– Ну да! А вот ты, как всегда, принимаешь его сторону, потому что он старше, опытнее и мудрее, и ему лучше знать, что для его единственного сына хорошо, а что плохо. Ведь это же так очевидно! Кирюшенька ещё маленький, глупый, не в меру амбициозный мальчик тридцати годков от роду! Он нуждается в пристальном внимании более сообразительного и всеведающего наставника, иначе набьёт себе шишек или, не дай бог, свернёт когда-нибудь себе шею.

Всё-таки она погорячилась, выбрав совершенно не подходящее для разговора со мной время, буквально попав под мою горячую руку, как говорится, с лёту. Не тот она человек, кто был способен утихомирить во мне не на шутку разбушевавшегося мистера Хайда.

– Кир, пожалуйста. Ты бы не мог сбавить обороты и не говорить со мной подобным тоном, ещё и в таком гопническом ключе. Я не знаю, что там у вас сегодня произошло, но, видимо, не сумела этого не почувствовать. Сердце не на месте едва не с обеда. Да и до твоего отца как обычно не дозвонишься.

– Ну так, не теряй надежды. Набирай его дальше. Потому что я не собираюсь с тобой обсуждать все его “правильные” на мой счёт выходки! Только сомневаюсь, что он вообще захочет разговаривать с тобой на данную тему. Просто красиво пошлёт, как обычно, а ты, как обычно, это проглотишь и поплывёшь любоваться дворцом Дожей.

– Кир, ну за что ты так со мной? Я всегда была только на твоей стороне, соглашаясь с отцом не потому, что пыталась этим тебя предать или сделать тебе больно, а потому что знала, что так лучше именно для тебя…

– А сбегая на очередные европейские каникулы, ты тоже опиралась на своё жизненное кредо, что делаешь всё это только мне во благо? Не слишком ли поздно ты теперь спохватилась?

– Я не хочу с тобой ссориться, Кирилл, тем более не зная истинных причин твоего агрессивного ко мне поведения. Это не честно по отношению ко мне. Добиваешься того, чтобы я тут начала сходить с ума? Или хочешь, чтобы я ближайшим рейсом вернулась домой и исполнила перед тобой свой материнский долг? Так скажи это открытым текстом, а не отсылай меня к отцу, как ты часто любишь делать, когда обижаешься на меня.

Бл*дь, а что я ей могу сейчас сказать? Выложить всё как на духу? Рассказать, что её сыночек и благоверный муженёк не поделили между собой одну девушку? Я бы, конечно, с радостью посмотрел на её реакцию, но я ещё не настолько охренел, чтобы выдавать родной матери сюрпризища подобного масштаба.

– Прости, мама, но уже слишком поздно с твоей стороны метаться. И, нет, я не горю желанием вернуть тебя домой в ближайшие дни во что бы то ни стало. Не думаю, что ты тут можешь кому-то чем-то помочь или что-то исправить. И зря ты мне позвонила. Так бы отдыхала себе спокойно, да горестей никаких не знала.

– Вот зачем ты меня продолжаешь обижать, Кир? Знаешь, что не смогу после такого места себе здесь найти, так всё равно, не останавливаешься. Дожимаешь и дальше. Раз плохо тебе, обязательно нужно сделать больно близким тебе людям?

– Я же тебе уже сказал. Ты ничего не сможешь ни сделать, ни исправить. – кто бы мог поверить, что я когда-нибудь стану разговаривать с матерью, как с малым ребёнком и объяснять неочевидные для неё вещи.

– Так ты даже не дал мне для этого хоть какого-то шанса. Или думаешь, я никогда не выясню, что там у вас творится? Останусь в неведенье до конца своих дней? Знаешь, ты очень сильно удивишься, узнав, сколько мне приходилось за всю свою немалую жизнь хранить тайн и притворяться перед некоторыми личностями беспросветной дурочкой, чтобы, не дай бог, не вызвать у кого-то ненужных на мой счёт подозрений. Даже ты до сих пор считаешь меня недалёкой и ни к чему не пригодной пустышкой. Понимаю, что сама виновата, создавая все эти годы подобный образ, но ради тебя, уж поверь мне на слово, я готова любому разодрать глотку голыми руками. И это отнюдь не метафора.

– Серьёзно? Даже моему отцу?

Короткая пауза на том конце связи послужила и без лишних на то слов весьма красноречивым ответом. Я горько усмехнулся, выдохнув смешок нарочито громким звуком и иронично покачав головой. Увы, но за эти годы, ничего нового о своей матери я так и не узнал.

– Чтобы разодрать глотку твоему отцу, для этого потребуются дополнительные ресурсы и силы. И то, что я не сделала этого раньше, вовсе не значит, что меня останавливала испытываемая к нему слабость. Иногда, именно слабость и становится главной причиной большинства фатальных ошибок. Да и как-то всё равно сомнительно, чтобы ты однажды дошёл до данного предела не важно с кем, с отцом или с кем-то другим. Уверена, все твои сегодняшние им недовольства будут завтра уже забыты, как очередной бредовый сон.

– Естественно… – я опять показательно усмехнулся, не сколько соглашаясь со словами матери, сколько понимая, какого уровня за этот день достигла моя совершенно ни к чему пригодная выдержка. – Кто будет в здравом уме мечтать о небе в решёточку? И желание кого-то убить – лишь самый обыкновенный инфантильный выбрык. Разве что проблем от этого меньше не станет, а Глеб Стрельников будет и дальше, как ни в чём ни бывало заправлять балом, попирая своей кожаной туфлёй за пять тысяч евро чувства и будущее собственного сына. Как будто такое происходит впервые. Или ты действительно способна что-то изменить, но не делала этого раньше, не пойми из-за каких соображений совести?

– Кир, повторюсь ещё раз. Мне сложно говорить с тобой, не пойми о чём, не зная всей сути проблемы. Может как раз я и смогу тебе с ней разобраться. Но ты ведь даже не пытаешься пойти мне навстречу. Или ждёшь, когда я найму со стороны детектива, если сам не желаешь говорить, всё как есть?

– Интересно, конечно, было бы на это глянуть, но… – я отрицательно покачал головой, хотя мать меня в этот момент и не видела, впрочем, как и я её. С кем она там, где и что делает прямо сейчас – могу только гадать, но не имею на это ни капли желания. Хочется ей изображать заботливую мамочку, которая якобы способна решить все мои проблемы, бога ради. Пусть тешит себя данными мыслями и дальше.

Хотя, не отметить того факта, что я за время нашего с ней разговора процентов на сорок приостыл, было бы просто верхом цинизма. Не только заметно успокоился, но и больше не метался по кабинету, не зная за что зацепиться и что первым, подвернувшимся под руку, разнести ко всем долбанным чертям. Правда, и не сидел – замер перед окном напряжённым истуканом, выискивая всё ещё неспокойным взглядом в представшей панораме мегаполиса знакомые очертания нужного района.

– Прости, мам, если повторюсь ещё раз. Но есть такие вещи, о которых тебе действительно лучше не знать. И не потому, что мне хочется уберечь тебя от стрессовых встрясок, а то, что это… совершенно не твоё и не касается тебя никоим боком.

– О чём ты сейчас вообще говоришь? У моего сына проблемы, а меня это никак не касается?

– За проявленный интерес и попытку выведать у меня нужную информацию – восемь баллов из десяти и отдельная благодарность. А вот за остальное… Нет, мам, я не пытаюсь тебя в чём-то принизить, как и приуменьшить твой весомый вклад в сохранение нашей чудо-семейки. Только невозможно что-то сохранить, когда этого уже давным-давно не существует. И в этот раз я не намерен смиренно опускать голову, стискивать через не хочу зубы и беспрекословно выполнять все прихоти отца. Он зашёл слишком далеко, и кому, как не ему, знать об этом. Можешь попытать счастья и выведать всё у него. Но, даже если и наймёшь детектива, боюсь, это мало чем тебе поможет. Прошу только об одном, не надо в это лезть. Мне хватает выше крыши и фокусов от Стрельникова-старшего. Если ещё и ты начнёшь проявлять свою бурную инициативу, тогда вы точно доведёте меня до ручки. Жаль, что за такой огромный период своего жизненного пути он так и не понял, чем чреваты излюбленные им пристрастия. Что если очень долго и планомерно вкручивать гайки, желая всадить их ещё глубже и намертво, то, рано или поздно, можно запросто сорвать резьбу и тогда уже ничего больше не сделаешь. А люди – не детали, особенно родные, на других их не заменишь.