— Мэвис, — обернулась девочка, — Ты спишь? — На её лице просияла улыбка, а в угольных потускневших глазах появился блеск.

— Я не сплю, — вздрогнул мальчик, протёр слипшиеся глаза маленькими тоненькими пальчиками, — Кто тебе вообще сказал, что я сплю, Беатрисс?

Девочка рассмеялась:

— Ну разве не видно? Я даже слышала, как ты посапывал. Ну признайся уже, Мэвис, что ты случайно уснул.

— А вот и не правда! — испуганно возразил мальчик, — Это тебе показалось. Поменьше детских сказок надо было читать. Вот возьму и расскажу об этом отцу. Он тебе мигом взрослых книг принесёт.

Девочка привстала. Душистый аромат одуванчиков бил в ноздри, чувствовалась лёгкость и простота, которой никогда не почувствуешь в элитном районе центральной части города. Длинное фиолетовое платье смялось, огромные небрежные складки оголяли порозовевшие колени. Беатрисс поправила платье, взмахнула волосами, и с надутыми щеками произнесла:

— Какой же ты дурень, Мэвис. Я про твои увлечения самолётами отцу не рассказываю. Знаю же, что он этого не одобрит.

Беатрисс с обидой посмотрела на брата, повторно тряхнула волосами и развернулась в сторону дома.

— Ну не обижайся, Беатрисс, — опешил мальчик, — Я же пошутил. Думаешь, я хоть что-то осмелюсь рассказать отцу? Он и про мои увлечения потом прознает и тогда всем придётся не сладко. Ну не обижайся, — Мэвис неуверенно положил дрожащую ладонь на плечо Беатрисс, — Мы же друзья, верно?

Беатрисс тяжело вздохнула, обернулась и крепко обняла брата. Она улыбнулась и мягким приторным тоном ответила:

— Друзья.

Беатрисс и Мэвис росли в богатой семье с аристокрачическими корнями. Их отец — знаменитый бизнесмен и уважаемый житель города, привык растить детей в роскоши, но в то же время строгости, в которой и сам когда-то вырос. Каждый день, после исполнения пятилетния к двойняшкам приходили различные учителя и преподаватели, так как, по мнению главы семейства, школа не рассчитана на таких смышлённых и обеспеченных детей. Наверное из-за этого Беатрисс и Мэвис попросту и не общались с другими детьми. Да, они безумно этого хотели, ведь гораздо веселее играть в компании, нежели так, вдвоём. Отец же был категорически против на заявления детей пойти в школу как обычные дети и иметь разносторонний круг общения. Другие дети могут отрицательно на них повлиять, именно так считал Томас Столькгем, их отец.

Мама же — Натали Столькгем, никогда не была против общения детей с другими детьми. Она никогда их не ругала, и в тайне от отца баловала всякими милостями. Например, на прошедший день рождения Мэвиса, она подарила ему макет настоящего самолёта, который теперь находится в кладовой, под замком, до тех пор, пока отец не окажется за пределами ворот. Беатрисс же она украдкой подарила стопку детских книжек, про принцев и принцесс, с добрым, необыкновенно солнечным концом, о добре и зле и никакой неопределённости и никаких фактов, которые кишили в тех книгах, которые обычно предоставлял в пользование глава семейства.

А всё из-за того, что Томас Столькгем не любил ни самолёты, ни девчачьи книжки. Не любил ни шалости, ни детские игры. Он считал, что с самого детства дети должны воспитываться взрослыми, должны расти на взрослой литературе и о хобби и шалостях в их жизни не должно было идти и речи. Матери же он категории запрещал хоть как-то поощрять детей без его согласия. И всё же, тайком от отца, Натали радовала детей подарками и своей яркой, лучезарной улыбкой.

Ещё Натали любила посылать детей на ближайшее поле, отдохнуть от кипы безвкусных занятий и книг, насладиться счастливым детством, наполненым лишь счастьем и бесконечным теплом. Натали сама выросла в строгой патриархальной семье, по исполнению восемнадцати была отдана замуж совершенно за незнакомого человека, пускай и имела в своём окружении достойного претендента. Но её родители, к большому разочарованнию девушки, не сошлись с ней взглядами. Они сочли избранника дочери через чур простым и бедным, в общем, совершенно не достойным для их аристократической крови. Да и перед обществом было неловко показывать дочь, выбравшую бедного и совершенно ничем не знаменитого человека. Поэтому они и решили, без согласия дочери, договориться с заверенными лицами о заключении брака с Томасом. Наверное, именно поэтому Натали старалась воспитать детей не умными, не вежливыми и не порядочным, а добрыми и наивно по-детски счастливыми. Именно сословное неравенство многое решило, как в жизни Натали, так и в жизни Мэвиса и Беатрисс.

***

Беатрисс неохотно подхватила брата за руку и с радостнымися, искрящимися глазами побежала в сторону дома. Огромные винтажные ворота предстали перед глазами. Каждый завиток, каждая рюшечка, говорили об богатстве и почитаемости этой семьи. Ворота скрипнули. Под ногами зашелестели листья газона. Всё та же поляна, только в этот раз без наличия ярких душистых одуванчиков. Каждая травинка блестела под углом солнечных лучей. Пахло свежестью.

— Мэвис, а почему Анабэль нас не встречает? У неё что, сегодня выходной? — с выпученными глазами смотрела на брата Беатрисс.

Мэвис похлопал пушистыми ресницами и с пустотой в глазах произнёс:

— Может, она просто трудится на кухне, вот и не успела освободиться?

Беатрисс неуверенно пожала плечами, тонкими длинными пальцами отворила дверь. Огромный особняк даже внутри источал аристократический, роскошный аромат. Старинная диковинная мебель, картины написанные специально по заказу и обтёсанный из дорогого дерева пол. Беатрисс побежала на кухню, где обычно любила сидеть мама, с раскрытым романом в руках и смотреть в окно. В этот же раз Натали сидела не одна. Рядом с ней сидел невысокий смуглый мужчина с потухшими изумрудными глазами и огромными мешками под глазами. Он что-то, улыбаясь говорил Натали, смотрел то на окно, то в глаза женщине, а то и вовсе куда-то в никуда.

— Мама! — воскликнула Беатрисс, — Одуванчики такие чудесные! Мы застали самый пик их цветения… А этот человек будет у нас работать вместо Анабэль?

Мэвис вышел из-за спины сестры, неуверенно пересёкся взглядом с таинственным мужчиной и что-то смутно пролепетал:

— Мама, а куда пропала Анабэль?

Натали вместе с мужчиной засмеялись в один голос, посмотрели на детей. Натали улыбнулась и мягким тоном произнесла:

— Анабэль взяла сегодня отгул

Ей нужно кое-куда отлучиться. А это — она посмотрела на мужчину, — Майлз, мой старый друг. Мы с ним не виделись уже около десяти лет, я уже и представить не могла, что сегодня он осмелится заглянуть к нам в гости.

На лице женщины просияла улыбка. Эта улыбка вызвала ответные улыбки на лице детей. Беатрисс подпрыгнула, схватила маму за руку и громко воскликнула:

— У тебя тоже в детстве был друг? Это же так здорово, мама! А он тоже твой брат?!

Женщина загадочно улыбнулась, залила кипяток из чайника в кружку и размешала заварку с сахаром и кипятком. Её короткие русые локоны блестели ввиду ярких солнечных лучей.

— Нет-нет, Майлз вовсе не мой брат. Мы просто были соседями, вот и хорошо сдружились в детстве.

Мужчина размешал сахар в чае:

— Натали, у тебя уже такие большие дети… — призадумался мужчина, а затем более весёлым тоном продолжил, — А хотите, я расскажу о том, как ваша мама в детстве попыталась перепрыгнуть забор, а в итоге упала под дерево? Ну или другая история, как Натали репетиторала вальс на поляне и упала прямо лицом в лужу.

Натали неразборчиво начала размахивать руками в стороны. На её лице появился румянец, а щёки было не отличить от перезревших помидоров.

— Прекрати, Майлз! Детям необязательно знать все мои детские оплошности!

Именно в тот, ввиду детских манер, лишённых всякого смысла и всякой вежливости. Именно таким незатейливым тоном, без всяких правил, без всякой притворности и без всякого формального холода, кухня, в которой обычно Натали с Томасом пересекались на ужине, превратилась в кухню, где за одним столом собрались люди, больше похожие на настоящую семью, чем кто-либо более.