряли там, как новогодний куплет на повторе.

Сильно хотелось пить, голова кружилась, будто Пелагею только что на аттракционе прокатили. Страшно ломило кости.

— Что со мной? — пробормотала она, с неимоверным трудом переместившись в сидячее положение. — Да что ж такое-то?

Перед глазами вилась мошкара, которую было никак не прогнать. Пелагея проползла по ковру на четвереньках и стукнулась лбом обо что-то твердое. Подняла голову — и ахнула.

— Береза. Березка моя родимая!

Вымахала, как на заказ, стройная, пахнущая лесом и безмятежностью, с образцовыми отметинами на стволе. Она подпирала кроной потолок и едва слышно шелестела изумрудными листьями.

Пелагея обняла березу, прижалась виском к белой коре. Зрение прояснилось, и стало немного легче.

***

Когда Пелагея поняла, что вполне способна передвигаться на своих двоих, она направилась не к кровати и даже не в медпункт, как сделали бы все нормальные люди. Ее понесло в подземелье, к призраку и его гениальному (пока еще не законченному) аппарату для внутривенного вливания волшебства, который умещался в маленькой шкатулке.

Она решила придерживаться принципа: «Если пообещала, должна помочь». И ничего, что у самой ноги подкашиваются, давление скачет и вестибулярный аппарат шалит. Дело важнее.

Пелагея кое-как доковыляла до подножия лестницы, и пространство вновь закружилось в веселом хороводе. До заброшенной мастерской она добиралась уже по стеночке, как вдруг услыхала до дрожи знакомый хрустальный смех.

Позади нее, объятая тенью, самоуверенно и заносчиво возвышалась Джета Га.

— А вот и ты. — Ее голос был ломким, как корка льда на замерзшей луже. — Не волнуйся, сейчас я тебя не трону. Умирай себе спокойно. Я наведаюсь к Вершителю и вернусь за тобой. Надеюсь, к тому моменту проклятие тебя добьет.

— Проклятие? — осовело хлопая глазами, переспросила Пелагея.

— Ой. Так ты еще не в курсе? Я наложила на тебя смертоносные чары, и их невозможно снять, — рассмеялась Джета.