- Да чего про них объяснять-то? - Хенрик досадливо махнул рукой. Известное дело, ворота... Пускают туда только по одному. А вместе - ни в какую. Некоторые уходят. Да только за ними-то, за воротами, непонятно, встретишься со своими-то, или нет, и когда это будет... Нет, сынок, пошли со мной, здесь тоже неплохо. Правда, все время вечер, - но не ночь все-таки, жить можно...

- Пап... пожалуйста, - Айрик замотал головой. - Я тебя очень люблю, очень... Но я спешу. У меня... умирает брат. Побратим.

- Велика печаль! - отец поднял лохматые рыжие брови. - Все умирают рано или поздно, и это только поначалу страшно, а потом - ничего, привыкаешь... Да ты сам-то еще разве не... Не того?..

- Нет, я пришел через Пять Земель.

- Коротким Путем, значит? - отец уважительно покачал головой. Молодец, сынище! Не всякий, говорят, это может. Я тобой горжусь... Недаром я тебя больше всех любил, даже с войны к тебе сбежал... Да поторопился. Эарл, собака, не простил... Да чего от них ждать, от благородных-то! Хенрик презрительно махнул рукой. Казалось, собственная кончина теперь не сильно тревожила его, оставаясь только некоторым досадным событием прошлого, которое теперь уже не имеет большого значения.

- Ты знаешь, пап... Я пойду. Мне надо идти.

- Если ты хочешь... - отец отпустил его руку и слегка отстранился, глядя на сына с грустным недоумением. - Держать тебя не буду. Но... сынок, может, хоть не сразу? Вот рыбы поешь, расскажешь, что да как... Про побратима своего, опять же... А потом иди себе, если уж решил...

- Нет, папа, - с трудом сдерживая новые слезы, прошептал Айрик. Знание, пришедшее ниоткуда, лежало на его плечах, как непомерная тяжесть. Знание о том, что чем дольше ты здесь остаешься, тем труднее тебе будет уйти. К тому же - кто знает, сколько пройдет земного времени, времени Эйрика за тот единственный час в безвременье, пока он будет говорить с отцом и есть жареную рыбу?..

- Нет, я сейчас пойду. Прости.

Отец пожал плечами и отступил на шаг. Глаза его были такими добрыми и всепрощающими, что Айрик чуть не закричал от тоски. Он отвернулся и словно против ветра сделал отчаянный шаг к воротам, когда отец сказал ему в спину:

- Ну, что же, иди с Богом, сынок... Может, когда и встретимся.

Это "может" было так ужасно, что Айрик не выдержал и заплакал.

- Папа, я тебя люблю! - крикнул он, глотая слезы, и побежал к воротам. Он не оборачивался, потому что знал - если он обернется, то уже никуда не пойдет. Просто бросится в объятья отца, чтобы остаться с ним навсегда... А его бедное тело умрет на траве Маленького Острова, и умрет Эйрик. Эйрик умрет.

В какой-то миг Айрику показалось, что отец идет следом за ним, тоже решившись войти во врата. Но он не обернулся и тогда, и, бледный, как смерть, ударил кулаком в железные створы.

Врата отозвались на удар громким гулом, как тысяча колоколов, и медленно распахнулись. За ними не было ничего, только яркий свет.

Айрик зажмурился и шагнул."

- Аллен! Ты спишь?

- Нет... Почти нет. Я даже чувствую себя лучше... Знаешь, он мне опять приснился. Этот... Принц. Он шел в ворота.

- Тебе дорассказать или ты совсем засыпаешь?

- И то, и другое. Я засыпаю... Но ты... Дорасскажи, пожалуйста. Спас он брата или нет?..

- Сейчас узнаешь...

Вошел Айрик в ворота и увидел широкий замковый двор, и замок, и двух стражей у его раскрытых врат. Сжал он по привычке каштановый лист (который, наверное, к тому времени совсем увял и истрепался), и спросил тихонечко:

"Эйрик, Эйрик, цветет ли каштан?"

И услышал в ответ, и голос звучал будто ближе, чем обычно:

"Айрик, Айрик, каштан наш увял".

Испугался Айрик и вскричал громко:

"Эйрик, Эйрик, жив ли ты меж людьми?"

И тут в воротах замка - с той стороны - появился Эйрик, его брат, и ответил ему громко:

"Айрик, Айрик, могила мой дом."

И понял Айрик, что он опоздал, и весь путь его был напрасным... Он ударил себя в грудь и громко зарыдал, и бросил на землю каштановый лист, и топтал его ногами. Увидел Эйрик отчаяние своего брата, лицо его из безмятежного стало горестным, и бросился он по ступенькам, и выбежал из врат, так что стражи не успели его остановить... Эйрик обнял своего брата и стал утешать, и так стояли они вместе, когда подошли к ним стражи, чтоб вернуть в замок того из них, кто истинно мертв, а второго отослать прочь.

Но братья же были близнецы! Поэтому стражи спросили их, сами не в силах разобраться, кто тут есть кто:

- Эй, ребята, кто из вас умер и должен быть в сером замке? Уж не знаем, как он смог оттуда выйти - ибо такого в мире еще не бывало, - но теперь пусть вернется, потому что всем свое место. К тому же сейчас начинается очередной турнир, а пропускать турниры не годится.

- Это я должен быть в замке, - сказал один из братьев, выходя вперед. И отгадай, что сделал второй? Конечно же, тоже ступил вперед и сказал:

- Это я должен быть в замке.

- Я мертв, а ты жив, - сказал Эйрик. - Возвращайся.

- Нет, это я мертв, а ты жив, - не сдавался Айрик. - Так что возвращайся сам, а я пойду на турнир.

- Не смей умирать ради меня! - воскликнул один из братьев, и другой не менее возмущенно отвечал:

- Это ты не смей! - и тоже не солгал, потому что, если ты помнишь, Эйрик влип во всю эту историю именно по вине младшего брата.

Так они весьма долго препирались, и стражи совсем уж не знали, что им делать. Но тут на балкон серого замка вышел герольд и возгласил:

- Приказ хозяина замка таков, чтобы они немедленно разобрались, кому из них куда идти, иначе пусть оба отправляются прочь! Условие одно - пусть возвращаются Кратким Путем по Пяти Землям, так как остальные пути ведут только в одну сторону.

Так и было, и отвели стражи двух братьев к воротам вовне, и выпустили их наружу. Прошли двое братьев через Земли Одиночества, по-честному прошли - по одному, не оглядываясь, и миновали Пустыню Страдания, встретились в Землях Надежды.

Уже вдвоем прошли они Край Опустошения и ночную Землю Страха, и вернулись в...

" Лицо Эйрика было бледным, таким бледным, будто вся кровь его превратилась в воду. Он шел медленно, глядя себе под ноги, и руки его бессильно висели вдоль туловища. Айрик с криком вскочил навстречу ему, и тот дернулся, словно пробуждаясь, и поднял лицо. Длинные его волосы, слишком длинные для мальчишки, тускло блестели, словно он поседел.