Он ведь обожает запрещать.

Снежный барс мчался к Организации Управления Чудесами сквозь морозную ночь и думал о том, какая Пелагея нежная, сладкая и до боли восхитительная. Вспоминал ласку ее объятий. Уже почти ощущал под подушечками пальцев сказочный шёлк ее кожи. М-м-м… Так бы и съел ученицу целиком.

Дверь, лифт, снова дверь. Ах да, не забыть превратиться в эльфа (в своей первичной ипостаси он ведь гораздо симпатичней, не правда ли?). Предупредительный стук перед тем как войти…

Нежная.

Сладкая.

Восхитительная.

Восхитительно безответственная!

Разочарованию куратора не было предела.

Вот куда она подевалась? Что, снова в шкафу прячется?

Ли Тэ Ри рывком отодвинул зеркальную дверцу. Как и ожидалось, пусто.

Он нагнулся, поднял с ковра больничную сорочку и в смятении обнаружил на ней перо. Птичье, чтоб его, перо!

Сделал к постели шаг, другой (да-да, присесть бы не помешало) — и наступил на перстень. Тот самый, зачарованный перстень, который не только греет и укрепляет веру в себя, но также посылает сигналы бедствия, перемещая куратора к месту катастрофы, чем бы он ни был занят.

И Пелагея… Нет, уму непостижимо! Она оставила кольцо здесь, в его спальне. А сама пропала. Будто сквозь землю провалилась.

Вот и как теперь с этим жить?

Куратор всё-таки сел на кровать. В одном кулаке он зажал сорочку. В другом — злополучный перстень. И уперев локти в колени, невидящим взглядом уставился в пол.

Прошла минута. Он чихнул. Почувствовал, что ему перекрыли кислород, и схватился за горло. Дыши, Ли Тэ Ри. Вдох — выдох. Правильно, молодец.

Но только у него наладился процесс дыхания, как спазмом скрутило живот. А на душе сделалось так черно и неуютно, словно туда пробрался безжизненный космос. Вакуум, полнейший вакуум. Хоть ты плачь.

Обыкновенно паника у Ли Тэ Ри начиналась именно так.

***

С каждым годом в Джете Га оставалось всё меньше человечности. Ее жестокость приобретала поистине чудовищные формы. А методы избавляться от неугодных день ото дня становились всё более изощренными.

— Мой мальчик Гарри должен нарастить кожу, — пояснила она, когда Юлиану, Киприана и Кекса с Пирогом вынесло из туннеля в гигантскую глубокую миску. — Вы, как особо ценные свидетели, пойдете ему на корм.

Джета стояла на мостике какого-то хитроумного летательного аппарата, снабженного кучей пропеллеров, и говорила в рупор. Юлиана покрутила у виска.

— Гарри? Что за чушь? — взвизгнула она, тщетно пытаясь выбраться из миски по идеально гладким стенкам.

— Она выращивает под землей монстра, — вздохнул Киприан, подсаживая Юлиану, чтобы она попробовала дотянуться до бортика.

— Почему ты только сейчас об этом говоришь? — вскинулась на него та. И рухнула обратно на дно. Она впервые пожалела, что не уродилась дылдой. Чтобы добыть себе свободу, их с Киприаном роста было явно недостаточно.

Юлиана очутилась на лопатках, глянула в небо — и чуть от страха не померла. Солнце (если таковое вообще водилось в этих краях) заслоняла отвратительная красная морда на такой же красной шее, где виднелись переплетения мышц. Шея сидела на красных плечах, откуда проглядывала белизна костей, а на красное туловище, где пульсировали всевозможные органы, лучше было не смотреть во избежание рвотных позывов.

О том, что Юлиана испытала огромнейший шок и впоследствии будет вынуждена спустить заоблачную сумму на психотерапию, она пока не задумывалась.

Да, возможно, однажды она разорится на реабилитации и даже напишет бестселлер о своем травмирующем опыте. Но для начала неплохо бы выжить.

— Эй ты, пень стоеросовый! — обратилась она к Киприану, как всегда, не особо выбирая выражения. — Скажи ему что-нибудь! Убеди этого гада, что он вегетарианец!

Киприан с удовольствием врос бы сейчас в землю, укрывшись от неприятностей за толстой корой. И Юлиану наверняка смог бы защитить, будь он деревом. Только вот плотный синтетический материал, из которого была изготовлена миска, для прорастания никак не годился.

Над ними нависал оживший анатомический муляж. Юлиана скользила, раз за разом сползая на дно. Кекс и Пирог душераздирающе выли и носились, как оголтелые. От Киприана требовалось красноречие. Мог ли он предположить, что однажды судьба так над ним посмеётся?

— Кушай, Гарри, кушай. Всё для тебя, — чуть ли не проворковала в рупор Джета Га.

— Не кушай, Гарри! — надрывно крикнула Юлиана. — Не смей кушать! Фу! Плохой мальчик!

За те несколько минут, пока «плохой мальчик» разглядывал потенциальную еду, он несколько видоизменился. И сразу стало ясно, кого он избрал себе авторитетом.

Встреча с Киприаном под землей не прошла даром. Монстр заметил его в миске, вдохновился и быстренько отрастил копну огненных кудрявых волос, прямо как у Вековечного Клёна. Правда, в сочетании с безобразным лицом, напрочь лишенным кожи, выглядело это жутковато.

Кровавый гигант не спешил прислушиваться к словам Юлианы (писклявые, пусть даже сердитые, малявки звучат малоубедительно). Тем более что ее раздраженно перебила Джета Га.

— Слопай их! Слопай, кому говорят! — проорала она в рупор.

— Не вздумай нас лопать! — задрав голову, крикнул Киприан. И в нем неожиданно прорезался дар убеждения. — Эй, переросток, слышишь? Ты не ешь людей. Ты питаешься дирижаблями! Дирижабли куда вкуснее. Взять хотя бы тот, что перед тобой.

Юлиана и помыслить не могла, что у любви всей ее жизни такой громкий, пронзительный голос. Как много нового, оказывается, можно узнать друг о друге в стрессовой ситуации!

***

Толком не отдохнув после предыдущей вылазки, барс мчался по снегу, под неизменно черным, усыпанным звездами небом. Злой, колючий ветер словно бы подгонял: «Торопись! Не успеешь!»

Ох, нет куратору покоя. Он распрощался с покоем с тех самых пор, как, по глупости своей, поклялся оберегать одну легкомысленную фею, рассчитывая на то, что ему вернут потерянное счастье. Не зная, что эта дурёха и есть его женщина.

Превратилась. Не послушалась. Сбежала. Впрочем, чего еще от нее можно было ожидать? Ли Тэ Ри имел дело с двухсотлетней взбалмошной девицей. Упёртой, загадочной и умопомрачительно неправильной.

Она была непредсказуема, соткана из противоречий, как погода у северных морей. Не всякий, далеко не всякий мог позволить себе роскошь ее любить.

Эльф дал себе зарок: если сегодняшние злоключения окончатся благополучно, он заставит Пелагею перед собой на цыпочках ходить. Строго следовать распорядку, который он установит. И отчитываться о каждой мелочи.

А вообще, надо было с самого начала ее приковать. Наручниками — к изголовью. Чтобы никаких горлиц в спальне, никаких перьев и сорочек, раскиданных по ковру.

Эта идея на секунду показалась ему невероятно заманчивой. Лишь на секунду. Распробовав, Ли Тэ Ри решительно выкинул ее из головы.

«Забудь о наручниках, идиот. С Пелагеей так нельзя!»

Сладкая, тёплая, родная. Он никогда не причинит ей боль.

***

Боль ей готовился причинить кое-кто другой. Тот, кто лишь прикидывался эльфом, а на деле был очередным бездушным убийцей, призванным осуществить людоедские планы Джеты Га. Голубоглазый верзила с ножом, зажатым в руке, оказался всего-навсего автоматоном нового поколения, который не испытывал эмоций, не знал жалости и следовал инструкциям, играя отведенную для него роль ровно столько, сколько требовалось владельцу.

На равнине, где монстр по имени Гарри как раз собирался слопать дирижабль Джеты, автоматон нагнал горлицу. И ударом кулака чуть не вышиб из нее дух. Горлица не удержала банку, и та упала на камни. Во все стороны брызнули осколки. Светлячки разлетелись, Пелагея запаниковала и пропустила следующий удар.

В себя она пришла уже на земле. И с ее телом творилось явно что-то не то.

***

— Да! Ура! Так держать! — ликовала Юлиана, пританцовывая в гигантской миске для жертвоприношений, пока монстр Гарри где-то под тучами увлеченно поедал дирижабль.