Через пару дней позвонила мама и сказала, что Нелю разыскивает руководитель ее дипломной работы, просит связаться. Якобы в московской аспирантуре освободилось место и, если она пошевелится, то может на него претендовать, так как хорошие отзывы о ее работе в Казани достигли московских ушей. Понизив голос, почти шепотом сказала, что у дяди Пети дела неважные, он «заболел», Катиня плачет и пытается его найти «по больницам», пока же подбросила золовке племянницу Маришку, которую они с Петром удочерили. Неля почувствовала, как у нее на затылке зашевелились волосы, «решетка» себя показала, и насколько она жесткая еще не понятно. Неля четко поняла, что сидеть в дали от дома ей будет невмоготу, что обожаемой тетке-подружке-Катинечке нужна помощь и моральная поддержка, которую из другого города не окажешь. Придется постараться перевестись в московскую аспирантуру и искать там работу. Сейчас ее не отпустят, но через полгода она сможет быть в Москве, если повезет. Надежды на то, что Петра Григорьевича выпишут из «больнички», не было. После великой победы люди продолжали «болеть» и уезжать «по месту лечения».

Необходимые документы были собраны, характеристики подписаны и под комментарий «мы так и знали вас, москвичей», заверены печатями. Ей почему-то казалось, что в Москве, кроме всего прочего, она будет ближе к Виктору. Если бы не проблемы у дяди Пети, то она была бы почти счастлива. «Москва, Москва моя – ты первая красааавица…звезды алые заветного Кремляааа», помимо ее воли крутилась в голове пластинка с популярной песней к недавнему юбилею столицы. Нельзя было сказать, что ей не нравилось в Казани, но все, даже работа, казалось временной передышкой перед чем-то более важным.

Она, конечно, напросилась на чай к Маргарите, причем на дневной, а не на вечерний с ее очаровательным и милым мужем. Рассказала о предложении перевестись в аспирантуру родного института, тем более местный ученый совет не спешил утверждать ее тему. Но Маргарита, пристально взглянув, спросила, что еще ее тянет в столицу, кроме всем понятных бытовых причин. И Неля, слегка стесняясь, рассказала ей о Викторе, с облегчением, потому что посоветоваться ей было не с кем. Подруг настоящих пока не завела, мама и тетка не поймут. «Мама вообще не очень любит евреев, хоть графа национальность в наших паспортах и отменена, но предубеждения укоренились и живут.» «Живут-живут» – подтвердила Маргарита и спросила, вдруг перейдя на «ты»: «Ты фамилию мужа моего знаешь? Гальперин Михаил Яковлевич, прошу любить и жаловать. Ты поэтому со мной поделилась?» – «Что Вы, Маргарита Дмитриевна, я даже не задумывалась!» – «Это ваше поколение может быть перестанет искать пятый пункт в паспортах, а наше с Вашей матушкой, извольте. Бывает. Так что мой Вам совет – после окончания учебного года берите ноги в руки и чешите в Питер, объясняйтесь. Или сядьте у оконца на улице Горького и ждите, когда Магомед придет к горе. На Волге моря пока нет. Но это не все, да?», пришлось рассказать ей и о тревоге за дядю. Да и кто еще, как не жена бывшего ссыльного, мог бы понять Нелин страх и не осудить, а посочувствовать.

Дни полетели быстро, посыпались с отрывного календаря будто подхваченные ветерком. Вот уже на носу Новый год и пахучие абхазские мандарины, подвешенные на елку, картонные довоенные игрушки и припрятанные карамельки, и стеклянные бусы и даже несколько шариков среди зеленых пушистых веток. И нет карточек, а есть накопленные к празднику продукты, есть предвкушение знаменитых пирожков – отличительной черты женщин рода. Мама прислала посылку с московскими конфетами и антоновкой из папиного совхоза. На почте Неле выдали фанерный ящик с небольшими круглыми отверстиями по бокам, и волшебный, ни с чем несравнимый дух спелых яблок моментально заполнил весь полуподвал, шибанул в носы окружающих. Очередь завистливо вздохнула. Неля с трудом дотащила посылку за бечеву, кроша по дороге многочисленные сургучные печати. Дядя Паня отругал ее, что не перепоручила это дело ему, не такой уж он немощный. Неля снова жила у них, в общежитии как-то не прижилась и снова вернулась к тетке. Решено было до лета пожить у родных, а там, глядишь, проблема решится сама по себе, как раз и сынок обещал, что демобилизуют. Январь пролетел незаметно, в сессию напряжение у преподавателей уменьшилось, а у студентов возросло многократно. Неля много ассистировала на зачетах и экзаменах и наконец-то дошла до спортзала. Обнаружила там глухую стенку, обитую фанерой, которую можно было использовать для тенниса. В единственном на весь город спортивном магазине ракеток не оказалось, пришлось просить маму переслать с проводниками имеющуюся.

Все было хорошо, кроме отсутствия вестей о дяде Пете. Хотелось верить, что отсутствие новостей, лучше, чем плохие новости, но судя по голосу Катини, болезнь затягивалась и перерастала в хроническую. Катиня для прокорма семьи в составе двух отчаявшихся девушек вязала на продажу шапочки и перепечатывала на машинке огромное количество бумаг, подвизаясь надомницей в издательстве. Идти на работу «от сих до сих» она не могла, так как надо было выкраивать время на стояние в очередях «в больнице». Они стали особенно близки в это время с Серафимой, общее горе сблизило, Инночка была уже большая, Рэм жил в офицерской казарме и Сима была более-менее свободна.

«Марток – надевай сто порток» тоже пролетел со свистом, ветер с Волги пронизывал до костей, обувь промокала, вечно холодные ноги обеспечивали красный нос и немузыкальное шмыганье. На чаепитии в честь пролетарского Дня 8 марта треть сотрудников кафедры отсутствовала, и Тагир Миргалиевич вдруг заговорил о том, каким хорошим сотрудником оказалась Нинель Павловна, как ее будет не хватать, когда она уедет в московскую аспирантуру, и пусть их не забывает, если что…когда…Неля вздрогнула от неожиданности, так как ответа на свое заявление о переводе не получала. Оказалось, что письмо пришло на кафедру и было вскрыто, так как получатель не был указан. В апреле природа показала свою лучшую сторону, в течение нескольких первых дней ручьи смыли остатки грязного снега, солнце ударило в медные тарелки, стало практически жарко, люди распахнули темные теплые пальто и город запестрел цветочками, листочками, женскими яркими платками. В эти радостные дни Неля ждала только счастливых событий, но позвонила Катинечка и сказала, что Петру дали 10 лет на выздоровление и исправление ошибок. «Наш паровоз» отбыл на восток с остановкой в весьма сомнительной коммуне.

В мае Виктор сообщил, что они отбывают на стажировку на Север, теоретическую часть диплома он написал и сдал на проверку, а после практики завершит оформление всей работы. Стажировка продлится полтора месяца, в конце июня они вернутся в Ленинград и руководство обещает, если средняя оценка курса за практику будет высокой, им предоставят неделю отпуска. «Есть надежда, что скоро увидимся, Неся!» Курс разбили на несколько групп, одна из них отправляется на Черноморский флот, туда правдами-неправдами пробился одессит Воропаев, Курехин едет на Балтику, а Виктор с радостью будет нести вахту в Заполярье, там самая интересная и современная техника, хочется все увидеть и пощупать самому.

Пощупать самому – это главное в освоении навыков будущего флагманского механика дивизиона, бригады, дивизии или флота. Для Виктора его будущая профессия не только самолюбование «я такой весь из себя красавчик в белой тужурке на мостике», хотя тоже с удовольствием посматривал по сторонам и внутренне улыбался восхищению окружающих. При этом он прекрасно понимал, что для гражданских человек в морской форме всегда немножко сказочный герой. Он прекрасно помнил и службу на катерах, и практику на флоте, где ценность механиков в опасных ситуациях возрастала многократно, от их работы часто зависела напрямую жизнь экипажа и выполнение поставленных задач. И вообще, для любимых его подводных лодок механик, командир электро-механической боевой части (далее БЧ-5), в подводном положении равен командиру, если даже не превосходит его по значимости в глазах команды.