Открываю же тебе о том – без опаски, что проговоришься, понеже не успеешь ты передать ворогам Земли вятичей! Ибо, едва твой Базула предал тя, назвав по имени, состоишь ты под наблюдением скрытного сыска Секретной службы, ибо влез в сокровенные тайны. Не прощают они такового!

И ведь пытался предостеречь я. Да истинно скудоумен Базула тот! А ты даже не проявил благодарности за сие попечение. Затеял запугивать, усомнился в честности! И даже намекнул на мою измену Родине! – никому не простил бы оное. Все ж, превозмогая себя, прощу тебе, завтрашнему покойнику, ведь напоследок и навсегда! Мог бы и еще пожить ты, да сам и выбрал…

Возблагодари пред казнью начальствующего над тобой Твердилу! Втянул в беду, а сам в кустах! – еще и вывернется, переведя на тебя, аки главного виновника, и сдав с печенкой, почками и прочими потрохами. А ты ему верил!

Однако пора мне! Не то заподозрит служба тайного надзора, что избыточно долго талдычу. К тому же, без толку. Ведь не осознал ты, не открылся! Не использовал остаточную возможность…

И повернулся Молчан, изображая намерение отчалить.

– Погодь! Да погодь же ты! – воззвал ему в спину Борзята, струхнув не на шутку. Поелику вспомнил обстоятельства того лесного боя, да и еще многое. И сопоставив, уверовал. Осталось одно лишь сомнение.

– Чего тебе еще? Сказал ведь: опасаюсь я тайных подглядывающих. И не ищу себе приключений на собственные чресла, – выразил Молчан неудовольствие, не став и оглядываться.

– Да ведь скрытный сыск и попросил нас заняться тобой!

– Не цепляйся за сию соломинку! Пустое! – хмыкнул Молчан. И повернувшись, продолжил, шагов с трех взирая Борзяту анфас на фоне вяза. – Попался Твердила на мелкий крючок! Сам ведаешь, сколь ловок скрытный сыск на придумки для преумножения своих подвигов пред вышестоящими.

Кого всего боле в застенках предварительного задержания при нем? Не явных изменников, а тех, кто засмеялся, услышав ехидство о Совете старейшин, и поленился мигом донести, куда надо. А кто высказывает то ехидство, состоя на разовых выплатах и оставаясь целехонькими? То-то же!

Проверили вас на глупость, испытывая к внутреннему сыску давнюю ненависть и вожделея стереть в муку самого мелкого помола всех начальствующих в нем, заменив своими людьми. Ибо главная мечта любой силовой службы, равно и основное занятие: вытеснить схожее с ней ведомство с лучшей кормовой поляны. Ведь меж любых пищевых ниш всегда бывает самая добычливая! Вот и приходится зачищать лишних на той делянке, не выбирая средств…

Понеже тем, кто проиграл, остаются лишь обглоданные кости.

Теперь же вы вляпались, преступно посягнув на чужие прерогативы, о коих упоминал вначале, взяв в разработку мя – доверенного человека внешнего сыска с изрядными заслугами пред Землей вятичей, не имея на то ни команды от Совета старейшин, ни даже допуска к секретным материалам, и чем оправдаетесь при пытках раскаленным железом? Просьбой вслух? А где доказательства, что была она? Стало быть, добавят вам и извет.

На дыбе же признаетесь и в том, что выполняли подлое задание Киева по выявлению лучших сходников из вятичей, начав с мя. За разгром такового гнезда, вражьего, каждого из начальствующих скрытного сыска столь вознаградят старейшины, что не удивлюсь и поместьям в дар! А дабы попались вы, допрежь наговорили на мя сущую ерунду. Немедля огласи ее с целью моего к тебе доверия! – не то заплачешь, когда соврешь…

– Наговорили, что от разбойника Цукана выведал ты, где зарыты клады их банды, и утаил в свою корысть, – ответствовал Борзята, уж побледневший.

– А крючок-то для вас оказался еще мельче, неже подозревал я! – воскликнул Молчан, выведав-таки, на чем решил заарканить его внешний сыск, прибегнув к посредничеству скрытного. – Ведь расспрашивал я Цукана при достоверном свидетеле. А вслед вы его замучили на первом же допросе. Посему пришьют вам, что намеренно порешили сего лиходея, выпытав у него о кладах, дабы воспользоваться самим! Скорблю об усекновении твоей главы!

Поторопился ты доложить, что вышел на мя, Твердиле скудного ума!

– Еще не докладывал я! А послан был его помощником, – вскричал Борзята, ощутив махонькую надежду.

– Не успел? Тогда счастливец ты! Можешь и выкрутиться, аще рискну тебе помочь по старому знакомству. Ведь не раз порешить пытались и мя, а зри: цел и пред тобой стою! – молвил вдохновенный импровизатор. – Хотя почто мне подставлять собственную выю взамен твоей? Не стоишь ты того!

Аще и отважусь на чудо твоего спасения, то лишь за самые достоверные ответы о преступных элементах меж начальствующих внутреннего сыска и тайных осведомителях, ваших, во всей округе. Согласен ли на оное?

– Согласен! Спрашивай! Все открою! – пылко заверил Борзята, соглашаясь на измену служебному долгу, однако лелея мечтание отмстить при случае наглому вербовщику своему за подобное унижение.

И тут же, в отдалении, послышался некий треск. Резко извернувшись по подсказке инстинкта, Молчан засек боковым взором, что в прорехе обветшалого частокола – шагов за седмьнадесять, мелькнуло явно чуждое движение.

«Се лучник!» – вмиг просек он!

И не гадая, кто тут мишень, прыгнул – в попытке спасения для обоих, в ноги Борзяте, рванув того за лодыжки…

VI

Доколе не очухался Борзята, а серьезное дело – с размаху шмякнуться плашмя на ровном месте, надлежало резво прикинуть: что стряслось и посредством чего выкручиваться? Еще падая, Молчан успел заметить стрелу, мелькнувшую над ними на уровне их плеч або чуть ниже, зацепившую край ствола и устремившись дале. «Полмига не хватило гаду!» – профессионально определил он, сам матерый лучник, разивший обычно наверняка. И стало ему не по себе…

Вслед услышал он новое потрескивание со стороны того увечного частокола, и предположил: ворог рванул вспять и не рискнет добивать лежащих. Да и попасть в живую цель, лежащую, куда затруднительнее, чем в полный рост. Тем паче, утрачен эффект неожиданности, а покуситься на двоих, готовых к нападению, совсем иной расклад, неже пускать стрелы в беззащитную спину!

В том же, что мертвяком наметили именно его, Молчан и не сомневался. Даже успел предположить, кто стоял за сим злодейством.

А не намеревался он посвящать Борзяту в свою аналитику! Поелику тот предполагался для использования в полном подчинении путем запугивания и стало быть, подлежал обману.

Ведь великие задумки не воплощаются честным образом! Не на облаке живем! Куда ни плюнь, прохвост на прохвосте! – включая и ответственных работников репрессивных органов из числа оборотней.

Дабы обезопаситься, надлежало срочно укрыться за могучим стволом древа-ветерана. Ибо ворог мог остаться-таки на месте, и из вредности своей, бесчестной, наново натянуть тетиву. Да и очнулся, вроде бы, былой Избор…

– Ты чего деешь-то?! – с трудом ворочая языком, проскрипел сей, пребывая чревом – горе, а тылом – долу. – Ведь запросто мог я разбить главу, пав от твоей подсечки! Всю спину ломит! В затылке отдает! А обещал чудо…

За причинное место вздернули бы в нашем сыске такового чудотворца!

– Замолкни! Не до того! Быстро переворачивайся на пузо, и – стрекачом за вяз! Вслед и я дерну… Подстерегли нас! – пронзительно прошипел Молчан.

И до Борзяты разом дошло: не шутят с ним! Перевернувшись, в один рывок исполнил, аки велено. За ним и Молчан рванул. Когда же укрылись они за стволом в два обхвата, бывалый ловчий вразумил бывалого сыскаря:

– Не завали я тя, неблагодарного, рухнул бы со стрелой в грудине! А за причинное место мое, оскорбленное, взыщу, ежели выживешь, тройную цену!

– Да будет тебе! – сгоряча я сморозил. Винюсь! – воззвал Борзята к уже безусловному, по его соображению, спасителю. – Ты лучше подскажи, где лучник таился и куда делась стрела …

Вытянув выю, Молчан с осторожкой глянул в сторону той засады. Все походило на то, что ворог уже слинял. Однако представлялось не лишним чуток повременить с выходом – для вящей уверенности. Борзята выглянул с противоположной стороны, аналогично соблюдая бдительность.