ПЕТРОВА

(обращается к руководителю Центра патриотического воспитания Савкину)

Владимир Николаевич, а почему у вас студенты на строевой подготовке ходят заспанные и недовольные?

САВКИН

Так, с 6 утра репетируем. Студентам нужно успеть к началу, они же из пригорода. Когда еще нам тренироваться? Праздник скоро, приедет губернатор, военком, окружное начальство. Все курсы должны выстроиться в парадные коробки, потом на плацу показать геометрические фигуры. Музыкальный подбор тоже нужно посмотреть, послушать и с вами согласовать. Танцы ставит режиссер. Много чего доделать надо, а желания у них немного.

ПЕТРОВА

Я прошу первого проректора Кротова Александра Юрьевича присутствовать на каждой репетиции. Всем быть ответственными и дисциплинированными. Мы ввели ежедневное построение будущих педагогов для того, чтобы они сами поумнели, поняли, что расслабуха закончилась. И что скоро будут учить детей на собственном примере серьезного отношения к жизни. Настрой у учащихся должен быть один – радость, желание достигать! Если семья ничего не дала, то университет сделает из них настоящих людей. Не можете, Владимир Николаевич, мотивировать молодежь, на ваше место придет другой специалист. Кто из сотрудников не согласен, на выход.

Станислав Колотов был потомком семьи первых большевиков. В 43 года он чувствует себя молодым и сильным львом. Лощеный и стройный, понимающий модный стиль в одежде, один из богатых депутатов страны, он возглавляет в Госдуме комитет по образованию и науке и преисполнен грандиозных планов. Порой склеенность трех поколений мужчин, по-разному реализовавших себя в родной стране, его угнетала, но он был отходчив и считал умелую мимикрию в конкретных политических обстоятельствах своим главным талантом.

Накануне поездки Колотов был у отца, академика Аркадия Алексеевича Колотова, историка, демократа и вольнодумца. В годы перестройки тот активно выступал в печати с архивными документами, горячо поддерживал гласность, часто выезжал за границу для чтения лекций в университетах. В те времена его охотно приглашали на приемы в иностранные посольства. И тогда, и сегодня этот высокий, подтянутый пожилой человек, обходившийся без очков, всегда открыт умному собеседнику. Он радовался исследовательским успехам сына в университете, но, когда карьерные устремления в нем победили, и сын легко вжился в роль чиновника-охранителя, Аркадий Алексеевич вдруг ощутил беспокойство. Он, словно Мещера, теряющая воду, постепенно утрачивал в сыне надежду. Известный ученый когда-то видел в сыне защиту своей принципиальной позиции. По его мнению, нужно было отказаться от реформ и финансировать фундаментальную науку, которая нужна стране, вернуть научно-исследовательским институтам связь с Академией. Старик все больше расстраивался, чувствуя ненужность своих мыслей.

Он видел, что сына увлекало не служение научным целям, а принадлежность к новой буржуазии.

Оставив шофера в машине у подъезда профессорского дома, что на Ломоносовском проспекте, Стас пешком поднимается на четвертый этаж и открывает квартиру своими ключами. Мама, будучи моложе отца, скоропостижно скончалась пять лет назад, и с тех пор отец живет один. Аркадий Алексеевич слышит звуки ключей в замках и выходит в коридор. Они здороваются. Стас снимает пальто, заглядывает в большую комнату и, убедившись, что в ней порядок, с отцом проходит в рабочий кабинет. Сын не стал садиться, встал у массивного рабочего стола, разглядывая среди прочих книги академика Бориса Александровича Рыбакова «Язычество Древней Руси» и «Ремесло Древней Руси». С «дядей Борей» отец дружил вплоть до его смерти в 2001 году.

Отец в белой рубашке и брюках садится в кресло напротив стола. Он недавно подписал письмо ведущих ученых руководству страны о плане спасения российской науки. Поэтому через паузу он начинает разговор первым.

ОТЕЦ

Стас, ты понимаешь, что власть, посылая академиков и член-коров по короткому адресу, потеряет то, что создали поколения умнейших людей.

СТАНИСЛАВ

(не отрывая взгляда, продолжает листать страницы одной из книг)

Ты думаешь, я что-то решаю?

ОТЕЦ

(смотрит прямо на сына)

Надо бороться. Мне, что ли, было легко с коммунистами?

СТАНИСЛАВ

(равнодушно парирует)

Ты сам был коммунистом. И писал: «Слава КПСС».

ОТЕЦ

(резко пресекает это утверждение)

Никогда я этого не писал. Всех заставляли цитировать Маркса. И по поводу природы вашего капитализма он был прав. И вообще, ты знаешь, сколько мы работали? Мы создали целую научную школу по истории гражданской войны! Были замалчивания, я не спорю.

Но в 80-е годы я же опубликовал монографию о «красном терроре», которую напечатали в 30 странах мира. Готовил-то я ее раньше. А что создали вы, мародеры?

СТАНИСЛАВ

(отмахивается, делает несколько шагов по направлению к окну и поворачивается к отцу)

Лучше б вы меньше работали… Ты бы мне чаю предложил, что ли. А то с порога про Родину.

ОТЕЦ

(радуется мысли поесть вместе. Он встает)

Пойдем. У меня даже есть гороховый суп.

СТАНИСЛАВ

А еще что есть?

Они выходят из комнаты. Станислав слышит слова отца, идущего впереди.

ОТЕЦ

Ну не думские деликатесы, конечно. Ветчина, сливочное масло есть. Будешь?

СТАНИСЛАВ

Я сам приготовлю кофе. Ты будешь кофе?

Они приходят на кухню, радующую чистотой. Около окна установлен небольшой стеклянный круглый стол с металлической окантовкой с тремя стульями с металлической спинкой. На столе серебрится блюдце с миндальными орехами, сахарница и открытая пачка галет. На подоконнике лежит коробка конфет и салфетница.

ОТЕЦ

(предлагает)

С твоего разрешения коньячку я бы выпил.

СТАНИСЛАВ

(тут же откликается)

Тогда и мне налей. Завтра уезжаю в Новосибирск. Предлагаешь, прям там поругаться с Минфином? Перед телекамерами?

Отец подходит к подвесному ящику, открывает его, забирает початую бутылку армянского коньяка и ставит вместе с двумя рюмками эту бутылку на стол.

Они садятся друг напротив друга. Отец разливает в рюмки коньяк.

ОТЕЦ

Что значит «нормо-часы для выпуска научной продукции»? Откуда этот дикий новояз в проекте постановления? Для чего вы требуете от ученых планы и отчеты? Для обмана? Как и в начале Советской власти, вас накрывает тьма самоистребления. Только не физического, когда большевики резали всех подряд, кто не с ними… Хотя, как знать. У вашей власти, видимо, просто другой вид сегрегации.

(Аркадий Алексеевич мрачнеет и грозит сыну большим пальчиком, как в детстве)

Но я никогда не врал в науке.

СТАНИСЛАВ

Врал. И маме, изменяя, врал. Я хорошо помню цаплю эту, пергидрольную, твою секретаршу с конфетами для меня. И ты был такой же начальник в совдепе, как все. Как все, голосовал в парткомах. Только знал два иностранных языка, красиво говорил, модно одевался и писал хорошую аналитику в ЦК. Ну да, что-то, конечно, вы открыли и построили.

ОТЕЦ

(кричит)

Нет! Сопляк! Ты не вправе меня судить.