меня были длительные дискуссии на каждую из этих тем, и я чувствую, что
любые дальнейшие разговоры об этом будут опасны для моего здоровья.
Впрочем, я могу поддержать короткий разговор о процессе первичной
ферментации, если вы так уж хотите.
Я смотрел на нее, совершенно потеряв дар речи. Если не считать
искорки в глазах, выражение ее лица оставалось серьезным.
– Кроме этих двух тем, – продолжала она, – у вас мало шансов
наскучить мне.
– Спасибо за своевременное предупреждение, – наконец сказал я. – Как
бы мне ни хотелось обсудить гнездовые привычки крачек, я постараюсь
воздержаться.
Ее улыбка, вырвавшись на свободу и осветив лицо, сделала его почти
красивым.
– Я предполагала, что будет трудно остаться в стороне от такой
экзотической темы, поэтому я ценю ваши усилия.
– Я к вашим услугам, миледи. – Мне понравилась ее остроумность, и я
понял, что готов принять вызов и присоединиться к ее шуткам. – Возможно, вы предпочтете послушать мой монолог об архитектурных недостатках
фундамента замка в нормандском стиле.
– Звучит невероятно увлекательно.
– Или мы могли бы обсудить древние попытки сделать золото путем
соединения киновари, серы, сульфида мышьяка, соли, мела и устричных
раковин. Знаете ли вы, что, когда эту смесь бросают на ртуть, она превращает
этот металл в золото?
Ее улыбка стала шире, явно одобряя мое продолжение разговора:
– Я полагаю, вы захотите показать мне то золото, которое сделали в
результате своей алхимии?
– Я был бы рад сделать это, но оно все еще находится в невидимом
состоянии.
Она рассмеялась, и этот чудесный звук согрел меня изнутри.
Напряжение, давившее на меня весь день, спало, и я расслабился. Возможно
провести время с этой женщиной на протяжении следующих нескольких
дней будет не так уж сложно, как я сначала предполагал.
Подошел слуга и налил нам в кубки подогретого пряного меда. Леди
Сабина отпила глоток и подержала жидкость во рту, пробуя ее на вкус, и
только потом проглотила. Она удовлетворенно хмыкнула, что меня
порадовало, так как сегодня по такому случаю я попросил кухарку
попробовать новый рецепт меда. Я тоже сделал глоток, наслаждаясь смесью
гвоздики и мускатного ореха. Специи были редкими и дорогими – роскошь, которой нам недолго осталось наслаждаться.
Если бы специи были наименьшим из того, что мы могли потерять, я
был бы счастлив. Но на карту поставлено гораздо больше, и не мог упустить
возможность решить все наши проблемы.
По мере того, как шел обед, я все больше радовался тому, как легко
мне было беседовать с леди Сабиной. Она могла говорить почти на любую
тему со знанием дела и разбираясь в деталях, часто лучше меня, что было
необычно, но определенно нравилось мне.
– Должен признаться, – сказал я после третьей перемены блюд: фрументы1, миног2 в остром соусе и желе в форме льва. – Я восхищаюсь
вашим жемчужным ожерельем. Его покрасили в голубой цвет просто
мастерски. Жемчуг кажется подлинным.
Она прикоснулась к драгоценности рукой в перчатке, которые не
снимала даже во время тех блюд, которые надо было есть руками.
1 Фрументы – был популярным блюдом в западноевропейской средневековой кухне. Это каша, толстое блюдо из вареного зерна – отсюда и его название, которое происходит от латинского слова
frumentum, «зерно». Обычно его готовили из треснувшей пшеницы, сваренной на молоке или бульоне, и он
был крестьянским основным продутом питания. Более роскошные рецепты включают яйца, миндаль, смородину, сахар, шафран и воду из цветков апельсина. Фрументы подавали с мясом как похлебку, традиционно с олениной. Также его часто использовали как утонченность, блюдо между блюдами на
банкете.
2 Минога – самая жирная из рыб и самая привередливая в приготовлении. Минога имеет
змеевидную форму, не покрыта чешуей, и у нее отсутствуют плавники, кости и привычные потроха.
– Они выглядят подлинными, потому что так и есть.
Моя рука замерла на полпути ко рту, желе в ложке задрожало. Я не мог
удержаться, чтобы не уставиться на жемчужины с открытым ртом:
– Вы не серьезно.
– Очень серьезна, – тихо сказала она.
– Настоящий голубой жемчуг?
– Настолько настоящий, насколько это возможно.
Бусины блестели на шее в свете мерцающих факелов, расставленных
вдоль стен. Мне захотелось протянуть руку и дотронуться до них. Но снова, как и во время обеда, я почувствовал на себе пытливый взгляд ее бабушки, следившей за каждым моим движением, испытывавшей меня и, в конечном
счете, определявшей мою судьбу. Если я дотронусь до них, бабушка
наверняка решит, что я подсчитываю их стоимость. Но меня больше
поразила их редкость и красота, чем денежная ценность, которая, вероятно, была астрономической.
Леди Сабина держала в руках кубок, поворачивая его туда-сюда за
ножку:
– Теперь я думаю, что не должна была надевать такое роскошное
украшение на ужин. Должно быть, это выглядит так, будто я выставляю
напоказ свое богатство…
Ее откровенность застала меня врасплох:
– Не беспокойтесь, миледи.
– Просто я не смогла устоять, когда бабушка достала их сегодня
вечером и подарила мне. Они загипнотизировали меня.
– Не думайте об этом. – Успокаивал я ее. – Мне доставляет огромное
удовольствие видеть нечто столь редкое и прекрасное.
Но любуясь ожерельем, я не мог не задаться вопросом: не нарочно ли
леди Шерборн подарила леди Сабине голубые жемчужины сегодня вечером, чтобы продемонстрировать свое богатство, намекая и на все остальное, которое вскоре может стать моим, если я завоюю сердце леди Сабины? Я
чуть не расхохотался от этой мысли. Леди Шерборн не нужно было
уговаривать меня жениться на леди Сабине. Я уже был в отчаянии, гадая
достанутся ли мне голубые жемчужины, как часть сделки или нет. Если
только у леди Шерборн нет опасения, что я не захочу жениться на леди
Сабине. Но почему она беспокоиться об этом? Леди Сабина, возможно, и не
была восхитительной красавицей, но очень приятная. Наверняка у нее были
предложения руки и сердца от, интересующихся ею, аристократов. Если
кому-то и нужно было беспокоиться о том, будет ли эта договоренность
выполнена, и как произвести впечатление, то только мне.
И мой разум лихорадочно искал способ произвести впечатление на
леди Сабину. Но у меня было так мало тем, на которые я мог поговорить.
Моя внешность ее тоже не сильно впечатлила. А что еще у меня было?
Я щелкнул пальцами от внезапной мысли и отодвинулся от стола:
– Пойдемте, – сказал я, вставая и протягивая ей руку. – Если вы любите
редкие драгоценности, то у меня есть что вам показать.
Она практически вскочила на ноги, ее глаза расширились от
нетерпения:
– Ну если вы настаиваете.
Я подставил ей согнутую руку:
– Тогда я категорически настаиваю.
Она вложила ладонь в сгиб моего локтя:
– Как видите, меня очень трудно уговорить.
– Да, в следующий раз я постараюсь просить подольше.
Ее губы изогнулись в довольной улыбке, и я не смог удержаться от
ответной. Прежде чем я успел подумать, что заставило меня улыбнуться, боковая дверь большого зала, ближайшая к кладовой, распахнулась.
– Где же она? – Послышался невнятный крик.
Мое сердце провалилось в бездну отчаяния. Олдрик. Я понял, что это
он, еще до того, как он вышел из темного коридора в освещенный большой
зал. Волосы – длинные и растрепанные, одежда – грязная и мятая, а лицо
испещрено пятнами, видневшимися из-под густой бороды и усов.
– Куда вы ее повели? – Снова закричал Олдрик, спотыкаясь в свежих
камышах.
Его голос эхом отразился от каменных стен, оборвав смех и разговоры
