– Перезвонит позже. Паша, ты бы оставил моих девочек и меня в покое. Мы сами разберёмся с этим вопросом. – Туманов знал, что в доме есть камера и все его контакты под наблюдением. Он сам давал согласие на проведение операции, и «ждал» совсем другого гостя вместо зятя, поэтому и был спокоен. Кузнецов ничего этого не знал, и его, без того «накрученного» за неделю, вывело из себя равнодушие тестя к происходящему.

– Сейчас ты звонишь Ланскому, а к утру, машина должна быть готова к рейсу, – Кузнецов вынул из-за пояса пистолет. – Ты меня вынуждаешь на крайние меры.

– И не подумаю. Стреляй. Ты сядешь и девочкам уже ты не поможешь.

Кузнецов был так зол на тестя за его непонимание текущего момента, что перестал контролировать себя. Он выстрелил в стену за спиной тестя и направил пистолет на него:

– Я прошу тебя в последний раз, – Павел замолчал, услышав звуки в доме. Он был уверен, что Туманов в доме один. Его рука чуть дрожала, а в глазах вспыхивала ярость. Он выстрелил и в тот же миг на него навалился кто-то в маске. Между ними началась потасовка, прозвучал третий выстрел, прежде чем Павла повалили на пол, защёлкнули за спиной наручники и подняли на ноги. В проёме двери он увидел человека в белом халате, который склонился над женщиной в ночной сорочке. Это была его жена. Кузнецов издал вопль раненого зверя, в котором была боль и отчаяние. Он обмяк, потеряв сознание.

Лиза, слушавшая музыку через наушники, почувствовала, что что-то не так. Мама, вышедшая из комнаты пару минут назад, не возвращалась, а в доме что-то происходило. Она поднялась с кровати и вышла из комнаты. Дверь в кабинет деда была открыта, а на его пороге лежали мать и отец. Она закричала. Её тут же схватил в охапку Ланской и прижал к себе.

– Тебе туда нельзя, – тихо сказал он.

– Пустите меня. Я в своём доме, – сквозь слёзы говорила она, вырываясь. – Я хочу знать, что произошло и что с родителями?

– Я расскажу и покажу, а ты, пожалуйста, прекрати истерику. Иди к себе, а я приглашу врача в твою комнату. Отец жив, потерял сознание.

– Я буду делать то, что считаю нужным. Я вам не ребёнок. Ланской отпустил девушку, но находился рядом. Лиза видела, как уносили отца, а незнакомый мужчина давал указания: «Везите в областную клинику. Мне нужен развёрнутый анализ и полная картина психического состояния». Она встала на колени у тела матери. Оно было ещё тёплым и родным. Пуля, Лиза была уверена в этом, попала матери в шею. Кровь, залив сорочку на груди, уже сбегала на пол. «Зачем ты ушла, родная?» – Лиза гладила волосы матери, убрав прядку с её лица, пока её не попросили уйти. Она поцеловала мать в лоб, поднялась с колен и прошла в кабинет деда. Незнакомые люди, разбирали какую-то технику и сидели за его рабочим столом. Дед лежал на полу с небольшой раной на груди. Крови вокруг не было. Она стала на колени и погладила его начинающую лысеть голову. Его лицо было спокойно и Лизе показалось, что он слегка улыбнулся, когда она поцеловала его в лоб. Молча, не глядя на присутствующих, Лиза направилась в свою комнату, но не дошла, потеряв сознание. Очнулась лёжа на кровати. Рядом были Ланской и человек в белом халате.

– Лиза, ты позволишь доктору сделать тебе укол? Тебе нужно успокоиться, – Ланской смотрел на неё с участием. – Так можно сойти с ума.

– Вы считаете возможным успокоиться, увидев всё это, или осознать? – голос дрожал, а из глаз катились слёзы.

– Лекарство не притупит боль утраты, и мозги не затуманит. Вы просто уснёте, и организм отдохнёт несколько часов. Вам нужен небольшой перерыв.

– Делайте ваш укол и оставьте меня одну.

– Держите таблетки при себе. Давайте ей по таблетке утром и вечером. При малейшей истерике или панике таблетку под язык, – говорил доктор Ланскому, покидая комнату. – Максимальная доза не больше шести в день.

Лиза проснулась, когда солнце ещё не встало, и вспомнила, что произошло вчера. Она вышла из комнаты и прошла в кабинет, где на диване спал Ланской. В квартире был порядок, и ничего не напоминало о трагедии, кроме закрытых зеркал. Стоя у кухонного окна и глядя на улицу, не слышала, как сзади подошёл Ланской.

– Давно не спишь? Как самочувствие? Таблетку примешь?

– Расскажите, что произошло и почему? – Лиза смотрела на него пристально, отставив вопросы без ответа. – Вы обещали.

– Расскажу. Присаживайся, а я чайник поставлю, – Ланской включил чайник и неспеша начал своё повествование, с подозрений водителя автовоза. Он не прекращал рассказа, заварил свежий чай и поставил две чашки на стол. – Пей и слушай дальше. – Он говорил, а сам наблюдал за Лизой. Когда рассказ дошёл до вчерашнего вечера, Роман Борисович пригласил её в кабинет. – Ты должна сама это увидеть и сделать для себя свои выводы. – Запись закончилась. – Люди теперь будут говорить о чём угодно и как угодно каждому. Что ты скажешь?

– Отец любил маму, и он не мог причинить ей вреда. Он и не знал, что мы будем в эту ночь у деда. На звонки не отвечал, и мы ему оставили дома записку. Третий выстрел был, но кто и как его сделал. Вернитесь назад и остановите кадр. Он не видит вошедшую маму и ни разу не оглянулся назад после второго выстрела. Здесь уже «борьба» и выстрел. Вы сами посмотрите: мужчины, в момент выстрела, находятся спиной к двери. Куда мог быть направлен пистолет? Куда угодно, но не назад, иначе пострадал один из них. Мамина пуля – это рикошет. Отец не убивал маму.

– Лиза, подожди, я позвоню следователю. Пусть пришлёт экспертов, и пусть разбираются, как положено.

– Какая теперь разница. Дед зря не доверился отцу. Он со своей принципиальностью сделал не меньше ошибок, чем мой беспринципный отец. Он же его провоцировал. Почему не сказал, что всё сделает? Он мог позвонить вам и дать распоряжение. Вы были в курсе всего и поняли, что это ложь для Кузнецова. Чего дед добился? – Лиза тихо заплакала. – Как мне теперь жить, Роман Борисович?

– Если бы я знал, девочка моя. Начнём с малого. Нужно поехать к вам домой и взять вещи для мамы. Сама справишься? Я костюм Павла Петровича с рубашкой и обувью нашёл. Вещи ждут в девять утра. Машина отца стоит у дома. Куда её?

– Я поеду на ней домой и оставлю в гараже. Сюда вернусь пешком. Вы предлагали мне таблетку, давайте её. Говорите, что я должна ещё сделать?

– Не волнуйся. Я прослежу за всем. С тебя вещи, паспорта и фото.

Лиза собрала вещи для мамы, нашла фотографию и, проводив Ланского, осталась в доме. «Два дома и оба пусты, – подумала она, открывая свой шкаф в поисках тёмной одежды. – У меня никого не осталось. Отец после всего не останется прежним, сломается, не простив себе мамы. А его родители, что будет с ними? Года не прошло, как мы похоронили бабушку. Нет больше в городе семьи по фамилии Тумановы». Вспомнив о бабушке, она вспомнила и о траурных вещах в коробке, которую они убирали вместе с мамой на антресоль. Надев своё чёрное платье и оставив платок, поставила коробку на место и позвонила Кузнецовым.

– Дед, это Лиза. Я у себя дома, зайди ко мне, пожалуйста. – Минут через семь дед появился на пороге. – Что слышно о папе?

– Он в областной психиатрической больнице. Продержат дня три-четыре, после этого переведут в наш изолятор.

– Дед, папа не убивал маму, – она внимательно посмотрела на деда и рассказала о том, чему была свидетелем. – Ты должен сам пойти в отделение, всё увидеть и рассказать адвокату. Собери для папы вещи, какие нужны в изоляторе до суда и на суде. Они все в шкафу. Дедушка, ваша принципиальность часто до добра не доводит. Я понимаю, как тебе сложно это принять, но у тебя не будет другого Павла. Пожалей бабушку.

– Мне такое даже в страшном сне не могло присниться. Срок он в любом случае получит. Хорошо успел выйти на пенсию. Я даже не спрашиваю, что ты чувствуешь.

– А ведь у меня никого кроме вас не осталось. Мне очень страшно и одиноко. Я не знаю куда идти и что делать.

– Это нужно пережить, Лизонька. Болеть будет сильно и долго. Хочешь, я пришлю к тебе бабушка? Будут новости об отце, я зайду.