Рецензент – кандидат исторических наук, доцент кафедры иностранных языков ЯГМУ Дарья Озерова

Художник-иллюстратор Дарья Петрова

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России (2012–2018 годы)»

© ООО «Издательство «Цитата Плюс»

www.citataplus.jimdo.com

Шло время, которое люди много позже будут считать примерно началом XI века от Рождества Христова.

Мальчик Жданко сидел, свесив ноги с невысокого обрыва. Внизу весело бежала небольшая речка Толга, за нею зеленел светлый берёзовый лес, а за спиной мальчика была его деревня – несколько низких избушек, огороженных плетнём. Плетень не давал разбегаться домашней скотине: овцам, свиньям, коровам – и защищал деревню от диких зверей: лис, волков, рысей, которых вокруг было видимо-невидимо.

Зимою даже взрослые не выходили из деревни без оружия, но летним днём опасности не было.

Жданко сидел над Толгой и занимался привычным делом. Он думал. Думать он любил, но ещё больше любил задавать вопросы. Вопросы в его голове толкали друг друга, определяя, кто из них главный и кто первым выпрыгнет наружу. Только выпрыгивать было не на кого: Жданко сидел на берегу в полном одиночестве. Днём с вопросами к взрослым подходить было нельзя – все были заняты. Мать крутилась вокруг очага, и, судя по тому, как из волоковых окошек под крытой дёрном крышей тянулся дым, приготовление обеда шло полным ходом. Сестра матери, которую Жданко привычно звал кока, вместе с его старшими сёстрами (которых он тоже иногда звал коками, хотя они это страшно не любили) пололи грядки. На грядках росли репа, брюква, морковка. Но больше всего Жданко любил свёклу. Из неё получалась не только вкусная красная похлёбка. Её можно было нарезать тонкими ломтиками, высушить у очага и грызть, жмурясь от приятного сладкого вкуса. А если ещё заварить в кипятке молодые листики чёрной смородины и запивать этим настоем такую свёклу – получалось вообще объедение. Смородина должна была быть обязательно чёрной. Как-то Жданко из любопытства попросил мать заварить красной смородины. Вода как вода – невкусно и травой пахнет.

Отец ушёл на охоту. Жданко хотелось вырасти таким же большим и сильным, как отец. Перед охотой отец приладил на свой лук тетиву. Жданко попробовал лук натянуть, и ничего у него не получилось. Тогда он спросил, почему отец каждый раз, вернувшись с охоты, снимает тетиву с лука. Если её не снимать, то Жданко мог бы, когда отец не на охоте, пробовать натягивать лук почаще и быстрее бы набрался сил. Отец объяснил, что если держать тетиву всегда натянутой, то она постепенно растянется, стрела полетит недалеко и слабо и тогда охотник легко может превратиться в дичь.

– А пока ешь больше каши!

Даже к деду не подойти. Он, примотав к застуженной спине заячью шкурку, чинит рассохшиеся сани. Жданко знал, что если пристать к деду с вопросами сейчас, то кроме любимой дедовой поговорки, что сани надо готовить летом, ничего не дождёшься. Жданко огорчился, но не очень. Он знал, что его время наступит вечером. Все дневные дела будут сделаны, он заберётся к деду под бок на солому, покрытую домотканым полотном, и вот тогда-то Жданковы вопросы, которые к тому времени, наверно, уже сумеют выстроиться в очередь, дождутся своего часа.

Жданко был уверен, что его дед знает всё. По крайней мере, он не помнил случая, когда дед в ответ на какой-нибудь вопрос сказал бы: «Не знаю». Жданко уже задавал ему много вопросов и помнил, что дед на них отвечал. Он знал, что его самого зовут Жданко потому, что отцу и матери очень хотелось, чтобы у них родился сын, а рождались всё девчонки. Целых пятеро, и все теперь норовят им, Жданом, покомандовать. Наконец родился долгожданный мальчик, вот и назвали его Ждан. Самого деда звали Третьяк. Имя выбрать было нетрудно: он был третьим ребёнком в семье. А лучшего дедова друга звали вовсе смешно: Заяц. Дед рассказывал, что когда тот научился ходить, то сразу же начал бегать, да так быстро, что ловить его приходилось всей семьёй. Любимой шуткой в деревне было сказать, что теперь, мол, и на охоту ходить не надо, зайцы прямо по деревне бегают.

Ещё Жданко знал, что деревню, где они живут, называют Толгобол. Дед рассказывал, что на этих землях издавна жили, да и теперь рядом с ними живут люди другого племени. Называют тот народ меря. Они хорошие охотники, рыболовы, скот разводят. Когда сюда пришли предки Жданко, свободной земли было много, поэтому споров не было, и племена мирно ужились друг с другом. Предки Жданко хорошо умели растить зерно, овощи, знали, что если на каком-нибудь месте вырубить лес, выкорчевать и сжечь пни и вспахать землю сохой, то несколько лет на этом месте будет хороший урожай. А потом надо переходить на другое место и всё начинать сначала. Оказалось, что конским и коровьим навозом, которого у мерян-скотоводов всегда было много, тоже можно удобрять землю, и урожаи получаются ещё лучше, чем на вырубках. И тогда лес можно рубить только для построек да сухостой на дрова. Так и живут вместе, и польза от этого для всех.

– Твоя бабушка, а моя жена – мерянка, – говорил дед, – и ты знаешь, как мы все её любим. У нас много слов и названий осталось от мерян, потому что они поселились здесь раньше нас. Речку зовут Толга. Это мерянское слово на нашем языке значит «перо». На мерянском языке «бол», а по-нашему – селение, деревня. Вот и получается – Толгобол – деревня на Толге. Мы привыкли, так и называем. И другие слова сохранились. Вот ты зовёшь сестру своей матери – кока. Мерянское слово. И щенкам кричишь: «Кутя, кутя!» – тоже по-мерянски.

Жданко ещё раз посмотрел на реку и, решив, что мужчине не к лицу сидеть без дела, пока другие работают, направился в огород помогать сёстрам.

После нескольких охапок выполотых сорняков вечер наконец пожалел Ждана и наступил. После ужина, когда небесный олень, который солнце на рогах носит, уже опускал солнышко под землю и на земле начались сумерки, Жданко, привычно устроившись у деда под боком, задал свой самый главный вопрос на сегодня. Вопрос родился днём, когда Жданко услышал, как мать его подружки Малуши ругает её за разлитый кувшин молока. Малуша была маленькой, но очень ловкой, и Жданко удивился, как это у неё такая беда получилась, но поскольку кроме Малуши мать ругала ещё и толстого серого Малушиного кота, который в безопасности презрительно глядел на неё с дерева, то Жданко догадался, что причиной был кот, который сунулся Малуше под ноги. А самым интересным было то, что Малушина мать грозилась отдать Малушу какой-то Бабе Яге, которая непременно должна была Малушу зажарить и съесть. Судя по насупленному, но не испуганному виду Малуши, угроза звучала не впервые.

Поэтому Жданко сразу, пока дед не успел заснуть, спросил:

– Деда, а скажи, кто такая Баба Яга, а то Малушина мать грозилась её этой самой Бабе Яге скормить.

– Глупости это всё. Баба Яга, Баба Яга! Детишек пугают, а как у самих зубы заболят или корова что-нибудь не то съест, сразу к ней бегут. Я рассказывал тебе о мерянах. Некоторые их женщины с давнего времени умели лечить людей и скот, перенимали знания от своих мам и бабушек, знали множество разных полезных травок, знали, когда их надо собирать, как сушить и от какой болезни какая помогает. Такая женщина и у нас живёт неподалёку, отдельно от всех, в лесу, и все со своими болячками идут к ней. А «яг» по-мерянски – лес. Вот и получается, что Баба Яга – это просто лесная женщина. И никакая она не страшная. Два лета назад я и мой друг Заяц помогали ей крыльцо прогнившее чинить. Потом она нас каким-то вкусным настоем поила. В избе её все потолочные балки травами завешаны. Запах приятный. До сих пор помню, что своё крыльцо она назвала «мякше». По-нашему значит-«гнилушка». А теперь давай спать.