Около Зайцевских хуторов на левом берегу Сухоны первоначально чудь могла проживать в местечке под названием Чуломатка, что в переводе с чудского языка означает «Вдоль дороги», а вот на противоположном берегу, в Шахто-Печеньге, действительно могло размещаться чудское кладбище, так как традиция хоронить «за рекой», «за водой» была характерна для всех языческих этносов.

От Зайцева вниз по реке в русле Сухоны на протяжении десяти верст тянется цепочка островов: сначала Еловец, потом Осовик, а за ним – Шахтыш. Острова эти прежде были знамениты своими заливными лугами, на которых в разгар лета местные крестьяне ставили десятки стогов душистого сена. А четыреста лет назад сенокосы на Шахтыше принадлежали причту тотемской Троицкой Зеленской церкви.

Как-то раз отправились вверх по реке на дощатых лодках дьячок да пономарь с женами и многочисленными чадами заготовлять сено. От Тотьмы до Шахтыша гребли целый день, благо в июле он долгий. В голове острова устроили шалаши, разбили кострище… Малые детки церковных служителей в свободное время с удовольствием ловили рыбу в теплой протоке между островом и правым берегом Сухоны. Один раз бегут все скопом к шалашам с громкими криками… Пономарь и дьячок с тревогой поспешили им навстречу. Оказалось, что дети нашли в обрывистом берегу торчащие из него огромные кости. За день из глины вырыли два мощных бивня, целую челюсть с гигантскими зубами и груду толстых костей неведомого животного…

Темным вечером, сидя у костра и разглядывая свои удивительные находки, пономарь Петрушка рассказывал ближним: «Кости эти от индрик-зверя, всем зверям отца. Читал я в Голубиной книге, что жил индрик в допотопные времена, а был он подземным зверем, ходил по подземелью, как солнышко по поднебесью. Противниками ему были змея-онудра и страшный ихневмон-крокодил да рыба-еньдроп. Кости от этого зверья тоже иногда находят в земле. Индрик рыл под лесами и болотами подземные ходы. Наружу выходил редко. Во времена всемирного потопа все эти звери погибли, потому что праведник Ной забыл их взять к себе на ковчег…». Слушатели глядели на пономаря во все глаза, но от таких страшных рассказов да от усталости незаметно для себя засыпали тут же, на охапках свежего сена у ярко пылавшего в темноте костра…

Индрик-зверем в старину на Руси называли мамонтов, исказив переводное слово «единорог». Около Шахтыша между деревнями Осовая и Большой Горох находки костей и бивней этих древних животных не редкость до сих пор. Мне самому приходилось поднимать с сухонского приплеска мамонтовы зубы. В 1966 году охотник Иван Васильевич Игнатьевский из деревни с интересным названием Выселок Починок обнаружил лопатку и две бедренные кости все того же «индрик-зверя» и передал их на хранение в местную восьмилетнюю школу…

Во второй половине ХIХ – начале XX веков в нашей Погореловской (Тиксненской) волости жил первый местный краевед – Александр Иванович Линьков. Всего лишь одна фраза о нем содержится в справочнике Александра и Алексея Веселовских «Вологжане-краеведы» издания 1923 года: «из крестьян Тотемского уезда». Александр Иванович опубликовал несколько работ о православных святынях Тиксны в «Вологодских епархиальных ведомостях». В № 19 за 1897 год в качестве дополнительной информации краевед писал: «В преданиях местных жителей до сих пор не исчезла память о „чуди белоглазой“. Например, в одном предании рассказывается, что однажды крестьяне ловили рыбу в реке Тафте, но вместо рыбы поймали „белоглазого“ человека. Мужики стали спрашивать, кто он такой и откуда. „Белоглаз“ же заговорил с ними на таком языке, которого никто не мог понять. Крестьяне решили приставить его к работе на мельнице. Заметив потом, что на „белоглазе“ нет креста, жители вознамерились его окрестить. Но „белоглаз“, узнав о их решении, исчез неизвестно куда».

Лесная река Тафта протекает на западе Тотемского района, в 15 верстах севернее центра Погореловской волости. Около лесопромышленного поселка Красный Бор она сливается с Вожбалом и дает начало красавице Цареве – левому притоку Сухоны. В среднем течении Тафты стояли три деревни – Горка, Подгорная и Родная, а чуть в стороне еще одна – Остроконье. В XVII веке Тафтенский улусец входил в состав Царевской волости, а затем отошел к Погореловской. С середины 80-х годов прошлого века тафтенские деревни запустели. Остатки жителей были переселены в соседние населенные пункты…

Небольшое предание о «белоглазе», в отличие от сюжета о самозахоронении чуди, довольно оригинально и явных параллелей в других местах Русского Севера не находит. Суть народного предания отражает всю сложность взаимоотношений и противоборства русского православия с финно-угорским язычеством.

Очень точно подобрано слово для внешней характеристики представителя чудского народа – «белоглаз». По мнению ученых-антропологов, чудь была типичным представителем северной ветви европеоидной расы. Чудины имели светлые волосы и брови, светло-серую пигментацию радужной оболочки глаз и белую-белую кожу. Интересно, что в бывшем Тотемском уезде еще сто лет назад целые семейства на полном серьезе вели свою родословную от чуди. В деревне Терентьевской на реке Толшме была распространена фамилия Чудиновы, на Печеньге около деревни Нефедиха есть Чудское поле, а в Озерках и в Шевденицах (гнезда деревень в современном Тарногском районе) жили Чичерины, Сипины и Щекины, которые считали себя потомками чуди заволочской, или белоглазой.

В 1924 году в уездной еще Тотьме вышла в свет любопытная книжка Д. П. Осипова «Крестьянская изба на севере России. Тотемский край» с гравюрами художника Е. И. Праведникова, которые до сих пор используются современными краеведами в качестве иллюстраций. Так вот, автор издания утверждал, что в Харинской волости Тотемского уезда на речке Илезе (ныне это Тимановский сельсовет Бабушкинского района) «еще до сего времени существуют целые семейства „чудского“ происхождения…»

В предании, сохранившемся благодаря А. И. Линькову, верно подмечена и непонятность для русских чудской речи, и опять же, как в случае с Шахто-Печеньгой, идет речь о попытке крещения. Неслучайно, как мне кажется, упомянута и мельница – это сооружение долгое время у русских считалось «нечистым», связанным с языческими верованиями. Куда же еще помещать пойманного чудина «без креста», как не на мельницу?

Загадочным выглядит сам факт поимки «белоглаза» в реке. Возможно, русские люди считали чудь народом, скрывающимся от них – то под землей, а то и под водой. Либо же этот сюжетный ход предания отражает еще один финно-угорский способ избавления от мертвого тела, когда покойника заворачивали в бересту, привязывали к обрубку бревна и отпускали вниз по реке…

Любопытно, что топоним Тафта также имеет финно-угорское происхождение. Существуют две основные версии: от вепсского tauvte – «зимняя дорога, зимник по льду реки» или от мансийского tawt – «рукав реки, приток». Конечно же, ни вепсы, ни манси на Тафте не жили, но в древности здесь обитал какой-то другой финно-угорский этнос, в языке которого могли быть похожие слова.

Издавна население соседних волостей считало тафтяков колдунами, чему немало способствовало и уединенное положение этого гнезда деревень (улусца) среди тайги. Самых известных колдунов с Тафты обязательно приглашали на свадьбы не только в четырех местных деревнях, но звали их и на Вожбал, и в Погорелово, и на Цареву, а в отдельных случаях – даже в Тотьму. Считалось, что присутствие колдуна на свадьбе способствует правильному ее течению, принесет счастье и достаток в новую семью, поможет молодухе без проблем разрешиться первым бременем. Бывали случаи, когда колдуна забывали или не хотели приглашать на свадьбу. Тогда, отъехав от церкви после венчанья, свадебный поезд останавливался посреди дороги – лошади переминались с ноги на ногу, но дальше не шли… Приходилось с поклоном идти к колдуну на дом, звать его на свадьбу. Тот бормотал какие-то заговоры, производил руками манипуляции перед лошадьми, и поезд трогался дальше, к дому жениха.