Пеликан сидел, демонстративно убрав руку, чтоб не касаться меня. Хотя по зелёному лицу было ясно, что парень тоже страдает от тряски, и явно ожидает момента, когда можно будет незаметно свеситься с борта и проблеваться.

По правую руку от меня девушка. Тёмные коричневатые волосы, худое лицо, острый нос. Закрыла глаза, что-то шепчет, покручивая в руках блестящий талисман. Фигурка человечка, насколько я рассмотрел в её пальцах.

И, жжёный псарь, от неё явно веет псионикой… Тоже грязной энергией, но этому я уже перестал удивляться.

За девушкой, у переднего борта, сидит незнакомый мне рыжий парень, как раз напротив Плетнёва.

— Что, чушка, потерял свою родовую вещицу? — каштан перехватил мой взгляд, когда я снова попытался рассмотреть талисман в руках девушки.

Я поморщился, едва Плетнёв заговорил, но накатившее раздражение вдруг отогнало страдания. Стало полегче. Кажется, для истинного владельца моего тела было очень важно то, о чём шутил этот идиот.

— Куда ж я его дел, а? — каштан, смешно прыгая лысыми бровями, похлопал по карманам, — Вот, кажись, здесь.

Он ничего не достал, постукивая ладонью по карману, а я нахмурился. Явно нарывается, и сегодняшнее событие его ничему не научило. Видимо, мой Василий пока ещё не поднял в его глазах статус.

Значит, будем поднимать насильно…

Так, стоп. Получается, у меня тоже есть родовая вещица?

Ну, ладно.

А что это вообще такое?

— Николай, — строго сказала девушка рядом со мной Плетнёву, — Насмехаться над чужим родом — низко!

— А оскорблять высший род своей захудалостью? — небрежно скривился тот.

Я на миг задумался. Что там говорил оракул Громову, когда советовал, как восстановиться? «Бери свою родовую вещицу, дуй к своему вертуну…»

— А вдруг с всплеском Белого Карлика парню предзнаменование пришло? — возмутилась девица, — А из-за тебя он его пропустил?

Слова девушки с трудом до меня доходили, но Василий во мне явно волновался.

— Какое предзнаме… чего?! Кому? Ему?! — каштан ткнул в меня пальцем и засмеялся, — Ха-ха-ха! Гром, Антуан, вы слышите?

Хмурый Фёдор никак не отреагировал, но пеликан рядом со мной старательно засопел от смеха. Так он Антон или Антуан?

— А мы думали, чушка… ох… ты за нами дольше бегать будешь, — подал он голос, мучаясь с дурнотой, — А тебе на свой род… фух… видимо, насрать… ох… раз так быстро сдался.

Я в недоумении посмотрел на пеликана. Его чёрный чуб смешно потряхивался при тряске, а на лице застыла глупая улыбка.

Совершенно новые ощущения прошлись по моему телу. Ого, оказывается, мой Василий может злиться? Вот так но-о-овость! И коленки не трясутся, и кулаки дрожат от нетерпения. Вот только нерешительность останавливает.

Плетнёв так и ржал, картинно закинув голову, и все смотрели на него. А пеликан что-то состроил мне, изображая хныканье и утирание слёз.

Детский сад…

На размышление я потратил ровно одну секунду.

Особо сильная кочка, аж все подпрыгнули… и мой локоть втыкается прямо в прикрытую ладонями рожу.

Пеликан, не издав ни звука, шарахается затылком в борт, я лишь чутка подправляю его плечом… и тот свешивается с борта, покачиваясь от тряски, будто действительно он там блюёт.

Готов, не очухается до конца поездки.

Локоть — не кулак. Твёрже стоит рука, больше веса тела вкладывается в удар, если крутануться на пятой точке и докрутить бёдрами. Почему обычно люди так недооценивают локти?

— Предзнаменование, — всё не успокаиваясь, усмехался Плетнёв, — Да скорее Чёрная луна выпрыгнет из Пробоины, чем Ветрову род ответит.

— Николай! — девушка рядом до скрипа сжала талисманчик, — Нельзя оскорблять чужой род.

— А-а-а, — тот весело отмахнулся, а потом позвал пеликана, — Антуан, чего на вашей скамье все такие душные, а?

Его ненаглядный пеликан не ответил. Я лениво оторвал глаза от Плетнёва и перехватил взгляд Громова.

Кажется, тот видел всё. Но даже виду не подал, лишь усмехнулся, скривив губы.

— Феодор, посмотри, что там с Антуаном? — Плетнёв заволновался.

Громов набычился, и отвернулся, глядя назад. Кажется, его тропка с каштаном сегодня разошлась.

Мы как раз выехали из города, и неожиданно грунтовая дорога оказалась в десятки раз приятнее, чем булыжная мостовая.

Теперь я тоже смотрел назад, на город. Архитектура, как в нашем Питере, где уже столько лет пытаются сохранить первозданную чистоту. И трёхэтажный корпус академии с её арочными витражными окнами хорошо был виден отсюда — она стояла практически в пригороде.

За нами вилась пыль, поднимаясь клубами над дорогой и едва не залетая в кузов. Я зажмурился, вспоминая, как вот так нас везли в Африке, совсем тогда юнцов, на вроде бы лёгкую миссию.

Тогда я потерял первого боевого товарища…

Небо над полем было огромным, его не закрывали никакие здания. Я снова приковал взгляд к чёрной Пробоине, которая, словно неудачно собранный коллаж, так и торчала посреди синевы.

Белая луна была уже гораздо ближе. Когда она пересечёт дыру, мне станет ясно, где эта аномалия находится.

Вот только что-то мне подсказывало, что непросто так велись все эти разговоры про «уходящую Белую луну». Неужели и вправду прыгнет внутрь?

Я спустил взгляд ниже, где над горизонтом плыла «лимонная» луна. Ей Пробоина никак не угрожала.

— Эй, здесь лунному плохо! — Плетнёв в панике застучал по заднему стеклу грузовика, когда так и не дозвался пеликана, — Остановите, магу плохо!

Откатилась форточка:

— И что, твою вертлявую мать?!

— Так он… в обмороке!

— Мне что, недолунок, ему соломку подстелить?! Луну родную пригнать?! — донеслось грузовика, — Доедем, там разберёмся!

Форточка задвинулась обратно.

В ответ каштан, тарабаня по стеклу, выдал:

— Знаете, кто мой отец?! Он вас всех в Пробоину спустит, вояки безлунные!

Грузовик чуть нажал на тормоз, всех тряхнуло, а Плетнёв разок въехал лбом в стекло.

Машина снова начала набирать скорость, а из кабины послышалось что-то неразборчивое. Про «задницу», «лунных» и «отца». Что-то куда-то требовалось засунуть, вроде.

Плетнёв потёр лоб, с ненавистью прожигая взглядом кабину, а я не спускал глаз с его карманов. Кажется, у меня появилась вполне конкретная цель.

Я снова покосился на девушку рядом. Она, улыбаясь, смотрела на талисман. Да, потускневшая серебряная фигурка человечка, сложившего на груди ладони в молитвенном жесте.

— А тебе хоть раз приходило предзнаменование? — шёпотом спросил я.

Всё грохотало, и она не должна была расслышать. Но девушка кивнула, подвинулась ближе к моему уху.

Её голос возник словно у меня в голове:

— Конечно. Именно дух рода помог мне спастись в прошлом году из пожара. Кто слушает предков, знает всё о себе.

Я не шарахнулся. Псионики спокойно могли усиливать речь друг друга, я лишь удивился, как она это сделала без настройки.

У неё был немного фанатичный взгляд, но я снова посмотрел на карман Плетнёва, где могла быть принадлежащая мне вещица.

Наплевать на предрассудки. Вполне могло быть, что эта девушка — местная верующая, и за её словами мало что стоит. Но сейчас мне, как никогда, тоже надо было «знать всё о себе».

— Я стану оракулом, — уверенно сказала девушка, — Поэтому лучше слышу голоса.

— А голоса другого рода? Ты… могла бы услышать?

Она кивнула. Я потёр подбородок, задумавшись. Зацепок у меня никаких, так что мне любая мелочь понадобится.

— А я… могу услышать?

Спросил я уже слишком громко.

— Ты, безлунь драная?! — Плетнёв снова стал ухахатываться, — Елена, что ты ему мозги пудришь?

А вот девушка, оказавшаяся Еленой, смеяться не стала. Только пожала плечами и с вызовом ответила:

— Голоса есть всегда, они всегда желают счастья своему роду, и ведут нас по жизни. Главное, услышать их.

Хоть Фёдор Громов и не участвовал в веселье Плетнёва, но тоже смотрел на Елену со скепсисом.

Из этого я сделал вывод, что не нужно слишком полагаться на слова будущего оракула. Но вот достать обратно то, что принадлежит мне, однозначно стоит.