– Да, мадам. Пусть он и сделал шесть шагов назад, дабы я не увидел чистого листа, я уже и без того знал, что он чист.
Когда «разбойник» увидел «подписи» и похвастался «друзьями-каллиграфами из Бостона», Мэтью стало так смешно, что ему пришлось прикрыть ладонью ехидную улыбку. Это ж каким каллиграфом надо быть, чтобы подделать несуществующую подпись!
– А как вы поняли, что я не настоящий разбойник? – спросил Грейтхаус. – Откуда вы знали, что я не пробью вам башку, обнаружив в конверте чистый лист?
Мэтью пожал плечами:
– Я этого не знал. Но вы уже отобрали у меня кошелек и часы – с чего бы вам яриться из-за каких-то документов?
Миссис Герральд кивнула:
– Стало быть, вы подготовились заранее – нашли конверт и запечатали его сургучом. Умно! Затем направили вора по ложному следу, дотронувшись до кармана. Тоже умно! А мистеру Грейтхаусу, конечно, следовало разгадать ваш приемчик, он ведь стар как мир. Скажете нам еще что-нибудь?
– Да, мадам. Я сразу понял, что вы скоро прибудете в имение. Мистер Грейтхаус бросил смятый конверт на дорогу – то был сигнал для вас на тот случай, если я забреду слишком далеко в поисках лошади и разминусь с вами.
– Верно. Все верно. Но у нас осталось одно важное дело, молодой человек. Мистер Грейтхаус, будьте так добры, откройте доставленный вам конверт.
Он взломал печать и открыл конверт. В уголках его рта заиграла улыбка.
– А! Смотрю, дополнения к договору подоспели.
Он поднял официальный документ, написанный широким размашистым почерком и заверенный полудюжиной жирных подписей.
– Да, они пришли за два часа до нашей встречи с мистером Корбеттом, – сказала миссис Герральд, по-прежнему обращаясь к Грейтхаусу. – Я, к сожалению, не успела сообщить вам, что нашему посыльному будет поручено доставить в целости и сохранности настоящий – и весьма ценный – документ.
Мэтью опустил взгляд на дубовые половицы, вдруг ощутив во рту кисловатый привкус пирога с треской из «Золотого компаса».
– Что ж, подпишу его прямо сейчас.
Миссис Герральд взяла пергамент, села за стол, макнула перо в чернильницу и поставила внизу страницы свою величавую подпись.
– Так дом ваш?.. – спросил Мэтью.
– Да. Осталось несколько вопросов о земельных владениях, но все они будут улажены, как только этот документ доберется до Лондона. – Она улыбнулась. – На почту я его отнесу сама.
– Ну, ты меня разделал, юнец! – взревел Грейтхаус и отвесил Мэтью такой могучий шлепок по спине, что тот едва не вылетел кувырком в сад. Он широко улыбался, – казалось, его квадратные белоснежные зубы были вытесаны на этой самой каменоломне. – Молодчина!
Через некоторое время Мэтью наконец отдышался и обрел дар речи:
– Простите, миссис Герральд, но… ваш план заключался в том, чтобы меня подстерегли на дороге и отобрали конверт. Позвольте узнать, с какой целью?
Пару мгновений она молчала, складывая пергамент, а затем подняла глаза, в которых Мэтью увидел одобрение совсем иного рода… Прямо-таки уважение.
– Ваше прошлое мне известно – Натаниел Пауэрс все мне рассказал. Я также знаю, что двигало вами в Фаунт-Ройале, и ваше стремление к успеху для меня не секрет. Однако я не знала, как вы справляетесь с неудачами. – Она встала напротив и посмотрела ему в глаза. – Как сотрудник бюро «Герральд», вы, разумеется, будете всеми силами стремиться к победе. Однако порой вам придется терпеть поражение – ничего не поделаешь, такова природа вещей и правда жизни. Что же вы станете делать, когда найдете лошадь, – поворотите назад или двинетесь вперед? Вот что мне важно было узнать. Добро пожаловать в бюро! – Миссис Герральд протянула ему руку.
Мэтью осознал, что стоит на важном распутье и должен как следует обдумать свои дальнейшие действия. Одно дело, если бы ему и дальше пришлось иметь дело с ряжеными разбойниками. Но ведь совершенно ясно, что давешнее происшествие на дороге – пустяк и служба ему предстоит крайне опасная. Впрочем, это шанс найти применение своему уму и чутью, продвинуться в том, ради чего судья Вудворд вызволил его из приюта, добиться успеха в этом беспутном и мятежном мире… Разве не стоит хотя бы попытаться?
Стоит, решил он, хотя на самом деле знал это уже тогда, когда выезжал на почтовый тракт.
Конечно стоит.
Он пожал руку миссис Герральд и тут же получил очередной хлопок по спине от Хадсона Грейтхауса. Еще одно такое поздравление, подумал Мэтью, и поздравлять станет некого.
– Вы остаетесь на ужин, – объявила миссис Герральд. – Мистер Грейтхаус приготовит свое знаменитое ирландское рагу с говядиной, тушенной в эле. Сдается, ваша лошадь привязана где-то неподалеку, так что предлагаю вам привести ее сюда, поставить в стойло и задать ей корм. Ключи от ворот висят на крючке рядом с входной дверью. – Она махнула рукой. – Ну, ступайте!
Грозовые тучи все росли и толстели по мере того, как сгущались сумерки, и наконец озорные летние ливни сменились настоящим затяжным дождем. В столовой дома миссис Герральд горели свечи, а дождь все хлестал в окна. Мэтью сидел за лакированным столом орехового дерева. До него понемногу доходило, что рагу Грейтхауса знаменито не столько говядиной, сколько элем, который наливали в котел целыми кувшинами. Мэтью не стал налегать на еду, миссис Герральд съела и того меньше, зато мистер Грейтхаус запил свой тушеный эль еще кружечкой эля и при этом ничуть не опьянел – разве что говорил теперь громче, вознамерившись, как видно, заполнить своим голосом весь дом.
Никто не сказал ему этого прямо, однако Мэтью, прислушиваясь к беседе миссис Герральд и Грейтхауса – о состоянии города, новом губернаторе, главном констебле и прочих подобных вещах, – пришел к выводу, что их связывают не только профессиональные отношения. Она – не просто его начальница. Не то чтобы тут имеет место личная связь, скорее… Какое бы слово выбрать? Духовные устремления? Общая цель? Безусловно, они друг друга уважают, это совершенно ясно по их ответам и используемым оборотам речи, но есть еще что-то сверх уважения. Мэтью подумалось, что Грейтхаус – правая рука миссис Герральд, а может, и второй человек во всем бюро. В любом случае она очень внимательно его слушала, он отвечал ей тем же, и профессиональная любезность тут была ни при чем, скорее – глубокое единение родственных душ.
Пока Грейтхаус хлебал эль и рассказывал о том, как они с миссис Герральд пытаются выбрать помещение для будущей конторы – подходящие места нашлись на Стоун-стрит и Нью-стрит, – Мэтью внимательно разглядывал его и гадал, чем он живет, какова его история. Закатанные до локтей рукава белой сорочки, густые седые волосы, заплетенные в косичку и перевязанные черной лентой… Грейтхаус вполне мог сойти за директора школы, излагающего законы геометрии. Однако слышалось в его голосе что-то военное; уверенность и безотлагательность, необходимые для командования войсками. Габариты его и поразительная ловкость также свидетельствовали об активном образе жизни, как и рваный шрам на левой брови и прекрасное владение шпагой. И еще одна примета говорила в пользу того, что Грейтхаус привык орудовать клинком: правое его предплечье было толще и мускулистее левого.
Он производил впечатление человека, который хочет казаться грубее и неотесаннее, чем есть, решил Мэтью. Порой Грейтхаус уже тянулся за салфеткой, но вовремя себя одергивал, а в пылу разговора, забывшись, все же отирал рот. Человек с прекрасным воспитанием и манерами зачем-то играл роль простака. Мэтью пришло в голову, что он вырос в богатой аристократической семье, но по какой-то причине чувствовал себя уютнее при свечах попроще. Он, кажется, был немного моложе миссис Герральд – Мэтью дал бы ему лет сорок пять или чуть более.
Уж что-что, а вести беседу он умел.
– Вы знали, – сказал он, – что мы находимся недалеко от того самого места, где остров получил свое название? Первые поселенцы привезли индейцам несколько бочек бренди, и те устроили ритуальный пир, превратившийся в попойку. Когда поселенцы спросили аборигенов, как называется сей остров, те с ходу придумали название: Манахактантенк. На их наречии это означало «остров, где все напились». – Грейтхаус поднял в воздух кружку. – За Манахактантенк! – возгласил он и залпом допил эль.
