Да, если бы он только ведал, какая ничтожная малость отделяет от смерти единственную женщину, которую ему было суждено любить и в разлуке, и держа в объятиях, тогда бы он сказал Алеку со товарищи: "Извините, дорогие, у меня свои проблемы." Но Эльмар о Рябинке известий не имел, и даже подозрения у него не возникало, что не на Инку он глядел сумасшедшим взором, сидя со связанными руками под дулами огнемета. Он не поверил своему сердцу, и сердце его замолчало.

   Конечно, если бы Рябинка, лежа на больничной койке, начала мысленно призывать его, как это обожают приписывать человеческому страданию любители разной мистической чертовщины, может, до утонченной натуры бывшего художника с киностудии что-нибудь бы и донеслось. Но Рябинке было не до испускания из себя телепатических лучей. С Эльмаром, с его любовью она простилась, и ей стало после этого все безразлично. Тем более перестали волновать ее переживания о том, что станется с ней лично.

   Она была практически без сознания, когда попала в больницу Солнечного. Лерка, бывший "лесной бог", сдал ее на руки медсестрам и исчез, ничего не объяснив. Главврач, он же доктор Мартин, которого немедленно вызвали в приемный покой, признал в пациенте Инку, и под этим именем нашу героиню поместили в отдельной палате.

   - Полный покой и добросовестный уход, - прописал Мартин основное лекарство. - Сильнейшее нервное истощение, поэтому никаких контактов с внешним миром вплоть до моего личного распоряжения.

   Вот Рябинку и лечили соответственно. Бульоны, жидкие каши, комплекс витаминов, плюс к тому месяц полнейшего одиночество позволили ей немного ожить и даже начать передвигаться по палате. Но непонятный кашель, открывшийся у нее после поединка с Тодом, продолжал надрывать ее легкие и вовсе не собирался оставлять их в покое.

   Кашель обычно начинался внезапно, на горле, с легкого покашливания и вроде бы должен был на этом делать стоп, как полагалось каждому порядочному кашлю. Но вместо этого он длился, длился и усиливался, пока все Рябинкино тело не начинало содрогаться под натиском яростного, неумолимого приступа. Добившись своего, то есть боли, кашель покидал Рябинкино измученное туловище и внезапно отпускал до следующего своего коварного прихода. Предугадать его появление, тем более купировать начавшийся приступ было совершенно невозможно. Ни таблетки, ни микстуры, ни уколы не помогали. Даже бабушкины народные средства оказались бессильны.

   К концу второго месяца у Рябинки начало болеть горло. Тогда кашель переместился ниже, в трахею, а затем перебрался к бронхам. Все в груди Рябинки начало болеть, вот тогда-то призрак близкой смерти и замаячил где-то от нее вблизи. Рябинка знала, что подобный кашель обычно завершается кровохарканьем, и - все. Словом, исход летальный, по медицинской терминологии. Судя по тому, как жалостливо поглядывали на нее нянечки, когда думали, будто одинокая больная уснула, персонал больницы тоже ждал печального исхода.

   Надо было что-то предпринимать. Но что именно? Если бы не слабость, Рябинка давно сбежала бы из больницы, но она чувствовала себя совершенно опустошенной. Ей владела апатия, и никого не хотелось видеть. Даже Доди. Она была абсолютно уверена, что ребенок находится в надежном месте, и о нем прекрасно заботятся. Так сказал ей Таиров. Чего еще? Требовать ребенка сюда, чтоб он любовался, как его мама медленно и тяжко умирает? Лучше ему про это ничего не знать!

   И Эльмара она видеть не хотела. Зачем? Он уже выразил свою волю: сказали же ей, что он женат и вполне удачно. Права была бабушка, когда отговаривала ее от этой поездки, и зря она, дуреха, на что-то надеялась, зря тащила с собой сынишку, мечтая показать его отцу. Как же! Нужны они оба кому-то на этой проклятой планете!

   Нянечек Рябинка едва выносила, а на медсестер и врачей смотрела пустым, ничего не выражающим равнодушным взором. Мартин был прав: даже видеть человеческое обличье было для Рябинки глубоко противопоказано.

   На исходе третьего месяца, когда боль в груди стала просто жгучей, Рябинка вынырнула из апатии. Может, она и не прочь была помереть, но кашель до разрыва альвеол никому не способен показаться оптимальным вариантом дороги в небытие. Ей поневоле вспомнилась такая штука, как аутотренинг, о котором она как космонавт знала вполне достаточно.

   И в самом деле. Прежде чем получить летные права, она проходил краткий курс занятий по управлению своей психикой от саморазрушения в условиях одиночества или внезапной аварии. Это диктовалось жестокой необходимостью: космос не прощает ошибок, и слабонервным за пультом управления летсредством в нем места нет.

   До сих пор Рябинке не приходилось пользоваться полученными знаниями, по крайней мере, сознательно, но тестирование после окончания курса она прошла успешно, следовательно, шанс был. Тоненький мостик размером в одну соломинку протянулся из трясины мучительной гибели до берега надежды, и измученный организм Рябинки за эту соломинку ухватился.

   Вот как она начала с кашлем бороться. Первое, что она постаралась сделать, это вернуть кашель туда, откуда он начал свой путь, то есть на горло. Содрогания голосовых связок и гортани были не менее мучительны, чем содрогания бронхов, однако жизни не угрожали. По крайней мере, таково было невежественное мнение Рябинки, а у врачей она брать консультацию не захотела.

   Как бы там ни было, но у нее это получилось, и первый успех придал ей уверенности. Вторым шагом и был аутотренинг. Если до сих пор она чисто физически старалась кашлять не грудью, а горлом, то теперь включила в действие словесное внушение. "Кашель уходит, кашель становится тише," - повторяла она себе во время приступа. До некоторой степени это помогало, хотя и не сказать, чтобы слишком.

   Так прошла неделя. Рябинка совсем измучилась и уже было собралась сдаться на милость болезни, но тут ее память снова выдала ей нечто полезное. Это нечто называлось "переключение рефлексов".

   Горло следовало чем-то занять, пока Рябинкино сознание будет бороться с кашлем. Ему следовало чего-нибудь подсунуть. Вкусненькое. Сладкое. Долгоиграющее. Короче, леденцовую карамель. Ментоловую, например.

   Через неделю кашель был почти забыт, однако новая напасть свалилась на нашу космонавтку. Совершенно неожиданно при полном отсутствии каких-либо эксцессов у нее заболело сердце. Болит и болит. Приступами. Как раньше кашель. Обследование снова ничего не показало, а только пульс - 90. С чего бы вдруг? И пришлось Рябинке вновь пошевелить мозговыми извилинами.

   Она постаралась вспомнить, с чего начинался приступ. Увы, как ни отгоняла о от себя Рябинка такое открытие, но, оказалось, что после мыслей об Эльмаре. Стоило ей подумать, что у него где-то здесь есть другая женщина, стоило вспомнить, что при выходе из больницы ее ждут хлопоты о разводе - и было достаточно.