Утром, придя на работу, Андрей первым делом поднялся в регистратуру. Из трех журналов, куда записывались заявки, только в одном – столярном, – красовалась на пол-листа размашистая запись: «Андрей Васильевич, срочно подойдите к нам, вы нам очень нужны!!!». Заверена она была нарочито разборчивой подписью: «Гинекология». Он усмехнулся: «Не иначе Лидия Михайловна руку приложила. Шустрая старушенция».
Андрей не любил посещать без надобности это отделение поликлиники. Не в силу того, что, проходя мимо молодых женщин, чувствующих себя в этом месте, как пельмень в тарелке, сыпали ему шуточки в спину, вроде: «А вот и слесарь-гинеколог пришел». Престарелая старшая акушерка, имея, видимо, ещё огромный запас жизненной энергии, замучила его своими бесчисленными заявками. Благо, если бы она ещё помнила то, что писала в журналах заявок, так нет же!
Встречая Андрея, где бы ни случилось, Лидия Михайловна непременно спрашивала его: «Что ж вы, Андрей Васильевич, не выполнили нашу просьбу! Вчера мы записали вам заявочку!». И столько укоризны слышалось в её ласковом голосе, что он в такие моменты терял дар речи. А это было совсем некстати, потому что добрая старушка особенно любила задавать такие вопросы в присутствии главврача, либо Зины Ивановны, что само по себе усугубляло ситуацию до чрезвычайности. Андрею в такое время страшно хотелось, чтобы невесть откуда появился бы журнал, а ещё лучше отремонтированная многопудовая дверь, исправленный замок или починенный кран, чтобы ткнуть ими в наштукатуренное, лучащееся искренней добротой и благожелательностью лицо.
Лидию Михайловну он нашел в ординаторской на своем боевом посту. По своему обыкновению его радетельница пивала чаи в обществе членов своего маленького, но сплоченного коллектива. Таким чаепитиям весьма способствовала щедрость благодарных пациенток. Грех было не воспользоваться дарами от всего сердца исцелённых страдалиц. Лидия Михайловна, как патриарх, ибо проработала она в родной поликлинике со дня её основания, пользовалась среди коллег непререкаемым авторитетом. Посему она никогда не упускала возможности поделится с сослуживицами своим богатым опытом. А где же лучше бы это сделать, как не в такой уютной комнатке, любовно украшенной цветами. Развешенные по стенам яркие календари, на которых были изображены пристрастия из мира искусства, то бишь любимые актеры, дополняли этот любовно ухоженный уголок. И были ещё, (о диво!), в огромной, искусно сделанной клетке чудо далеких тропических стран, – говорливые, брызжущие яркими отливами пера, заморские попугаи.
Всё это весьма располагало к тихим неспешным беседам на различные темы. Особенно любимой среди них была одна, гипнотически притягивающая всё внимание благодарных слушательниц. В ней, как в фокусе, отображалось истинная цель уважаемой профессии: как правильно поставить диагноз, чтобы пациентка лучше осознала гигантские усилия, затраченные доктором на её излечение. И, как следствие этих усилий, была бы соразмерна и её благодарность. А так как старшая акушерка была знатоком этой профессиональной премудрости, слушать её можно было часами, забыв о больных, ждущих своих целителей, обо всём на свете.
Постучавшись, он приоткрыл дверь и просунул голову в ординаторскую. Чаепитие, несмотря на едва начавшийся рабочий день, было в полном разгаре. На столе, среди коробок с конфетами и развернутого шоколада, стоял мастерски разделанный огромный торт. Весь разукрашенный кремовыми розанами обрамленных шоколадной листвой, он представлял собой истинное произведение кулинарного искусства. Вернее, он таким был ещё минуту назад, а сейчас он состоял из отдельных кусков, разложенных по тарелочкам. И, в соответствии с равным статусом участницы чаепития, на каждом из них красовался аппетитнейший полновесный розовый бутон.
За столом сидело человек шесть. Андрей, не желая рассыпать по своему обыкновению комплименты сидящим за столом дамам, упреждающе сказал:
– Всем доброе утро. Лидия Михайловна, какая у вас ко мне возникла надобность?
Та подняла на Андрея свои ясные, удивительно хорошо сохранившиеся для её восьмидесяти лет голубые глаза и сказала:
– Андрей Васильевич, голубчик, очень прошу вас подождать минутки три около моего кабинета. Сейчас придет Светлана Васильевна и у нас к вам будет очень серьезное предложение. Будьте так любезны…
– О чем разговор, Лидия Михайловна, нет проблем.
На диванчике ему пришлось посидеть изрядное количество времени. Видимо, у Лидии Михайловны нашлись весомые аргументы в пользу своей теории дополнительных стимулов. Пришедшая Светлана Васильевна, скрывшись за дверью ординаторской, вероятно, тоже не смогла противостоять им в должной мере. Что ж, заведующая отделением, как и её подчинённые, так же была подвержена простым человеческим слабостям. Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Съев и выпив разложенные на столе яства, разомлевшая компания дружной гурьбой высыпала из трапезной.
– Ой, Андрей Васильевич, простите нас за то, что заставили ждать. Светлана Васильевна провела пятиминутку, а я забыла сказать ей, что вызвала вас с утра.
– Да что вы, не беспокойтесь, я прекрасно провел время за чтением вот этих гинекологических листков. Так сказать, расширил свой кругозор.
– Шутник вы Андрей Васильевич. Вы такой интересный мужчина. Ах, почему я не молода – в вашем обществе так интересно проводить время. Вот Светлана Васильевна у нас молодая и симпатичная, ей и карты в руки. Завидую я ей!
Светлана Васильевна сдержано улыбнулась. Она была ни молода, ни отличалась красотой, разве что в её общем облике проступало некое скрытое, едва уловимое обаяние в те моменты, когда она позволяла себе улыбнуться. Заведующая отделением была весьма сдержанной особой. Она вступала в разговор только тогда, когда чувствовала в этом необходимость. Сейчас, по её мнению, и настал такой момент. Дождавшись паузы, Светлана Васильевна, сказала:
– Андрей Васильевич, у меня к вам есть большая просьба. Мы замерзаем. В прошлом году, если помните, вы утепляли тамбурную дверь, но это не помогло. Вы видите, какие морозы стоят, и все наши доктора и пациенты засыпали нас жалобами на холод, особенно здесь, на нижнем этаже.
– Светлана Васильевна, что ж я могу сделать? В прошлом году вам сюда провели дополнительную врезку батарей отопления.
– Да что вы, Андрей Васильевич – вмешалась в разговор старшая акушерка, – это всё равно, что улицу обогревать. Пойдемте к нашей головной боли.
Лидия Михайловна подвела Андрея к огромной витражной стене. В ней был устроен отдельный вход для посетителей гинекологического отделения посредством внушительного объёма тамбура из забранного алюминием стекла. С патетическими интонациями в голосе она вопросила:
– Оно нам надо? Нет, скажите, что мы здесь имеем? Сплошные дыры в стеклах, которые вы же сами заделываете каждый месяц, потому, что их мальчишки били, и будут бить. Ходить через этот вход никто и никогда уже не будет, так не проще ли будет заделать эту стену?
– Лидия Михайловна, так за чем же дело стало? Вам нужно прямиком на шестой этаж к Тамаре Витальевне, я-то, грешный, здесь причем?
– В том-то и дело, что вы как раз причем, даже очень причем! Мы говорили Тамаре Витальевне об этом, но она и слышать не хочет о нашей проблеме, пока идет ремонт на третьем и четвертом этажах.
– И что?
– Денег нет и всё такое, а у нас нужно ставить капитальную стенку. Даже тепловую завесу установить невозможно, потому как теплом опять будем улицу обогревать. В общем, заколдованный круг!
– Андрей Васильевич, – вновь вступила в обсуждение темы Светлана Васильевна. – Мы решили, так сказать, исправить положение своими силами и вся надежда на вас.
– Я весь внимание, Светлана Васильевна, чем смогу – тем помогу, но я теряюсь в догадках, какой стороной меня можно приложить к этому делу.
– Вас прикладывать не нужно, а вот ваши золотые руки и материалы, которые лежать у вас в подвале нам пригодятся очень. Вы поставите здесь нам стенку. У вас есть железный профиль, а сухую штукатурку мы выпросим у Зины Ивановны. Мы видели с Лидией Михайловной, какую мастерскую вы соорудили у себя в подвале.
