Огромный ком, что неожиданно вырос в груди, вдруг взорвался. Из глаз полились слёзы. Непрерывным потоком они текли, сползая по впалым щекам, спускаясь ниже, окропляя грудь.

– Нужно успокоиться, Ода. Прийти в себя.

Я разговаривала сама с собой, так как тишина вокруг пугала, запуская когтистые лапы прямо в душу, и сжимала её изо всех сил. Поток слёз исчез так же внезапно, как и начался, стоило услышать какой-то шорох. Еле уловимый, но он словно приближался. Это заставило меня вскочить на ноги и кинуться дальше, углубляясь в лес.

В боку нещадно кололо. Словно что-то режущее впилось и при каждом шаге въедалось всё глубже, невольно заставляя двигаться медленнее. Первые капли дождя упали мне на голову, а затем и вовсе измочили тонкую футболку и волосы.

– Чёрт, ну почему именно сейчас? – простонала я, поскальзываясь на грязи.

С огромным трудом всё же мне удалось удержаться на ногах и не упасть. Дорогу начало размывать и пробираться стало гораздо сложнее. Чем глубже я заходила, тем гуще становился лес.

Удача покинула меня внезапно. Стоило мне краем глаза увидеть приближающую массивную фигуру, как я снова рванула, напрочь забывая про боль в боку и раненую ногу. Но стоило мне пробежать метров пять, как сзади меня грубо хватают за волосы и дёргают. Я завыла от боли и резко развернулась, жаждая вцепиться незнакомцу в лицо, но мои руки были перехвачены. И кем? Главарём! Этим животным! От невозможности что-то сделать, я плюнула ему в лицо и ударила своей ногой по нему, совсем позабыв о том, что разута.

Одновременно застонав от боли в пальце и почувствовав, что меня отпустили, я плюхнулась на пятую точку прямо в самую жижу. И тут меня пробрал истеричный смех. Я смеялась, наверное, как никогда. Завершение моего побега окончилось не так, как я себе его представляла. Дождь полил стеной, а я всё смеялась над собственной глупостью, над своими надеждами, что покрылись прахом. И во всём этом виноват тот, кто сейчас стоит передо мной. В темноте я практически не видела его лица, ощущала лишь ауру, исходящую от этого мужчины и запах. Да, я знала его наизусть. Он являлся ко мне во снах и не только. Даже когда мужчины не было рядом, я осязала его аромат. Словно он въелся в меня. Им пахли мои руки. Волосы. Шея. Грудь. Я пропиталась им насквозь. Ненавистный запах. А ещё от меня воняло потом и грязью. Нет, не воняло, а смердело. Да так, что порой блевать охота. Меня ведь как приковали к той кровати в подвале, так и не выпускали. Прошло больше месяца.

До конца не понимая, что совершаю, я трясущимися руками сорвала с себя футболку и принялась оттирать тело. Скребла его под обжигающе ледяной взгляд животного и было всё равно, что я голая. Дождь, кстати, был таким же, как и глаза мужчины, точь-в-точь. У меня уже зуб на зуб не попадал, но я упрямо тёрла своё истерзанное тело, пытаясь смыть воспоминания и прикосновения чужих рук. Противно даже самой притрагиваться к нему, но я должна смыть этот позор. Наверное, со стороны всё это смотрелось дико, хохочущая девчонка моется под дождём, но мне было всё равно. Важность имело лишь отбелить себя.

Мужская фигура стояла в полуметре от меня, не предпринимая никаких действий. Он просто молча наблюдал, с безразличием и, пожалуй, терпением. И когда, наконец, смех сошёл на нет, а из глаз вновь полились слёзы, я, кажется, пришла в себя. Стало неловко и стыдно. Натянув мокрую тряпку, вздрогнула и подняла взгляд на мужчину. От него не убежать. Не скрыться. Значит, придётся смириться. На время.

Глава 8

Начало 2014 год. Алексей.

Я проснулся среди ночи от непонятного шума. Что-то похожее на вой доносилось из коридора. Отгоняя дремоту, потёр глаза и напялил на себя шорты. Я не был взволнован, скорее слегка раздражён, что мой отдых прервали. Вышел в тёмный коридор и прислушался. Всё верно. Вой доносился из спальни матери. Подходя ближе, я уже знал, что увижу там.

Толкнув дверь, безразлично уставился на бившуюся в истерике Оду. Её тонкие пальчики сжимали безжизненную руку матери. Смерть уже изменила цвет её кожи. Мне отчего-то стало противно здесь находиться, но бросить сестрёнку одну в этот момент я не мог. Она ещё слишком юна для таких вещей. Тихо приблизился и попытался поднять девчонку, но она вцепилась в мать словно одержимая. Как бы я ни уговаривал, она пищала, что мамочке будет страшно без неё. Сколько просидела двенадцатилетняя девочка возле мертвеца, я не знаю, но, выходит, что не один час. Только сейчас до неё дошло, что мать отправилась на тот свет и принимать этого не хотела. Я же понимал одно, у Оды шок и нужно как можно быстрее уводить её отсюда.

Тогда я попытался решить всё силой, но Ода начала кусаться и драться. Еле сдержался, чтобы не врезать ей. Мне бы не хотелось видеть синяки на её нежной коже, поэтому пришлось взять себя в руки. Понимая, что мне с ней не справиться, я отправился к отцу в спальню. Как бы мне этого ни хотелось, но я постучал несколько раз в дверь и толкнул её.

– Отец, там мать померла, – я сразу перешёл к делу.

Не поднимаясь с кровати, он недовольно буркнул:

– Нашла время! У меня, мой мальчик, на эту ночь другие планы. Иди-ка сюда в кроватку.

«Чёрт! Вот сукин сын!» Я не ожидал такой реакции от ублюдка.

– Там Ода возле неё уже ни один час. Вызывай скорую, – я ещё пытался найти пути к отступлению, но уже понимал, что всё это бесполезно.

– Скорая понадобится тебе, если ты сейчас же не подойдёшь. Ничего с твоей Одой-Евангелиной не случится.

Я искусал губы в кровь, пока размышлял, что мне делать. В ушах всё ещё звучала угроза отца, о том, что он может сотворить с сестрой. Подавив стон, я всё же сделал шаг вперёд и закрыл дверь на щеколду.

– Правильный выбор, мой мальчик, – донёсся до меня голос отца. – А теперь сделай так, чтобы твоему папочке стало приятно.

Спустя только час я смог покинуть его спальню. Давя в себе рвотные позывы, я отправился прямиком в комнату матери. Ода свернулась клубочком возле мёртвого тела и что-то тихо напевала. Я прислушался и узнал мотив колыбельной. Сестра раньше часто пела мне её на ночь.

«Жил за шторой на окошке,

Паучок на тонких ножках.

Никому его не видно,

Даже чуточку обидно.

Завелись однажды в кухне,

Комары и злые мухи.

И кусались, и жужжали,

Ночью детям спать мешали.

Паучок. Паучок.

Строит домик, дурачок.

Паутину всё плетёт.

В тени для себя и для семьи».

Приблизившись, я заметил, что от слёз у девочки опухли глаза. Лицо покрылось красными пятнами. Я мысленно обратился к трупу: «Проклятая стерва! Это из-за тебя она сейчас плачет. Как же я рад, что ты сдохла!»

Легонько погладил Оду по голове, но она не шелохнулась. Тогда я аккуратно просунул руки под её невесомое тельце и бережно поднял. Обессиленная истерикой, девочка не стала в этот раз сопротивляться. Я нёс сестру в свою комнату, надеясь, что в моих объятиях она вскоре заснёт. Так и вышло. Спустя некоторое время её голова отяжелела и дыхание более-менее выровнялось. Изредка она продолжала всхлипывать во сне, но это всё же лучше, чем открытая истерика.

Я боролся с желанием оставить сейчас Оду и отправиться обратно в спальню. Мне хотелось в полной мере насладиться триумфом. Посмотреть в мёртвые глаза и сказать в голос: «Видишь, мать, ты так старательно пыталась разлучить нас с сестрой, а в итоге толкнула её прямо в мои руки». Но я ничего такого не сделал. Я не оставил Оду. Я не сказал матери то, что собирался сказать. Лишь крепче прижал маленькое тельце к себе и улыбнулся своей небольшой, но победе.

 Начало 2014 год. Ода.

Проснувшись от странно-щемящего чувства в груди, я сразу поняла, что с мамочкой что-то случилось. Подходя к её спальне, отчётливо ощутила, что мои внутренности сворачиваются в узел. Несмотря на страх, всё же толкнула дверь. Та отворилась почти бесшумно, и я сделала шаг вперёд. В темноте практически невозможно разглядеть лицо, лишь неясные очертания.