– Климов! – войдя в полумрак неосвещенного коридора, крикнул своему помощнику участковый, – ты здесь?

На зов начальника из боковой двери, тут же появился худощавый сержант.

– Здравия желаю, – скороговоркой отрапортовал сержант, приложив к головному убору правую руку.

Участковый машинально отвечая на приветствие, едва не отдал честь опустевшей бутылкой пива, но вовремя, среагировал на собственную оплошность и протянул бутылку помощнику.

– Слушай, выкини куда-нибудь.

Климов взял бутылку и вышел на улицу, смекнув, что нечего пустым бутылкам храниться в участке.

Кабинет Кошкина находился в конце коридора. Единственное окно из кабинета выходило на заасфальтированную площадку перед железнодорожным ограждением. Вид был не самый фешенебельный, но и глазеть в окно участковому было некогда.

Визуально оценив уровень воды в прозрачном электрическом чайнике и посчитав его достаточным для кружечки растворимого кофе, Сергей Анатольевич щелкнул рычажком, после чего вышел из кабинета и, пройдя буквально пару шагов, оказался в туалетной комнате. Стоя перед зеркалом, Кошкин пару раз погладил себя против шерсти, запустив пятерню в темно-каштановую шевелюру, и, убедившись, что между пальцами отсутствуют выпавшие волоски, довольный поправил прическу и вышел.

– Что за хрень, – плеснув воды в кружку, на дне которой лежали коричневые гранулы и три белых кубика, Сергей Анатольевич, с недоумением заметил, что от воды, не поднимается пар, а стенка пузатого чайника холодная. Участковый вернул электроприбор на подставку и в задумчивости снова нажал маленький рычажок. – Что за хрень, Климов!

Сержант мгновенно отреагировал на вызов и через мгновение вырос в дверном проеме.

– Ты чайник сломал мой? Что он не работает? – дергая вверх-вниз рычажок, вопрошал участковый. – Огонек почему не горит, раньше ведь горел.

– Горел, – кивнул сержант.

– Я знаю, что горел, я спрашиваю, почему не горит.

– Может быть, розетка?

– Может быть без вопросов, взял ноги в руки, чайник в зубы и давай, соображай.

Схватив чайник и подставку, Климов удалился также поспешно, как и появился несколько секунд назад.

– Ну-ка глянем, что у нас в телевизоре, – присаживаясь на потрепанный диван, промурлыкал под нос участковый, и взял в руку пульт.

Пульт не реагировал, и ни физическая сила, ни лексическая мощь Сергея Анатольевича не могли заставить его работать.

– Твою мать, Климов!

Сержант вновь не заставил себя ждать.

– Что с телеком?

Глядя на безжизненный экран, Климов пожал плечами, – может быть, света нет?

– Ты что, Гамлета репетируешь? Может быть, а может не быть. Тьфу, черт, все самому, как всегда делать!

Говоря, что все и всегда он делает сам, Кошкин лукавил. Все вопросы, где присутствие участкового не было необходимостью, решал исполнительный Климов, прослушав предварительно подробную инструкцию начальника, примерно треть из которой, составляла матерная брань, а другие две трети дублировались между собой. У Кошкина было своего рода шестое чувство, свойственное всем хорошим начальникам, ведь он знал не только, когда можно пить, а когда нельзя, но и, когда и где ему нужно работать, а на что можно не тратить ни силы, ни нервные клетки.

Первым делом, Климов открыл распределительный щиток, и проверил автоматы. Автоматы работали. После этого сержант щелкнул выключателем, но свет не загорелся. Не нужно быть великим сыщиком, чтобы резюмировать: света не было во всем здании.

– Во всем здании света нет.

Участковый недобрым словом помянул чью-то маму и вышел на улицу.

– Так, провода вроде не срезали, – подняв голову и обойдя здание, заметил Сергей Анатольевич. – Видишь забор под мостом? – кивнул в сторону участковый, указывая на мост, до которого было добрых двести, а то и двести пятьдесят метров.

– Так точно.

– Там, значится, трансформаторная станция, только внутрь не влезай, посмотри, она к магистрали общей подключена, или опять кто-то провода спер? Если все нормально, лезь на мост. На мосту рабочие, у них спроси, почему света нет. Понял меня? Значит, смотришь провода, если они на месте – пулей к рабочим.

Сержант козырнул и трусцой заспешил в указанном направлении. Провожая взглядом подчиненного, Сергей Анатольевич достал сигарету и закурил. Перекур вдвойне приятней, когда можешь безмятежно наблюдать, как другие работают. Климов становился все меньше и меньше. Было тихо, и до чутких ушей Кошкина долетел шелест железнодорожной насыпи – это сержант с асфальта перешел на гравий. По расчетам участкового, сержанту до подстанции оставалось недалеко. Не прошло и минуты, как шелест гравия вновь долетел до чуткого слуха Сергея Анатольевича. Звук выходил громче и чаще, чем предыдущий. Вскоре к звуку шагов присоединился и голос бегущего Климова. Если к мосту сержант бежал трусцой, то обратно он перешел на галоп, размахивая одной рукой, а другой придерживая слетающую от скорости кепку.

– Что за хрень, – удивился участковый неожиданной сигнализации своего подопечного и крикнул, – Климов! Что такое?

– Там, там, человек на проводах! – отозвался задыхающийся сержант, не сбавляя шагу.

Кошкин нахмурил брови и побежал навстречу.

– Что? Какой человек? – поравнявшись с остановившимся Климовым, недоумевал Кошкин.

Сержант стоял нагнувшись, уперев ладони в колени и тяжело дышал.

– Там человек в проводах. Висит.

– Да еб…– только и сказал, участковый и побежал к подстанции. Вдохнув поглубже, Климов засеменил следом.

В проводах, ведущих от трансформаторной будки к общей электрической магистрали, висела девушка. Тело погибшей застыло в форме распятья. Под тяжестью раскинутых рук провода едва прогнулись, а два кабеля, протянувшихся между ногами, провисли до самого ограждения, увенчанного колючей проволокой. Девушка висела спиной к мосту, голова безжизненно опустилась на грудь, скрывая лицо в тени.

– Ничего не трогай, – Кошкин остановил помощника, вытянув как шлагбаум правую руку. – Чувствую, неделя будет долгой, – с тоской добавил Сергей Анатольевич.

Первым делом Кошкин связался с местным отделением полиции, в чье ведомство входил его участок и, сообщив дежурному что да как, попросил прислать следователя Борисова и криминалиста Шилова соответственно. Со следователем и криминалистом у Кошкина наладились дружеские отношения. Во время совместной работы, выполняемой прошлой осенью, каждый из полицейских показал свои лучшие человеческие и профессиональные качества.

Едва Кошкин успел положить трубку, как телефон зазвонил вновь.

– Да, нет на месте? Твою мать, понял, сам наберу. Да, труповозов потом вызовем. Что почему? Да её еще снять надо, епта, я же сказал, сначала электриков пришли из ЖЭКа или вокзальных, я что ли полезу туда, как обезьяна? – Второй разговор с дежурным огорчил Кошкина тем, что ни следователя, ни криминалиста не месте не оказалось, и Сергею Анатольевичу пришлось звонить им самостоятельно.

Пока участковый решал организационные вопросы, сержант разматывал красно-белую ленту, огораживал место происшествия. От станции отошла электричка, и загудев, отправилась в сторону столицы. Навстречу ей громыхал груженый товарный состав. Разминувшись с электричкой, товарняк застучал по рельсам, заполнив пространство под мостом железным топотом.

Из-под козырька Климов изредка кидал косые взгляды на висевшую женщин, но быстро отворачивался. Зрелище было неприятным и по своему особенным. Тела погибших, с которыми помощнику Кошкина приходилось иметь дело до этого были вполне себе рядовыми, лежащими на земле, рельсах или полу, здесь же, тело висело над тобой, раскинув, как крылья, черные костлявые руки. Убегающие провода, пронизывали фигуру, от чего та напоминала марионетку, скучающую без дела, но способную в любой момент ожить в руках кукловода.

В другом конце моста слышалась ругань дорожных рабочих, а в нескольких метрах над головой сержанта, по полотну черного свежеуложенного асфальта, медленно проезжали среди железобетонных ограждений автомобили. Ближайшая к подстанции сторона моста на время ремонта была перекрыта для пешеходов, и люди были вынуждены либо идти по другой стороне, а после переходить дорогу, либо идти в обход и переходить пути через подземный переход, расположенный недалеко от опорного пункта участкового. Но таким путем пользовались редко.