Затем я поворачиваюсь к Нейту и указываю на него пальцем.

– Ты когда-нибудь носил рубашку?

Он фыркает.

– Девушки были бы счастливы, если бы я вообще ее не носил.

Он подмигивает, прежде чем приблизиться ко мне, и в эту минуту Кэш, Джейс, Эли, Сэйнт и Хантер заходят на кухню, скептически меня разглядывая.

– Что ты делаешь? – спрашивает Нейт, внимательно наблюдая за моими движениями.

– Вафли.

Я смотрю на других парней, которые расположились по разным углам кухни. Атмосфера немного неуютная.

Прочистив горло, я смотрю на Нейта.

– Почему я никогда о тебе не слышала? Мой отец не говорил, что у Елены есть сын.

Я замешиваю все ингредиенты, в то время как Нейт идет к одному из шкафов, вытаскивает вафельницу и включает ее в розетку.

Он пожимает плечами, откидываясь на кухонную стойку.

– Не знаю. Может быть, потому что я плохой парень.

Он усмехается.

– Истории, что о тебе рассказывают, – правда? – спрашивает Хантер, прищурившись.

– Какие именно? Их несколько, – парирую я, подходя к вафельнице.

Нейт берет у меня миску и начинает заливать тесто в форму.

– О твоей маме.

Немного резковато, но я к этому привыкла.

– Ты имеешь в виду ту часть, где моя мать покончила с собой, или ту, где она предварительно убила подругу моего отца?

Я откидываюсь назад, наклонив голову.

У Хантера резкие черты лица. Мне не удается точно определить его национальность. У него темные глаза, оливковая кожа и небрежная щетина на подбородке.

Он прислоняется к своему стулу, пристально глядя на меня.

– Обе.

– Да и да, – категорично отвечаю я. – И да, это было мое ружье.

Я оборачиваюсь и вижу, как Нейт смотрит на Хантера.

– Подвинься, – приказываю я, указывая на вафельницу.

Нейт отступает, чтобы пропустить меня, и наши руки соприкасаются. Я останавливаюсь, поднимаю глаза к его лицу и ловлю его улыбку. Прежде чем я успеваю сказать ему прекратить ухмыляться, ко мне подходит Эли.

– Я Эли, и я глаза и уши нашей группы. Еще я младший брат Эйса.

Он указывает на стоящую сзади более взрослую и крупную версию себя.

Я вежливо улыбаюсь Эйсу, но он не улыбается мне в ответ. Ну и ладно.

– Ты имеешь в виду клуб?

Я отвечаю, не глядя на него. Наливая тесто в вафельницу, я замечаю, что все замолчали.

– Так-так. Вижу, до тебя уже добрались слухи. Кто тебе рассказал? – спрашивает Нейт.

Я отхожу в сторону, кладу вафлю себе на тарелку и понимаю, что хочу уйти с кухни, где явно сконцентрировалось слишком много тестостерона.

– Татум.

Я поливаю вафлю кленовым сиропом.

– Я ухожу.

Затем я беру тарелку и направляюсь к лестнице. Проходя мимо, я вижу, как Бишоп и Брантли все еще разговаривают в гостиной.

Я останавливаюсь, держась за перила, и поворачиваю к ним голову, обнаруживая, что Бишоп смотрит прямо на меня. Не знаю, что не так с этими парнями, но все эти взгляды начинают меня напрягать. У Бишопа угловатое лицо с высокими скулами и челюстью, благодаря которой он чем-то напоминает греческого бога. У него растрепанные темные волосы, которые заставляют мои пальцы подергиваться от желания по ним провести, и пронзительно-темные зеленые глаза. Его густые черные ресницы выделяются на фоне безупречной кожи. Поджарые плечи держатся напряженно и уверенно. В нем есть что-то властное, и как только я осознаю, что все еще стою, уставившись прямо на него, то спешно разворачиваюсь и бросаюсь вверх по лестнице.

Захлопнув дверь в свою спальню, я ставлю тарелку на рабочий стол, стоящий у балконной двери, и вздыхаю. Сейчас я ни за что не смогу переварить даже маленький кусочек пищи. Забравшись под свои хрустящие льняные одеяла, я включаю телевизор, висящий на стене напротив кровати, выбираю новую серию «Банши»[4] и зарываюсь в мягкие подушки, позволяя телу наконец расслабиться после долгого дня.

На следующее утро, спускаясь по лестнице с зажатым в зубах яблоком и с книгами в руках, я натыкаюсь прямо на спину Нейта. Я вынимаю яблоко изо рта.

– Черт, извини, я опаздываю.

– Я знаю. Сколько серий «Банши» ты посмотрела прошлой ночью? – спрашивает он, забирая с кухонного стола ключи.

– Я не знаю. Я… Подожди! Как ты узнал, что я смотрела «Банши»?

Я подпрыгиваю, пытаясь засунуть ногу в обувь.

– Я зашел посмотреть, в порядке ли ты, и увидел свет под твоей дверью. Тогда ты уже вырубилась. Кстати, неплохой выбор сериала. Гарри отвезет тебя в школу?

Он берет меня за руку, позволяя мне опереться на него, прежде чем я, наконец, попадаю ногой в эту чертову кроссовку.

Протянув ему книги, я наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.

– Да, он делает это каждое утро.

Я встаю, он возвращает мне учебники, и мы выходим из дома.

– Я отвезу тебя. Нет смысла ехать по отдельности. Мы ходим в одну школу.

Я смотрю на подъездную дорожку и вижу, что Гарри здесь нет. Дерьмо. Я киваю, нервно покусывая губу.

– Хорошо.

Он быстро улыбается мне, и на его щеках проступают ямочки. Затем он берет меня за руку, и мы идем к его Porsche 918 Spyder. Открыв машину, я сажусь на пассажирское сиденье и пристегиваю ремень безопасности.

Он улыбается, заводя автомобиль.

– Знаешь… прошлой ночью ты произвела впечатление на парней.

– Какое? – в шоке спрашиваю я.

Это был один из самых неловких моментов в моей жизни, даже при том, что моя жизнь буквально состоит из неловких моментов.

Он смеется, когда я тянусь к стереосистеме. Неожиданно «Forgot about Dre» Dr. Dre сотрясает салон машины, и я быстро вырубаю звук.

– Боже!

Он посмеивается со своего места, внимательно за мной наблюдая.

– Что? Не любишь старый школьный хип-хоп, сестренка?

– В хип-хопе нет ничего плохого, но если ты и дальше собираешься слушать его на такой громкости, то твоим барабанным перепонкам конец. Вообще-то тебе бы стоило проверить их уже сейчас.

– Если бы у меня были проблемы со слухом… – ухмыляется он, переключая передачу и разгоняясь так резко, что моя голова откидывается назад к подголовнику, – это было бы не из-за громкой музыки, а из-за того, что делает с девушками Маленький Нейт.

Я в недоумении отстраняюсь от него:

– Маленький Нейт?

Его лицо меняется.

– Что плохого в том, что я называю его Маленьким Нейтом?

Он выглядит почти обиженным, и я хихикаю. Кажется, я попала по больному. Нейт производит впечатление жутко самодовольного парня, но сейчас, надувшись, выглядит очень беззащитным и милым.

– Эээ… тот факт, что ты вообще дал ему имя. Почему тебе пришло в голову назвать… – Я указываю на его промежность, и когда мой взгляд возвращается к его лицу, меня встречает дерзкая мальчишеская ухмылка. Его рука скользит вверх по рваным джинсам и сжимает ширинку. О господи. – Т-твой… – заикаюсь я. – Боже мой, – шепчу я, мотая головой.

Он продолжает меня дразнить:

– Достоинство? Болт? Волшебная палочка? Хрен? Третья нога? Уд…

Я его перебиваю:

– Елена – милая женщина. Как, черт возьми, ты мог у нее родиться?

Мы въезжаем на школьную подземную парковку, и я вылезаю из машины, закрывая за собой дверь.

– Какой у тебя последний урок? – спрашивает он, огибая машину и обнимая меня за талию. Я высвобождаюсь из его рук. В последние двадцать четыре часа наши отношения складываются довольно гладко, но я все еще не могу позволить ему обнять меня. У меня никогда не было много друзей в других школах. Он и Татум – первые люди с тех пор, как умерла мама, которых не беспокоит мое прошлое.

– Хм, думаю, у меня физкультура.

Он кивает, пока мы идем к лифту, чтобы подняться на первый этаж школы.

– Я заберу тебя после нее. Что у вас сейчас?

– Математический анализ.

Я съеживаюсь, зная, что Элли Паркер и Лорен Бентли учатся в том же классе.