Они с Джетой уже встречались — всего раз в прошлой жизни и раз в нынешней, но Пелагея не запомнила в деталях ее внешность. Поэтому поначалу не могла разделить ни гнев куратора, ни его страх. Она подошла и как можно учтивей поздоровалась.

— А, так вот она какая, твоя стажёрка? — ухмыльнулась Джета и всем корпусом повернулась к ней, сдавливая в руках свой медальон. — Я о вас наслышана. Поговаривают, шеф вас единственную принял в ученицы. Вероятно, вы, и правда, особенная. Он наверняка питает к вам слабость. И не говори мне, родной, что я не права, — добавила она, обращаясь к эльфу. — По глазам вижу.

Она откинула голову, демонстрируя в смехе идеально ровные, жемчужные зубы. И Пелагее вдруг сделалось до того страшно, что захотелось обратиться невидимкой (еще пара занятий — и точно получится). А потом сбежать отсюда куда подальше, забиться в угол (а лучше в кураторский шкаф). И никогда, больше никогда в жизни не встречаться с этой особой.

Голос, до чего знакомый голос. И оскал этот. И…

Пелагея отчетливо вспомнила сцену в колодце с монстром, и под ложечкой у нее гадко засосало. Она попятилась.

— Я п-пойду, — проговорила с запинкой.

«Иди, — подумала Джета, окинув ее торжествующим, надменным взглядом. — Можешь даже бежать. От меня всё равно не скроешься. Ни от меня, ни от моего проклятья».

Она действовала быстро. Для успеха предприятия следовало выбить у Пелагеи почву из-под ног, ввести ее в замешательство. Поэтому Джета стремительным плавным движением вдруг подалась к Ли Тэ Ри, обвила руками его шею и смачно поцеловала оторопевшего куратора прямо в губы.

— Ты мой, только мой, понял? — громко прошептала она. — Сопротивляться бесполезно.

Пелагея не стала ждать, чем дело кончится, и обратилась в бегство. Она со всех ног бросилась к лифту и поднялась на второй этаж в стеклянной колбе кабины, стараясь не смотреть в сторону Ли Тэ Ри. Ей было больно и горько, но куратор ведь свободный мужчина. Он вправе решать, с кем ему встречаться, кого любить. Ей изначально не стоило тешить себя напрасной надеждой. Это глупо, глупо, глупо…

Она распахнула инкрустированную дверь мастерской, промчалась по коридору и, запершись у себя в комнате, привалилась спиной к двери. Что-то внутри у Пелагеи разбилось, склеилось, сплавилось, обретая иную форму. Ли Тэ Ри говорил, ей нельзя без взаимности привязываться к кому бы то ни было. Вот и последствия. Вероятно, ее кристалл видоизменился. Возможно, теперь он будет не таким совершенным, в нём появятся изъяны, дефекты. Как бы это к болезни не привело.

Пелагея запустила пальцы в свою коротко стриженную шевелюру. В самом деле, да что ж она за дура такая? Прежде чем влюбляться во всяких эльфов до потери пульса, ей следовало бы полюбить себя. Осознать, что романтическое похмелье не добавляет здоровья, изводит, выматывает душу, лишая тебя ценного ресурса.

У нее слишком поздно сформировались понятия о том, что вредно, а что полезно. Теперь она осознавала, какую ошибку совершила, когда прониклась к куратору симпатией. Но ничего не могла с собой поделать. Сколько силы воли нужно, чтобы заставить себя не чувствовать? Чтобы в памяти перестал застревать его образ — эти смоляные, гладко зачесанные волосы, высокий лоб, пронзительный взгляд, скульптурные контуры скул.

Пелагея сползла по двери на корточки, зажмурилась и надавила ладонями на глаза, ощущая, как бегут по щекам слёзы. Ну вот, расклеилась, как последняя неудачница. А ну отставить реветь! Сделай глубокий вдох, выдох… Первый выдох получился рваным, второй — более-менее спокойным, ровным. Внутренняя тишина была на подходе.

Самое время определиться с целями и установить границы: отныне Пелагея идет своей дорогой, а куратор своей. Нечего отвлекаться по мелочам. Ее главная задача — отвоевать у мироздания позиции, выторговать право на вечную жизнь. Стать истинной феей и начать уже приносить пользу обществу. Всё остальное — вторично.

И только Пелагея утвердилась в этой животворящей мысли, как в дверь отчаянно заколотили, а потом несколько раз дёрнули ручку.

— Ты там? Открой! — раскатисто донеслось из коридора.

«Нет меня тут», — беззвучно прошептала Пелагея, отползая по ковру подальше от входа. Вдруг этот ненормальный решит дверь выломать?

— Прекрати сейчас же думать, что ты там себе надумала! — крикнул Ли Тэ Ри, терзая несчастную ручку.

— И не подумаю, — буркнула Пелагея, усаживаясь на кровать и обхватывая руками колени. Она-то надеялась, что тишина придет, умоет ее изнутри, проведет в мыслях генеральную уборку. Но куратор только что самым подлым образом эту тишину спугнул.

— Я ее ненавижу, слышишь? — разорялся он за дверью. — Джета мой враг. Я распорядился, чтобы ее в подземелье заточили и двойную охрану приставили. У меня там камеры для особо отличившихся. Слышишь, открывай!

«От ненависти до любви, — сокрушенно думала Пелагея, свернувшись на кровати в позе эмбриона. — Шаблонный сценарий, оптимистичный прогноз. Если ненавидит, значит, не за горами свидания, свадьба и детишки, это же очевидно. Как бы сделать так, чтобы он оставил меня в покое?»

Ей предстоял широкий фронт работ на ниве распутывания любовных узлов и избавления от любовных зависимостей. Присутствие куратора неизбежно свело бы усилия к нулю.

— Ну всё, — раздался снаружи нетерпеливый голос. — Ты меня принуждаешь.

Пелагея встрепенулась и вскочила с кровати.

— Собираетесь применить силу? — зачем-то уточнила она.

— Нет, запасной ключ!

Оказывается, куратор имел при себе дубликаты. Вот ведь дальновидный!

Он отомкнул замок, с размаху толкнул дверь и проник в помещение, а затем припёр к стенке Пелагею, которая, на свою беду, отчалила от безопасного кроватного островка.

— Силу, в некотором смысле, тоже, — сообщил Ли Тэ Ри, тяжело дыша и нависая над ученицей, уперев кулаки в стенной ковер ручной работы. Ее без предупреждения окунули в ароматы шоколада, корицы и нового года, и у нее занялось дыхание.

— Пелагея, — проникновенно сказал он, — тебе лучше начать дышать. Сама знаешь: если по моей вине кто-нибудь умрёт, я же пылью развеюсь. Пойми, то, что сделала Джета, ничего не значит. Она специально, назло тебе…

По пролегшей меж бровей складке было видно, сколь нелегко даётся ему самообладание. Казалось, как бы Пелагея сейчас ни поступила, на какие бы уловки ни пошла, она обречена на нечто мучительно прекрасное. Они оба обречены.

— Пойми, я тебя люблю, мне больше никто не нужен, — в полном отчаяньи признался куратор.

Пелагея заглянула ему в глаза с опаской, будто там, на глубине в сотни километров, бушуют жуткие природные катаклизмы, и если самую малость замешкаться, тебя навсегда затянет в эту пучину.

— Сразу бы так и сказали, — проворчала она. — А то ходите вокруг да около…

Закончить фразу ей не удалось, потому что Ли Тэ Ри всё же осуществил свое тайное желание, которое оголённым проводом искрило у него внутри. Он с пугающей решимостью впился в нее горячим, безудержным поцелуем, больше не намереваясь сдерживаться. И у Пелагеи запекло в груди.

Живой кристалл снова перестраивался, плавился, менял атомарную структуру. Что-то с ним творилось аномальное, но Пелагее было не до выяснения причин.

Когда она попыталась обнять куратора, тот перехватил рукой ее запястья и прижал их к ковру над головой, не прерывая пьянящего поцелуя. Пелагея выгнулась навстречу: нет, она не та цитадель, которую надо брать штурмом. Ей некогда (да и незачем) сгорать со стыда. По крайней мере, не сегодня.

На сей раз в программе был заявлен не мистический триллер, а самый что ни на есть канонический любовный роман. Пелагея надеялась, со счастливым концом. Но не тут-то было. От переизбытка чувств она расплакалась прямо на кульминации, и Ли Тэ Ри озадаченно отстранился. На его лице читалось сожаление пополам с растерянностью и много чего еще — невысказанного, неоднозначного.

— Ты почему ревёшь? Где-то болит?

— Нигде не болит, — пролепетала Пелагея, предпринимая вялые попытки улыбнуться. Под ее глазами пролегли темные круги, лицо побледнело, по телу одна за другой прокатывались волны озноба. — Простите.