Он сделал широкий жест в сторону диковинного аппарата.

– Вы сейчас видите перед собой мою любимую игрушку!

– Это чудо твое? – аккуратно спросил Савелий.

– Мое. Из-за него я продал все более-менее ценное, даже коллекцию марок. Ты помнишь, наверное, знаменитый коллекционный «Маврикий» отца? Потом у меня появился спонсор. Но об этом потом.

Он на секунду замолчал.

– Так вот, продал все ненужное и купил этого электронного зверя в одном из разорившихся институтов. Это – электронный микроскоп.

Он сделал многозначительную паузу.

– Вы что, дебилы, что ли, конченные? Где аплодисменты и крики восторга?! Вы вообще-то знаете, что такое электронный микроскоп?

– Мы ошарашены, мы восхищены, это просто чудо! Другими словами это не назовешь. Да, Сергей?

– Да! Ты очень точно озвучил мою мысль, Савелий. Лучше и не скажешь. Я в восхищении! А можно я покручу что-нибудь, – Сергей приготовился встать с дивана.

– Нет, категорически нет, не думайте даже об этом. Это слишком чувствительная вещь, не для мужицких рук. Ладно уж, принимаю ваши неуклюжие извинения, экс-дебилы.

Тимофей слегка успокоился.

– С помощью этого зверя я продолжил свои исследования, но уже на более высоком уровне. Суть исследований, если вы помните, заключалась в определении адекватности термина: «живая клетка».

– Я сейчас уже всего не припомню, извини. Ты так мельтешил со своими стеклышками с супом, доказывая нам, что он живой, так импульсивно это обосновывал, что мозги дыбом вставали.

– Прекрати, Сергей, дай ему договорить.

– Скажу коротко, одной фразой.

Тимофей перевел дух:

– Все мы с вами – зомби. Все ныне живущие. Звери и люди!

В кабинете повисла зловещая тишина. Диван под Сергеем жалобно скрипнул.

– Ну! Я думал, будет серьёзный доклад, даже приготовился немного поспать, а тут сразу зомби и все. Я не согласен! Я доклада хочу, основательного, – сказал Сергей, в глазах которого замелькали веселые искорки – верный признак того, что тема ему интересна.

– Хорошо. Будет тебе доклад. Основательный, но не очень научный. Сам понимаешь, что если бы до этого дошло, то сейчас его сейчас было бы некому. Либо все в одночасье стали шизофрениками и укокошили друг друга, или, что более вероятно, спились.

– Савелий! Ты-то что молчишь? Урезонь ученого!

– Пусть говорит, Серега, я начинаю о чем-то смутно догадываться.

– Хорошо, но будь добр, Тимофей, придерживайся регламента. Вон, за окном уже шесть утра, а мы все вокруг да около. Зомби – это контроль? Я правильно формулирую?

– И да, и нет.

– Разъясни. Все! Обещаю, что мешать больше не буду. Клянусь памятью тещи!

– Верю, хотя у меня ее никогда не было. Представьте себе огромный океан. Это в прошлом наша с вами Земля. И на этой планете живут несколько тысяч, пусть даже сотен тысяч маленьких беззащитных существ. Это – бактерии.

Он смешно сдвинул надбровные дуги. Как в раннем детстве, когда хотел сосредоточиться над решением сложной теоремы.

– В их жизни существовало две возможности: выжить или погибнуть. Другой альтернативы нет. Но для того, чтобы выжить, необходимо общаться с себе подобными с целью обмена и сохранения накопленной информации. А для того чтобы общаться, следует, как минимум, перемещаться. А если вас триллионы, но вы такие маленькие, что общение друг с другом может занять у вас годы? Что остается делать для достижения цели? Правильно! Укрупняться.

Укрупняться самим для этих существ было невозможно, а может, они этого просто не хотели. Поэтому они избрали иной путь, их путь и принялись укрупнять окружающих, не теряя при этом своей сущности. Оставаясь всегда самими собой, они работали, строго контролируя процесс. Начав с биологического строительства высокоорганизованных органических структур, они создавали для них все более изощренные схемы пищевых цепочек, кормили, охраняли и оберегали себя. Свою цивилизацию.

Несколько первых попыток укрупнения оказались тупиковыми. Видимо, дело было не только в объеме, но и в мобильности, способности созданных моделей автономно ориентироваться на местности и принимать адекватные решения в условиях постоянно изменяющейся ситуации. Принимать решения и делать самостоятельные выводы.

Это привело к вымиранию крупных форм и в первую очередь динозавров с их огромными объемами, невозможностью быстро двигаться и весьма ограниченными умственными способностями, необходимыми для того, чтобы осознать, что хотят от них создатели. Итак, они уничтожили динозавров.

Тимофей на секунду остановился и почесал нос.

– Это мой личный вывод. Вы можете сказать: жестоко. Согласен, но такова жизнь.

Для выполнения этих целей они создали карательный орган, ответственный за то, чтобы эксперименты не выходили из-под их контроля. Уничтожать, так сразу. Это были вирусы, вызывающие летальный исход в случае провала того, или иного опыта. Я, наверное, слишком однобоко об этом сужу, ведь научные споры о предназначении вирусов еще продолжаются.

Много времени спустя они поймали удачу за хвост: очередной эксперимент закончился появлением человека с его автономным умственным аппаратом.

Человек. Пока еще тупой, способный лишь на то, чтобы заостренной палочкой выковырять гусеницу из дупла, но процесс пошел и очень быстро. Вы предсказуемо спросите меня: а как же Дарвин? Хорошо, но на нашей недалекой десятитысячелетный памяти еще не один примат не стал человеком. Немного поумнел и только.

Когда у них стартовал проект «Человек», все было тщательно отрегулировано, однако человек быстро вышел из-под контроля, начав выполнять свои, а не их, создателей, цели. Почему они сразу не остановили этот проект? На то существовала веская причина: способность объекта решать нестандартные задачи нестандартными методами.

Чтобы как-то «воспитать» своего первенца, за дело взялись репрессивные органы, которые они создали для этой цели… и в то время еще контролировали.

Болезни и эпидемии должны были разъяснять человеку: что делать можно, а чего нельзя. Защищая-угрожая человеку, они, тем самым формировали и защищали среду своего обитания, самое идеальное транспортное средство – Человека.

Тимофей закончил свой монолог словами:

– Человек на сегодня их окончательный и универсальный биологический носитель. Если бы они могли, они бы даже гордились им! Ведь на этот эксперимент ушел не один миллион лет.

Тимофей облегченно вздохнул, видимо снимая давно лежащий на душе груз, не разделенный ни с кем, и нервно закурил, тупо уставившись в угол кабинета.

– У.. ё!

– Да! Докладом это не назовешь. Это открытие… Страшное, – Савелий смотрел на друга широко раскрытыми глазами, как бы заново знакомясь с ним.

– Постой, и ты живешь с этим пять лет?! Я бы, наверное, уже свихнулся или застрелился. Для чего, мать твою, в этом мире существуют друзья?! Почему ты нам не звонил, не сказал ничего? На кой черт, наконец, у нас существуют соответствующие организации?!

Тимофей улыбнулся во всю ширь своего лица, заросшего щетиной.

– А как ты сам думаешь, Серега? Смог бы я все это выложить, предположим, на ученом совете Российской академии наук?

Он вопросительно посмотрел на друга.

– Молчишь? В том-то и дело. Я рискнул рассказать об этом своим уже изрядно выпившим друзьям, но никак не академикам с их сложной нравственно-подсидельческой структурой. Они бы меня живьем съели. Молча, с большим аппетитом хрустя моими сладенькими косточками и без голосования, отправили бы прямиком в психушку.

Сергей, вальяжно развалившийся на диване в начале рассказа Тимофея, сидел сейчас на нем с прямой спиной как суслик на дозоре в степях бескрайнего Казахстана.

– Ребята, я начинаю заново переосмысливать мировую историю, – от умственного напряжения лицо его побагровело. – Пытаюсь вспомнить факты, полученные еще в школе. Трудно, конечно, мозг кипит. Что же это получается? Все великие завоевания, я имею в виду: Чингисхана, Александра Македонского, Великую Римскую империю или, предположим, Гитлера – это их происки?