* * *
И вот, наконец, летом 1980 года я попал третьим помощником капитана на газотурбоход «Печоралес», который грузился на 2-й лесобирже балансами на Италию, в Монфальконе – небольшой порт на самом севере Адриатики, рядом с Венецией. Волновался, конечно. Это был мой первый рейс в качестве помощника капитана за границу. Тут и куча карт, в отличии от ледокола, и валюта, и ещё масса всего, от чего голова кругом после каботажа. Но ничего, освоился потихоньку, благо переход был длинный – 20 суток. Надо было подтягивать английский срочно ещё. Ну, стоянка в Италии была сказочной. Выгружали медленно, дней 10, наверное. Успели съездить в Венецию, и так на берег сходить неоднократно, конечно, и даже позагорать на пляже. Началась новая жизнь. Потом был ещё один пароход, где я был третьим помощником. Это был «Ижевсклес» – хороший лесовоз финской постройки. Капитаном там был Репин Фритьоф Петрович. Мы месяц назад вместе были на преддипломной сессии в ЛВИМУ, вместе жили в гостинице моряка примерно 2 месяца. Он меня поначалу не узнал, но потом потихоньку вспомнил. Он когда-то был очень хорошим матросом, и никак не мог забыть эти годы, скучал по ним, а капитанской должностью тяготился. Поэтому он зачастую убегал подметать трюма, когда выгрузка заканчивалась, или мыть что-нибудь. Так вот расслаблялся.
В 1982 году я закончил ЛВИМУ, и в августе был направлен вторым помощником капитана на газотурбоход «Теодор Нетте», где отработал четыре замечательных года с царскими рейсами в основном с Архангельска в Италию, а зимой работали с Европы на Балтику. И хотя пароход был довольно тяжёлый в плане подготовки трюмов – деревянные пайолы постоянно ломались и плохо сохли, и были грузовые стрелы, а не краны, но вспоминается он с особой теплотой – мой первый постоянный пароход. И капитаны там были хорошие: сначала Анатолий Яковлевич Анциферов, а затем его сменил Эдуард Акимович Зоммер, с которыми у меня сложились довольно хорошие, деловые отношения, да и подрос я там как специалист. Эдуард Акимович был серьёзный, грамотный капитан, но меня любил держать при себе и неохотно отпускал в отпуск первое время, когда только пришёл. Как-то у меня уже пошел двенадцатый месяц работы на судне без отпуска, а было лето, я никак не мог выбить себе замену в Архангельске. Он меня успокаивал, что мол все мечтают о таких царских рейсах в Италию, а я бегаю, выпрашиваю замену. Спасло меня от ещё одного рейса только то, что я не успевал пройти медкомиссию, которая закончилась, и возникли какие-то проблемы, поэтому по-быстрому пройти её не получалось. Он всех нас агитировал сидеть на судне как можно дольше и что на берегу ничего хорошего нас не ждёт. Эта теория у него появилась после того, как он, поработав капитаном изрядное число лет, решил уйти на берег и пять лет проработал в ЦНИИМФе – Центральном научно-исследовательском институте морского флота. На пятом году работы ему стали сниться морские сны, и он снова вернулся на флот. От него я получил рекомендацию на старпома и потом, уже будучи капитаном, при встрече в море всегда тепло общались с ним по УКВ. Там же, то есть во время работы на этом судне в 1985 году у меня родилась вторая дочь Саша. В 1986 году я сдал проверку знаний и поменял диплом на старпомовский. Первым моим судном в этой должности был т/х «Поморье», который я вспоминаю тоже очень тепло. На нём я отработал тоже четыре года. Это было прекрасное судно выборгской постройки. На нём был очень хороший экипаж, с которым я сдружился, и с некоторыми членами этого экипажа встречаюсь и дружу до сих пор. Вообще много хорошего вспоминается, связанного с этим судном. Было сделано много рейсов во многие порты мира, в Арктику. Было много разных историй, и весёлых, и не очень. Было трудно порой, как всегда, в морской жизни. Даже был случай касания каменистой банки в Умбе, на выходе с лесом из-за неопытности лоцмана и торопливости капитана, который решил выходить в темное время при отсутствии хорошего буксира и плохой видимости буев и створ. Пришлось заводить пластырь по-настоящему, заходить на рейд Чёрной башни, временно заделывать эту трещину клиньями и так идти до Бремена в ремонт. Несколько ремонтов там пережил, как плановых, так и не очень. Всего было там вдоволь, и грусти, и находилось много поводов повеселиться. Помню в конце ремонта в Бремене, когда уже собрались уходить, народ кинулся за подержанными машинами. Получили последние причитающиеся деньги, и начали бегать по гаражам в поисках подходящих авто. У начальника радиостанции, впрочем, как и у помполита на ремонте дел не много, поэтому начальник весь ремонт обследовал почти все возможные торговые точки, и повёз всех туда, где ему предложили хорошую машину и скидку, если он привезёт народ в этот гараж. Он провел с экипажем агитационную работу в этом плане, сказав, что там самые лучшие и дешёвые авто в Бремене. Народ поверил и поехал. И правда, всем там нашлись машины, только у нач.радио она не завелась. Его успокоили, сказав, что к отходу ему найдут равноценную машину и подгонят к борту. А это была БМВ, между прочим. Когда до отхода оставалось около часа, к борту подогнали красный форд Таунас, пикап. В машинах радист не особо разбирался, у него ещё никогда не было машины, и прав, по-моему, тоже. Поэтому он позвал для консультаций помполита. Они около получаса катались на ней по причалу взад-вперёд перед судном, потом вышли и поднялись на борт. Радист сказал, что помполит отсоветовал ему брать эту машину, мол там что-то скрипит в подвеске. Народ уже собирался идти по местам швартовки, когда увидал, что машину грузят на борт. Погрузили её и отплыли. На ужине стали поздравлять начальника с приобретением, но видим, что он выглядит как-то не радостно, а скорей наоборот.
Оказалось, что её купил помполит, после того как скрылся в надстройке радист. Такого коварства он ему простить не мог и поэтому все последующие дни проклинал его на чем свет стоит, и всю его родню заодно. Хотя оба были люди культурные: помполит из Москвы, радист из Питера, но выражения употреблялись самые исконные, малоинтеллигентные. На третий или четвёртый день помполиту, видимо, из-за занимаемой должности и утери всякого доверия со стороны народа стало стыдно, а может он, обследовав эту машину, что-то в ней нехорошее ещё нашёл, и он предложил радисту уступить её, вписав его имя в документы, благо они оказались не заполнены. Начальник поначалу обрадовался, но потом его начали терзать сомнения – почему он решил ему уступить? Он начал названивать домой, рассказывать всё про эту машину родным, знакомым. Через пару дней они решили, что именно такая машина им и нужна, и сказали ему – бери. Он радостно побежал к помполиту, чтобы сообщить это трудное решение, но помполит к этому времени уже принял своё окончательное решение – он вписал в документы свою фамилию и спокойным голосом сообщил об этом радисту. Тому ничего не оставалось как проклинать помполита, его родню, а также партию, которую он тут представляет, до прихода в Архангельск. Они не общались, хотя до этого поддерживали почти дружеские отношения, обегали друг друга стороной. Надо заметить, что в Архангельск мы пришли в декабре, были уже хорошие минусы на улице, и заводить машины из Европы при таких температурах всегда было непросто. Как лотерея, заведётся или нет на морозе, никто не угадает. Почти у всех в системе охлаждения в лучшем случае был сильно разбавленный тосол, а у некоторых и вода. Поэтому не все машины завели, некоторые были утащены на буксире в теплый склад, отогреваться, другие, которые торопились, всякими способами пытались завести. К помполиту был вызван брат из Москвы для перегона, и, видимо, они спешили. Сначала покрутили так, таская аккумулятор на зарядку. Потом нашли погрузчик и стали заводить «с толчка». Погрузчик таскал их по всему погрузрайону, но кроме того, что стукнули её на повороте об контейнер и порвали ремень ГРМ, ничего не добились. Помполит погрузил её обратно на борт, и на следующем причале погрузки на 29 л/з, где было поменьше пожарников, с отчаяния и расстройства разрезал её бедную с помощью газосварщика на запчасти. Они ещё долго лежали отдельными кучками во всех местах судна, и народ иногда находил там себе нужные гайки, или ещё что-нибудь. Такие вот истории бывали. И смех, и слёзы.