В десять утра в свою по расписанию выходную среду я неслась в полицию Саусенда, на берег морского залива в устье Темзы. Это мой любимый участок всего в двадцати милях от дома. Там у меня много друзей. Там происходят вещи поинтереснее магазинных краж. В этом городе живет многодетная семья Валдаса Тимаскауса. Он и его жена Рита каждые три-четыре месяца уходят в запой и лупят друг друга до тех пор, пока один из них не заявит в полицию. По-английски говорить они не умеют, поэтому меня вызывают переводить. Начинаются разборки и фотографирование многочисленных синяков, выбитых зубов и сломанных пальцев. Потом им запрещают общаться до суда, но любовь притягивает их друг к другу как магнит, они нарушают запрет и снова дерутся. Это чревато серьезными последствиями. Тогда они забирают заявление и на какой-то срок трезвеют. Я их очень люблю. Они, сами того не зная, оплатили школьную поездку моей дочери в Нью-Йорк. А еще благодаря им я обрела хорошего друга в лице Джулии Белл и доброго приятеля Филиппа Брауна. Джулия работает в отделе по домашним дрязгам, обожает собак и, как и я, не доверяет мужчинам своих дел. Мы с ней видимся не очень часто и, как правило, в спортзале. А Филипп дежурил во время одного из арестов и нашел во мне родную душу. Мы с ним делим интерес к археологии и страсть к спортивному экзотическому танцу кубино-латино-какого-то происхождения с соусным названием – сальса. Фил танцует его гораздо лучше меня. Он в этом мастер, как, впрочем, и во всем, чем занимается. Есть такие люди – им все нужно делать на сто процентов. Особенно он обожает свою работу. Я тоже так хочу, но во мне живет жадный демон, который заставляет меня подхалтуривать на стороне. А что делать? Кроме меня ипотеку оплачивать некому.
Дело в этот раз было совсем пустяковое и к моей истории тоже отношения почти не имело. Поймали двух девочек из Латвии с попыткой купить что-то на чужую кредитную карточку. Им уже удалось купить пару подарочных ваучеров в два захода в суперсторе на семьдесят фунтов каждый. А попались они при покупке одеколона и зубной пасты в обычной аптеке «Бутс». Я переводила им по очереди, и они обе нервничали ужасно. Мне показалось, что не полиции они боятся. Их кто-то там пас. Я уже имела с этим дело. Девоньки молодые, если и попадутся разок-другой, то особо не пострадают. А вот кто их на это подбил? Они в один голос твердили, что карточку нашли сегодня под скамейкой. Денег обычно у них не густо, кругом столько соблазнов, а воровать они не хотят. Вот и ударило им в голову. Они внимательно изучили подпись на карточке. Пару раз потренировались воспроизвести ее на бумажке и сделали первый заход. Прошло успешно, ведь на подарочный ваучер потом можно в том магазине взять на семьдесят фунтов добра и без проблем. Они погуляли полчаса и повторили процедуру. Тут и понесло. Зашли в «Бутс», и уже при расплате кассирша попросила их подождать, пока она кое-что проверит. Под ложечкой неприятно засосало. Появилось желание уйти, но им не позволили. При аресте офицер заметил, что одна из девочек по имени Вика с зеленочной челкой (не с зеленой, а именно зеленочной) сосредоточенно глядит ему через плечо. Он обернулся, и ему показалось, что какой-то парень резко подскочил и пошел прочь. Он быстро затерялся в толпе, и искать его стало затруднительно, да и некому. На собеседовании Вика и Инга отрицали наличие товарища до тех пор, пока не пришел результат проверки карточки. Оказалось, что карточка числится украденной вот уже четыре месяца. За это время с нее было снято шесть с лишним тысяч, но, как ни странно, все они были ваучерами по семьдесят фунтов и все из магазина одной сети. Оказывается, охранная система там хромает и допускает покупки именно до семидесяти фунтов без проверки карточки. Такие промахи в системе возможны, это факт. Причем все ветки этого магазина работают одинаково по всей стране. Для жуликов не воспользоваться этим было бы аномалией. Но меня поразило не это. Как наши узнают о таких дырках? Откуда? Не методом же тыка! Может, кто-то там работал на кассе и заметил прокол, потом рассказал другу, а тот покумекал и передал дальше… Все покрыто тайной.
У девочек сначала дела были не ахти. Они плакали, и мне немного было их жаль. Все-таки их эксплуатировали, как ни верти. Я верю, что это был их первый заход с карточкой пастыря, иначе бы не лопухнулись. До этого были и другие шестерки, и в разных городах – не исключено. Сам пастырь ушел, сделав на этой карточке несколько тысяч и бросив девушек на милость властей. Они теперь признались, что задолжали одному человеку деньги. Он сказал, что их можно отработать, купив ваучеров на двести с лишним фунтов, научил, по сколько покупать и где. Он им врал, что это карточка его родственницы, которая в отъезде, а так как сам он мужик, то даже с ее разрешения он не может воспользоваться картой. А если они справятся, то он разрешил им купить что-нибудь себе, но не дорогое. То, что покупать надо в том же магазине и только после того, как отдашь ему ваучеры на всю сумму, как-то подзабылось в процессе, и девочки оплошали. Однако скоро эта лафа ему кончится. С февраля следующего года карточки будут с компьютерным чипом, и вместо подписи нужно будет набрать четырехзначный код. Некоторые супермаркеты уже перешли на эту новую систему, и некоторые банки выпускают карточки нового образца. Уверена, что и тут мудрые головы придумают, как работать, найдут прокол и в этой системе. Я очень рассчитываю на креативность русскоязычного криминального мира. Они меня без работы не оставят.
А девочкам в финале повезло. Адвокат хороший попался, хоть и дежурный. Даже я удивилась. Обычно с карточкой суда не миновать. Они признались во всем и приятеля своего сдали, некого Эрика Акаева. Сами никогда раньше не попадались, и поэтому им сделали так называемое предупреждение с занесением. Это слабая мера наказания, когда судимости у тебя нет, но твои данные закону известны. Если нарушишь закон в ближайшие три года, то пойдешь под суд как миленький, и это старое дело там помянется не на пользу. Отпечатки пальцев девочки дали нехотя, потом сфотографировались. А когда пришла очередь сдать анализ ДНК, они заволновались. Пришлось объяснять, что волос никто у них рвать и кровь брать не будет. Эти времена прошли. Теперь им просто повозят щеточкой во рту, собрав немного живых клеток. У нас, как и кожа на теле, слизистая все время отслаивается, обновляя клетки. В отличие от мертвых, сухих клеток кожи, эти – живые, влажные и больше годятся для снятия ДНК. Я своим семиклашкам это каждый год объясняю. И они разглядывают свои клетки под микроскопом с восторгом и брезгливостью. Обязательно один из них скажет: «Так вот почему по утрам во рту бяка, даже если вечером зубы чистил!»
Девочек выпустили на волю. Они тревожно, как испуганные птички, поглядывали друг на друга. А получив назад свои вещи, первым делом принялись кому-то посылать сообщения с мобильных телефонов. Я посмотрела на часы. Полвторого. Оказывается, пока мы работали, пошел дождь. День тут же превратился в вечер, так как немедленно переменились все цвета. С дождем ко мне всегда приходит усталость. Типичное дело для британского климата, можно все лето в плаще проходить. А Джулия сегодня не работает. Что ли к Филу зайти на предмет субботних планов через неделю?
Филипп хороший друг. Он уже не работает в арестантской. Он повышается и в данный момент проходит кучу всяких курсов и переподготовок. Я в их рангах слабо разбираюсь, но его новая должность будет очередным шагом к званию следователя. А сыщиком ему быть очень даже подойдет. Может быть, он серьезнее станет. В свои тридцать пять он иногда ведет себя как мальчишка, и это несмотря на то, что он перенес два года назад ужасную потерю. Его хорошенькая жена Лора умерла от запущенного рака груди. Фил, наверное, так до конца и не отошел. Да, наверное, и не отойдет. Несмотря на всю его внешнюю веселость, в его глазах осталась глубокая пустота, бездна, полная холода и тьмы. Она появилась в тот самый день и долго потом мраком окружала его, отталкивая друзей и всяческое сочувствие. Постепенно она стекла в него вдоль появившихся морщин, как по водостоку, и осталась глубоко в глазах. Поэтому во время различных мероприятий, сальсы в клубе, несмотря на шутки и выходки, которые он себе позволяет, все стараются не смотреть ему прямо в лицо. Так легче верить, что он снова стал самим собой и что все позади.
