– Заходи! Чего уж там…

Ко мне приходят люди по рекомендации моих пациентов, некоторых приводят родственники, друзья. Кто-то активно ищет информацию в интернете и находит мои странички. Силой никого, как правило, не волокут. Более того, если я вижу, что человек пришел по принуждению, то, скорее всего, не стану угнетать его своим присутствием. Мы мирно расстанемся, хотя я и попробую пояснить ему смысл и пользу возможного сотрудничества.

Исключения возникают, когда требуется экстренная помощь, своего рода психохирургия. Попытка самоубийства, утрата близких, внезапная депрессивная атака, острый запредельный стресс. Вот тогда приходится «перехватывать руль». Эмоции пациента настолько сильны, что логика, аналитика, восприятие идут вразнос. Человек на глазах погружается в хаос. Чаще всего даже не делая попыток вырваться из кризиса. Необходимо присоединиться, навязать трансоподобное состояние и потихоньку гасить эмоциональный пожар. В ход идут все инструменты управления сознанием. Нельзя допустить, чтобы рухнули все сдерживающие барьеры сознания и человек соскользнул в острый психоз. Или чтобы эмоциональный ураган вызвал рассогласование нейрогормональных структур на уровне головного мозга, центральной нервной системы. Все может закончиться трагично: инсультом, инфарктом, критическим нарушением ритма сердца, кровоизлиянием в надпочечники и прочими фатальными поломками.

…Все началось с телефонного звонка. Звонил знакомый. Сбивчиво, но коротко попросил о немедленной встрече. Судя по напряжению в голосе, от которого потрескивал испуганный смартфон, дела там были горячие и острые.

В кабинет вошли трое мужчин. Двое вели под руки третьего. Тот шел как робот, не разбирая пути, автоматически переставляя ноги. Если бы его отпустили, то, вероятнее всего, он бы упал, где стоял.

Мой знакомый и его товарищ довели беднягу до дивана и аккуратно усадили.

Я молча наблюдал за их действиями – и только встретившись глазами со своим приятелем, получил исчерпывающее описание причин такого необычного визита.

– Вчера вечером он ехал с семьей по трассе Д5. Пробил колесо, остановился у обочины, пошел аварийный треугольник ставить. Дальнобойщик смахнул его автомобиль на полной скорости. Водила уснул за рулем. Машина в кашу. Жена и две дочки были внутри. Все на его глазах. Он держался какое-то время, но нынче с утра начал зависать. Таблетки, кроме валерьянки, не давали. Напоить попробовали. Не может – блевать начинает. Его сейчас психиатрам отдать нельзя, он сам себя доломает и окончательно рассыплется. Тем более что русскоязычного психиатра найти в европейской стране сиюминутно практическиневозможно… Постарайся достучаться! Наш товарищ…

«Да уж… Такого врагу не пожелаешь! Что же делать?! Заблокировать ему воспоминание? Нельзя! Еще хуже сделаешь. Сейчас улучшение, а потом, когда вскроется правда о событиях минувшего проклятого дня, пойдет вторая волна стресса. И добьет его окончательно… Буду действовать по обстановке… как пойдет…»

И было потом… Как об этом расказать? Вот какими правильными словами описать бездну горя человека, который в секунды потерял все самое дорогое? Он не кричал, не плакал, не истерил. Он говорил, шептал. Сам с собой, не слушая и не отвечая на мои вопросы. В нем горел какой-то неугасимый факел. Так горит плазменное жало специальной горелки. Той, что режет крепчайшую сталь. Так горела его душа. Было нужно – и страшно – присоединиться. Отнять хотя бы на минуту хотя бы долю его переживаний, перенаправить лавину разрушающего стресса в сторону, погасить накал эмоций. Здоровый крепкий мужчина старел на глазах. Я сомневался раньше в правдивости рассказов о моментальной седине. Я увидел это своими глазами…

С огромным трудом пробившись сквозь ураган зацикленных образов и эмоций, мне удалось подстроиться к ритму его слов и навязать транс. Проговаривая за ним его же фразы, дублируя их «эхом». Искусственно затягивая время произнесения, понижая тембр голоса. Прикасаясь к его плечам, голове, кистям рук. Через какое-то время пациент «поплыл». Появилась задержка в движениях, взгляд зафиксировался на небольшой хрустальной бусине, которую я старательно и «бессознательно» катал перед ним по стеклу журнального столика. Тихий перестук граней и посверкивание бликов помогло захватить его внимание.

В какой-то момент он замолчал, сохраняя позу «кучера». Продолжил говорить я. Он все это время рассказывал мне, бесконечно повторяя, жуткие детали катастрофы. В раздавленной машине. Судьба его не пощадила, он не потерял там сознание. И теперь увиденное стояло перед остановившимися глазами. Перехватывая образы, которые выжигали его сознание, я старался увести фокус его внимания на другие детали. С сияющего перламутра детской косточки в разорванной ране на блеск хромированной детали автомобиля, на лужицу на асфальте, на блеск фар… на облака в ночном небе, на звезды, на луну, на бесконечность неба, его глубину, безмолвие и бесстрастность…

Пытаясь рассмотреть описываемые мною «звезды», он начал поднимать голову и заводить глаза вверх. Воспользовавшись ситуацией, я максимально «нагрузил» все сенсорные группы и заглубил транс до глубокого сна. Мужчина откинулся на спинку дивана, уронив руки с колен. Я старательно, торопясь и максимально детализируя детали, рисовал для него… сон? явь? «Лесная летняя поляна, окруженная стройными соснами. Запахи горячей хвои и смолы с оттенками луговых ароматов. Тихое шуршание ветвей, жужжание и стрекот букашек, невидимый птичий диалог. Чистый пружинистый изумрудный мох под спиной и руками. Свежий, ароматный, пьянящий воздух… На вдохе переполняющий все тело, на выдохе уносящий боль и усталость, оставляющий только ощущение свежести и чистоты, отдыха и здоровья…»

Оставив пациента на некоторое время в таком «психостазисе», откидываюсь на спинку кресла. Спина взрывается тоскливым ноющим воем. Сам не заметил, как висел все это время странной корягой над спящим. Во рту пересохло, рубашка насквозь мокрая. Устали даже глаза. Такое ощущение, что сам перестал моргать, чтобы только не пропустить важную реакцию в мимике, в движениях, в движении его глаз под закрытыми веками.

Тут до меня доходит, что один из сопровождающих все это время находился с нами в кабинете. Забившись в угол, он грыз носовой платок, намотанный на побелевший кулак. Встретившись с ним глазами, я понял, что бесконечный рассказ его несчастного товарища «пробил» его ничуть не меньше, чем меня… С трудом поднявшись из кресла, я шагнул к окну. Хотелось впустить свежий воздух. Хоть чуть-чуть разбавить атмосферу горя, которая, казалось, заполнила все пространство. В окно был виден небольшой дворик со старой стеной, покрытой плющом и вьющейся розой. На узорчатой лавочке у стены сидел второй сопровождающий. Скомканная пачка из-под сигарет, переполненная окурками, лежала перед ним.

В одном шкафу у меня постепенно организовался своего рода «бар». Многие пациенты пребывают в упорном заблуждении, что врачи по своей сути – мотыльки. Они не едят, а только пьют. Нектар. 25 часов в сутки. И потому лучший презент в благодарность – красивая бутылка с аристократическим содержимым. Так вот и накапливаются потихоньку. Вытащив коробку с «Хеннесси» и прихватив пару бокалов, молча вручаю все невольному свидетелю моей работы. И почти пинками, продолжая молчать и жестами запрещая тому говорить, выставляю его во дворик. К курящему товарищу. Себе наливаю стакан воды и снова перемещаюсь в «боевое» кресло…

«Миша, послушай! У меня для тебя плохая новость! Помнишь, ты мне рассказывал, что давно-давно ты расстался со своей семьей? И тебя беспокоит – как они, что с ними. Помнишь, ты мне рассказывал, что это странно, но вот как-то так произошло, что ты с ними расстался двадцать лет назад. Целых двадцать лет назад! Странно, но так бывает. Миша, мне очень жаль, но я узнал, что они тогда погибли. Все. Двадцать лет назад. Авария. Миша, ничего не сделать. Двадцать лет прошло. Тогда было страшно, больно, невыносимо, но… двадцать лет, Миш. Чувство потери не меньше, но… двадцать лет, Миш. Прошло двадцать лет! Год за годом. Двадцать лет… Мне очень жаль. Ты не держи в себе, Миш! Хочется плакать – плачь! Отпусти их, Миш. Двадцать лет прошло… Поплачь о них и отпусти… в лучший мир… а куда же еще?! Ты их никогда не забудешь. Но скорбь о них может изуродовать тебя. Ты же хочешь помнить о них все самое лучшее, Миш? И ты сохранил в себе самые лучшие мгновения, так ведь, Миш? Ты помнишь все. А то страшное, что ты когда-то увидел, пусть уйдет в самые глубокие слои твоей памяти. Оно останется в памяти, но как событие, случившееся двадцать лет назад. Ты знал об этом. И прошло двадцать лет… Сейчас мы будем просыпаться. Ты отдохнул. Ушли спазмы и блоки. Восстановился баланс гормональной системы. Организм почистил себя от последствий стресса, пришел в равновесие. Нам нужно будет теперь много сил и терпения. Нам предстоит многое пережить, Миш. Мы просыпаемся, Миш. Ты полон сил и готов принять любую тяжесть на свои плечи. Ты узнал страшную новость, но прошло двадцать лет. Больно, но эта боль должна быть терпимой. Я помогу тебе проснуться… я буду считать…»